— Ах вот как! А ты уверена, что нельзя рассказать обо всем Грейстоуну?

Августа ошеломленно уставилась на подругу раскрыв рот. Ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.

— Как? Рассказать Грейстоуну, что я проиграла тысячу фунтов в карты Лавджою? Ты с ума сошла! Да ты представляешь себе, как он это воспримет? Господи, каким благородным гневом он воспылает, если я ему признаюсь!

— Что ж, У тебя, наверное, есть основания так считать. Хотя, конечно, вряд ли он будет в восторге.

— Ну, допустим, отсутствие у него восторга по этому поводу я еще смогла бы пережить, — медленно проговорила Августа. — Но что он предпримет, узнав о моем долге? Возможно, мой поступок убедит его в необходимости расторжения нашей помолвки… Мне ни за что на свете не вынести такого унижения. Как мне объяснить ему, что я попала впросак, пытаясь всего лишь его подразнить, и оказалась полной дурой?!

— Да, я хорошо тебя понимаю. У всякой женщины есть гордость. Позволь мне немного подумать. — Салли рассеянно постукивала ногтем по кожаному переплету книги. — По-моему, самый простой способ все уладить — это принести ожерелье мне.

— Тебе? Но я должна заложить его, Салли!

— Вот мы его и заложим. Знатной даме всегда очень сложно заложить дорогую вещь и не оказаться при этом узнанной или случайно замеченной. Но если ты принесешь свое ожерелье мне, я могу послать к ювелиру Скраггза. Он никому ничего не скажет.

— Ах, теперь я поняла! — Августа с облегчением откинулась на спинку кресла. — Да, это просто замечательно. И как мило с твоей стороны предложить мне помощь, Салли! Когда только я смогу отплатить тебе за все?

Салли улыбнулась. На какое-то мгновение ее тонкое лицо озарил отблеск былой красоты, некогда делавшей ее царицей лондонских балов.

— Это мне нужно радоваться, что наконец-то я хоть чем-то сумею отплатить тебе за твою доброту, Августа. Ну, поезжай домой и привези мне ожерелье. К вечеру ты получишь свою тысячу фунтов.

— Спасибо! — Августа помолчала, испытующе глядя на подругу. — Скажи, Салли, а не мог ли лорд Лавджой нарочно втянуть меня в разговор об обстоятельствах гибели брата и воспользоваться моей рассеянностью в игре? Я не пытаюсь оправдаться, но никак не могу отделаться от этой мысли…

— Полагаю, это вполне даже возможно. Некоторые люди весьма неразборчивы в средствах. Он, вероятно, почувствовал твое волнение и использовал его, чтобы отвлечь тебя от игры.

— И заметь, он ни слова не сказал мне о том, возьмется ли доказать, что Ричард не был предателем, верно?

— Полагаю, ему просто нечего было сказать. Да и чем он поможет тебе, Августа? Надо смотреть правде в глаза. Ричарда уже не вернешь, и не существует средства спасти его имя, разве что ты сделаешь это в своем сердце. Ты-то знаешь, что он невиновен, и должна удовлетвориться своей внутренней убежденностью.

Рука Августы невольно сжалась в кулак, и она пристукнула по колену.

— Но должен же быть способ доказать его невиновность всем!

— Согласно моему опыту, в подобных делах наилучшее решение — молчать.

— Но это же несправедливо! — возмутилась Августа. — Как и почти все в нашей жизни, дорогая моя. Кстати, когда будешь уходить, попроси, пожалуйста, Скраггза, чтобы он велел горничной приготовить мне укрепляющий чай, хорошо?

И мгновенно собственные проблемы отступили в душе Августы. Ее охватила глубокая безнадежная печаль. Укрепляющий чай для Салли варили из сока опиумного мака. И то, что сегодня она попросила приготовить его чуть ли не с утра, означало лишь одно: боли усилились.

Августа взяла хрупкую тонкую руку Салли, крепко сжала ее… Обе молчали.

Потом Августа поднялась и пошла к Скраггзу, чтобы передать ему просьбу хозяйки.


— Мне бы следовало ее выпороть, чтобы она неделю не могла ездить верхом. Ее вообще стоило бы запереть и не разрешать никуда выходить без сопровождающего. Эта женщина — просто кошмар! Она безусловно превратит мою жизнь в настоящий ад! — Гарри метался по небольшой библиотеке Салли, потом, чуть не налетев на книжный шкаф, резко развернулся и снова подошел к своей приятельнице.

— О, зато она сделает твою жизнь поистине интересной! — Салли отлила шерри из бокала, даже не пытаясь скрыть ласковой улыбки. — Вокруг Августы вечно что-то происходит, и это замечательно!

Гарри раздраженно ударил ладонью по серому мрамору каминной полки:

— Ничего себе — замечательно! Да от этого можно с ума сойти!

— Ну-ну, Гарри, успокойся. Я все тебе рассказала только потому, что ты, как безумный, требовал объяснить происходящее и я испугалась, что ты начнешь выяснять все сам. Впрочем, если уж ты начинаешь что-либо выяснять, то обычно получаешь искомый ответ. Так что я просто сэкономила твое время.

— Августа должна вскоре стать моей женой, и я имею право знать, что у нее на уме, черт побери!

— Да? Ну что ж, теперь ты знаешь и должен смириться. Ты ни в коем случае не должен вмешиваться в эту историю, понимаешь? Для Августы выплата долга — вопрос чести, она бы страшно огорчилась, если бы ты все решил за нее.

