— Меня совершенно не интересуют ваши старые кости. Убирайтесь, пока я вам их не пересчитал, милейший. Возвращайтесь назад, к Салли. Я сам позабочусь о мисс Баллинджер.

— Салли собирается отправить ее домой в своей карете вместе с несколькими дамами из клуба, — тихо сообщил Питер уже своим голосом. — Не торопись, Гарри. Никто, кроме Салли и меня, не знает, что здесь происходит. Я буду ждать Августу в саду у Салли. Она в полной безопасности, только проводи ее туда.

— Ты и представить себе не можешь, как успокоил меня, Шелдрейк!..

Питер улыбнулся из-под наклеенных усов Скраггза:

— Это была не моя идея, между прочим. Мисс Баллинджер явилась с собственным готовым планом.

— К сожалению, я вполне этому верю.

— И остановить ее было совершенно невозможно. Она упросила Салли разрешить ей пробраться через сад к твоему дому, и Салли — что было очень мудро с ее стороны — настояла, чтобы я отправился вместе с леди. Собственно, больше мы ничего не могли с ней поделать, оставалось только позаботиться, чтобы она не попала в беду, прежде чем доберется до тебя.

— Ладно, исчезни, Шелдрейк. Твои извинения слишком притянуты за уши, чтобы имело смысл их выслушивать.

Питер снова ухмыльнулся и растворился во тьме, а Гарри вернулся к открытому окну, где стояла, вглядываясь в черноту ночи, Августа.

— Как, разве Скраггз уходит? — спросила она.

— Возвращается к своей хозяйке. — Гарри вспрыгнул на подоконник и снова очутился в библиотеке. Потом закрыл окно.

— Ах как хорошо! Очень мило, что вы отослали его, милорд, — улыбнулась Августа. — В саду очень холодно, и мне ужасно не хотелось, чтобы он слонялся по такой сырости вокруг дома. Вы знаете, его так мучает ревматизм!

— Его будет мучить не только ревматизм… пусть только попробует еще хоть раз выкинуть что-либо подобное, — пробормотал Гарри, вновь зажигая лампу.

— Пожалуйста, не вините Скраггза за мой ночной визит к вам. Это все моя затея.

— Я так и понял, и позвольте сообщить вам, что ваша затея абсолютно непристойная, мисс Баллинджер. Абсолютно пустая, идиотская, достойная всяческого порицания. Но уж поскольку вы оказались здесь, то, может быть, все-таки объясните, что вас заставило рисковать собственной головой и репутацией, чтобы повидаться со мной в столь поздний час и столь странным образом?

— Но это так трудно объяснить, милорд! — огорченно воскликнула Августа.

— Не сомневаюсь.

Она повернулась к догоравшим дровам в камине; ее плащ распахнулся, она явно наслаждалась теплом, исходившим от пышущих жаром малиновых головней. Крупный рубин у нее на груди мерцал в багровых отсветах пламени.

Гарри взглянул на ее прелестную грудь и шею, обнаженные глубоким вырезом вечернего платья, и не смог отвести глаз. Господь милосердный! Да ведь у нее почти вся грудь на виду, лишь немного прикрыта изящными атласными розочками в самых опасных местах. Воображение его дорисовало картину. Он представил себе очаровательные бутоны под корсажем элегантного вечернего платья. Твердые и округлые, они будто созданы для мужских губ.

Гарри отвел глаза, чувствуя, что необычайно возбужден, и постарался взять себя в руки. Он держался в обычной холодноватой манере.

— Я предлагаю вам немедленно начать свои объяснения, какими бы странными они ни казались. Уже слишком поздно.

Гарри оперся на край письменного стола и скрестил руки на груди с выражением сурового осуждения. Было очень трудно продолжать бранить ее: единственное, чего ему по-настоящему хотелось, — немедленно уложить Августу на ковер и прямо здесь предаться с нею любовным утехам. Он подавил тяжелый вздох. Нет, эта женщина околдовала его!

— Я пришла предупредить вас о надвигающейся беде, милорд.

— А могу я поинтересоваться, какая именно беда надвигается, мисс Баллинджер?

Она обернулась и с несчастным видом посмотрела на него:

— Совершена чудовищная ошибка, милорд. Вы, по всей видимости, заезжали к моему дядюшке сегодня днем?

— Заезжал. — Конечно же, она не стала бы предпринимать подобную эскападу, чтобы только отказать ему. Однако Гарри впервые за все это время почувствовал тревогу.

— Дядя Томас не совсем правильно понял вас, сэр. Видите ли, он решил, что вы просите моей руки, а не руки кузины. Без сомнения, ему этого очень хотелось. Он уже давно беспокоится по поводу моего положения — боится, как бы я не осталась старой девой. Он считает, что обязан непременно выдать меня замуж. Иными словами, я боюсь, он уже разослал объявление о якобы нашей с вами помолвке в газеты, так что к завтрашнему утру об этом узнает весь город.

Гарри с трудом оторвал глаза от атласных розочек и уставился на свои до блеска начищенные сапоги. Несмотря на немыслимое волнение в крови, он умудрился говорить совершенно спокойно.

— Понятно, мисс Баллинджер.

— Пожалуйста, поверьте, милорд, мой дядя допустил ошибку из самых благородных побуждений! Я его самым тщательным образом расспросила, и он был абсолютно уверен, что вы просили моей руки. Вы же знаете, какой он. По большей части он живет в совсем ином мире. Он может помнить все имена своих драгоценных греков и римлян, однако, к сожалению, вечно путает имена собственных домочадцев. Надеюсь, вы это понимаете?