— Дело чести? Какое отношение к чести имеет случившееся? Она по собственному легкомыслию пошла наперекор моим пожеланиям, флиртуя с Лавджоем, и угодила в ловушку.

— Августа уже поняла, что вела себя неосторожно и безрассудно. Ей вовсе не нужны твои нравоучения. Это же обычный карточный долг, Гарри. Его нужно выплатить. Дай же ей поступить по-своему. Ты ведь не хочешь уязвить ее гордость, не правда ли?

— Нет, это совершенно невыносимо! — Гарри внезапно остановился и задумчиво уставился на свою старинную приятельницу. — Салли, не могу же я сидеть сложа руки! Я должен сам поговорить с Лавджоем.

— Ни в коем случае.

— Муж отвечает за карточные долги своей жены, — напомнил ей Гарри.

— Августа пока еще не жена тебе. Пусть она сама все уладит. Ничего, эта история скоро кончится, и, уверяю тебя, Августа получит хороший урок.

— Если бы! Что-то не верится, — пробормотал Гарри. — Черт бы побрал этого Лавджоя! Он же прекрасно понимал, что делает.

Салли ненадолго задумалась.

— Да, я, пожалуй, тоже так считаю. И Августа в итоге пришла к тому же выводу. Она очень неглупа… По-моему, Лавджой отнюдь не случайно задал ей вопрос о брате именно в тот момент, когда она уже собиралась встать из-за стола и вернуться в зал. Если уж чем-то можно было полностью отвлечь ее внимание, так это разговором о невиновности Ричарда.

Гарри рассеянно пригладил рукой волосы:

— Они были, видимо, очень близки с безрассудным мальчишкой?

— Да, и он остался единственным по-настоящему родным ей человеком после гибели их родителей. Она обожала брата. И никогда ни на минуту не сомневалась в его невиновности, в его неспособности стать предателем! Она все на свете готова была отдать, лишь бы смыть позорное пятно с его имени.

— Судя по всему, Ричард Баллинджер был, подобно своему отцу, совершенно неуправляемым и чрезвычайно беспечным малым… — Гарри, перестав мерить шагами комнату, стоял у окна. Уже было далеко за полночь, шел дождь. «Интересно, Августа успокоилась, уплатив свой карточный долг?»— Он вполне мог оказаться вовлеченным в какую-то серьезную игру просто потому, что искал приключений. Возможно, он даже не подозревал, чем обернутся его поступки.

— Представители этой ветви семейства Баллинджеров всегда отличались некоторым безрассудством, однако никто и никогда не мог бы обвинить ни одного из них в предательстве. И честное слово, Баллинджеры всегда яростно защищали собственную честь.

— Говорят, при нем тогда обнаружили какие-то бумаги?

— Да, говорят… — Салли помолчала. — Это ведь Августа нашла его на дороге, ты разве не знал? Она услышала выстрел — за городом звуки разносятся далеко — и сразу выбежала из дома. Ричард умер у нее на руках.

— Господи!

— А те документы обнаружил представитель городского магистрата, присланный расследовать дело об убийстве. И как только о бумагах стало известно, сэр Томас постарался замять дело, использовав свои общественные связи. Однако и его влияния не хватило, чтобы сдержать сплетни. Впрочем, теперь прошло уже два года, и люди понемногу забыли об этом случае.

— Ну и сукин сын!

— Кто? Лавджой? — Как всегда, Салли без особого труда догадалась, о ком думает Гарри. — Да, действительно. Впрочем, в нашем обществе таких немало. И очень часто их жертвами становятся в чем-то уязвимые молодые женщины. Тебе это прекрасно известно, Гарри. Но повторяю, Августа намерена сама постоять за себя. И как я уже сказала, случившееся послужило ей хорошим уроком.

— Да ничего подобного, черт меня побери! — вздохнул Гарри. Однако решение он уже принял. — Хорошо, я позволю Августе самой выплатить этот дурацкий долг и прийти в себя, постараюсь также ничем не уязвить ее гордость…

— А потом? — вопросительно подняла бровь Салли.

— А потом я немного побеседую с Лавджоем лично.

— Я, в общем-то, так и думала. Между прочим, у тебя есть возможность кое-что сделать для Августы. Надеюсь, ты сделаешь это с удовольствием.

— Что же? — посмотрел на нее Гарри.

Салли улыбнулась, взяла в руки бархатный мешочек со столика возле ее кресла, и распустила завязки. Ожерелье блеснуло у нее на ладони.

— Наверное, тебе было бы приятно выкупить это ожерелье.

— Так оно все еще у тебя? А я считал, что ты его уже отослала ювелиру.

— Августа ничего не знает, я сама одолжила ей деньги. — Салли пожала плечами. — В сущности, это был единственный выход…

— Просто тебе стало жаль ее, девчонке пришлось бы навсегда расстаться со своим ожерельем!

— Нет, просто оно не стоит тысячи фунтов, — спокойно возразила Салли. — Это подделка.

— Подделка?! Ты уверена?

Гарри подошел к Салли и взял у нее ожерелье. Потом стал внимательно изучать его на свету. Салли оказалась права. Красные камни сверкали, однако в их глубине не было настоящего огня.

— Да, абсолютно уверена. Поверь, я хорошо разбираюсь в драгоценных камнях, Гарри. Но бедняжка Августа не сомневается, что камни настоящие, и я не хотела ее огорчать. Эта вещица очень дорога ей как память о матери.