— Хм…

— Да, я не сомневалась, что вы все поймете. Вы наверняка тоже страдали от его рассеянности. И все-таки, — Августа стремительно прошлась по библиотеке; плащ развевался у нее за спиной, точно темный бархатный парус, — еще не все потеряно, хотя завтра нам обоим будет трудно, когда столь неожиданное известие дойдет до слуха наших друзей и знакомых. Впрочем, у меня есть план.

— Господи, спаси и помилуй! — пробормотал себе под нос Гарри.

— Что вы сказали? — Она внимательно посмотрела на него.

— Да так, ничего, мисс Баллинджер. Вы, кажется, говорили о каком-то плане?

— Вот именно. А теперь слушайте. Я понимаю, у вас мало опыта в подобных интригах — слишком вы увлечены наукой, так что будьте, пожалуйста, внимательны.

— По-видимому, у вас-то опыт в таких делах значительный?

— Ну, не совсем в таких, если честно, — покраснела она, — однако кое-что в интригах я смыслю. Просто, если вы понимаете, о чем я говорю, требуется определенная ловкость, помогающая воплотить в жизнь свои планы. А также смелость и ум. И потом, нужно вести себя так, будто ничего необычного не происходит, все время сохранять спокойствие. Вы понимаете меня, милорд?

— Полагаю, что да. Почему бы вам не изложить ваш план целиком, чтобы я смог уловить его суть?

— Прекрасно! — Она сосредоточенно нахмурилась и принялась изучать карту Европы, висевшую на стене. — Дело в том, что, как только в газетах появится сообщение о нашей помолвке, для вас будет уже невозможно с честью взять назад ваше предложение.

— Это верно, — согласился он. — Но я и не думал о том, чтобы взять свое предложение назад.

— Вот именно! Вы попались в ловушку. А вот я вполне могу воспользоваться чисто дамской привилегией и возмутиться, что не спросили моего согласия. Именно так я и поступлю.

— Мисс Баллинджер…

— Ах, я знаю, что поползут бесконечные слухи и сплетни, меня назовут бездушной кокеткой и тому подобное. Возможно, мне даже придется на некоторое время уехать из города, однако какая мне разница? В конце концов, вы окажетесь свободным. И вам все будут только сочувствовать. А когда буря уляжется, вы сможете просить руки моей кузины, как и собирались с самого начала. — Августа выжидающе посмотрела на него.

— И это весь ваш план, мисс Баллинджер? — помолчав, спросил Гарри.

— Боюсь, что да, — обеспокоенно пролепетала она. — А что, он вам кажется чересчур простым? Но мы, наверное, могли бы придумать что-нибудь и более хитроумное? Хотя в целом, по моему глубокому убеждению, чем проще план, тем легче его осуществить.

— На вашу интуицию в данном случае, безусловно, следует полагаться больше, чем на мою, — пробормотал Гарри. — А что, вас так беспокоит возможность оказаться помолвленной?

Ее щеки предательски покраснели и она отвела глаза:

— Это совсем неважно, сэр. Дело в том, что вы просили не моей руки, а руки Клодии. И кто может вас за это винить? Я, например, отлично понимаю вас… Хотя должна предупредить: я не уверена, что ваш брак с Клодией будет счастливым. Вы с ней слишком похожи — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду…

Гарри поднял вверх ладонь, пытаясь прекратить ее словесный поток:

— Мне, видимо, следует кое-что прояснить, прежде чем мы продолжим обсуждение вашего плана.

— Что же?

Он посмотрел на нее с легкой загадочной улыбкой: ему явно очень хотелось предугадать, какова будет ее реакция.

— Ваш дядюшка ничуть не ошибся. Именно вашей руки я просил, мисс Баллинджер.

— Моей?

— Да.

— Моей руки? Вы просили моей руки, милорд? — Она ошеломленно смотрела на него.

Больше Гарри выдержать не мог. Он выпрямился, отошел от стола и, решительно приблизившись к Августе, взял ее дрожащую руку, поднес к губам и нежно поцеловал:

— Вашей руки, Августа.

Пальцы у нее были ледяные, она вся дрожала. Не говоря больше ни слова, Гарри привлек ее к себе. Какая она хрупкая, мелькнуло у него в голове. Тоненькая талия, изящная линия спины, мягкий изгиб бедер под розовым платьем…

— Милорд, я ничего не понимаю, — еле слышно прошептала Августа.

— Ничего удивительного. Но может быть, это вам что-нибудь объяснит…

Гарри наклонился и поцеловал ее. Впервые он по-настоящему обнимал свою невесту. Разумеется, если не считать тот невинный поцелуй, которым она одарила его в библиотеке Энфилда вчера ночью…

Он целовал ее так, как ему мечталось в течение нескольких последних ночей, когда он лежал в своей постели без сна.

Гарри не торопился. Он легко касался разомкнутых губ Августы, прекрасно понимая и охватившее ее смятение, и женское любопытство, и неуверенность. Однако сила ее ответного чувства мгновенно разожгла в его душе пожар; ему безумно хотелось охранять ее, уберечь от какой-нибудь опасности, и вместе с тем не менее сильным было и желание немедленно овладеть ею. И это желание затмевало разум, кружило голову.