В. Андреев - Встреча влюбленных

Поначалу Алака была ассистенткой то у одного, то у другого артиста, но постепенно Берджу стал доверять ей некоторые роли в представлениях, повествующих о жизни бога Кришны. У девочки была хорошая память, и она уже знала наизусть много стихов из «Рамаяны» и куски текстов из «Бхагавадгиты». В белом одеянии пастушки она изображала маленькую Радху, а порой и самого Кришну, исполняла на флейте несколько мелодий. Участие Алаки в выступлениях придавало программе содержательность, красочность и лиричность. В чисто цирковые элементы Берджу ввел сцены из жизни героев эпоса, сказок, фольклора.

Бету и Алаке приходилось заучивать наизусть много текстов. Каждое утро, после молитвы и завтрака брат и сестра садились за книги и тетради, в которые Берджу записывал сценарии. Алака обладала прекрасным музыкальным слухом и голосом. Под звуки флейты и барабана она очаровывала зрителей своим голосом.

Берджу был очень доволен девочкой. Он умел без лишних напоминаний заставить своих питомцев отдаваться делу с профессиональной серьезностью и жертвенностью. За видимой легкостью их выступлений стоял кропотливый и упорный труд. Животные — обезьяна Божанди и пес Бахадур — соблюдали дисциплину естественно, по закону чутья и своему уму, поскольку видели и чуяли в своих друзьях Алаке, Бету и великом Берджу полное понимание их природы. А понимание, безусловно, рождает поступки. Берджу был не только дрессировщиком, но и учителем жизни для своих животных. Он умело и ненавязчиво показывал им, чем живет бедный человек, что ему нужно и каким образом он добывает свою пищу; что такое базар, и за какие предметы, то есть деньги, дают тот или иной продукт или товар. Поскольку ассортимент был невелик и приближался к стандарту, как и дневной бюджет семьи, животные со своими обязанностями справлялись вначале под контролем Берджу, потом Бету, а последнее время их работу по дому стала «контролировать» Алака.

В обязанности Алаки и Берджу входило мытье посуды, а Бету стирал одежду и белье. Божанди бегала за стиральным порошком. Бахадур в основном таскал грузы и сторожил их, когда тот или иной член семьи отлучался. Эта система день ото дня все более отлаживалась и оттачивалась с такой же точностью, как и каждый элемент их выступлений.

Очень редко Берджу устраивал лекции-нотации, наглядные для пса и обезьяны, показывая, как, где и у кого и что покупать. В их квартале этих покупателей уже знали в каждом магазине и у каждого лотка — от продавцов бетеля до мясников и торговцев прохладительными напитками и фруктами. Дхоби из касты прачек считали Бету своим другом вместе с Бахадуром и Божанди.

Жизнь их была нелегкой, но достойной. Никто в семье хлеба даром не ел.

Прокричали первые петухи, предвещая рассвет, потом вторые, третьи… Было очень тепло. Ветер с востока навеял легкую свежесть. Солнце вот-вот должно было вынырнуть из-за кромки леса. Над рекой еще висело легкое сари тумана. Пели птицы. Кричали дрофы и павлины. В небе появились грифы. Мальчишки бежали к реке на рыбалку.

Берджу спал во дворе, на циновке. Пес Бахадур уже сидел на задних лапах. Остаток кости от его ужина был надежно припрятан. Он все время думал о ней, с трудом отгоняя от себя эти мысли. Но распорядок дня никто не смел нарушать.

«Не стоит горевать, скоро подойдет время завтрака, — подумал он. — В доме напротив все уже встали, а наши «господа» спят! И до чего же смешная эта Божанди! Как это она спит на ветке? Не понимаю».

Вдруг он увидел сухощавого старика, который подоив корову, вышел из хлева, поблескивая оцинкованным ведром, полным молока. Молоко сильно пахло скошенной травой и коровьим потом. Бахадур сморщил нос, увидев пенное кружево молока.

«Ужасная пакость, — мысленно заключал пес, — но Алака и Бету почему-то очень любят его».

Коров Бахадур терпел, но ослы, которые таскали на себе корзины с бельем, очень раздражали его, потому что ни один из них никогда не помог ни Бету, ни ему. Размышления утомили пса, и он стал рассматривать ствол акации, по которому ползла ящерица.

Внезапно кто-то осторожно погладил его по спине против шерсти. Бахадур хотел совершить ошеломляющий прыжок с поворотом и арабским сальто, но вовремя сообразил, что это была разбойница Божанди. Они вошли в дом, где с вечера для них был приготовлен кошелек, в каждом отделении которого лежало определенное количество рупий, завернутых в бумажку, соответствовавшее стоимости каждого продукта в отдельности, а также целлофановые пакеты и две холщовые сумки. Божанди взяла кошелек, ибо она была казначеем, и пустые сумки с ловкостью, присущей только ей, дала легкий подзатыльник Бахадуру, и они помчались на рынок. По настоянию Бахадура, вначале они посещали толстого мясника из касты паси — «усатое чудовище». Мясник встретил своих постоянных покупателей почему-то с хохотом и всякими словами и восклицаниями, похожими на те, которые издает Бахадур, когда бывает раздражен. Он отвесил полкило баранины от бедра и два ребра.

— С вас три рупии, господа фокусники! — прорычал он, улыбаясь.

Божанди, ловко изъяв из кошелька бумажный сверточек с надписью «мясо — пять рупий», отдала его продавцу. Толстяк пересчитал деньги и добавил еще кость.

— Это тебе за верную службу своему господину, — сказал он, обращаясь к Бахадуру.

Пес ткнулся носом в массивный живот мясника и из вежливости дал ему лапу. Тот пожал ее и вдобавок еще и потряс.

Итак, начало положено. Покупатели, вдохновленные первым успехом, весело последовали дальше. Божанди совершала длинные прыжки, а пес шествовал важно, баранкой закрутив пушистый рыжий хвост.

«Его хвост похож на баранку «джипа», — подумала Божанди, из головы которой никак не выходил этот пресловутый «джип». — Когда-нибудь я все-таки прокачусь на нем с ветерком!»

На этом обезьянке пришлось прервать свои «розовые мечты», поскольку ее взору предстали горы фруктов и овощей, из-за которых едва виднелись головы торговцев.

Хануман с привычной ловкостью, не глядя, привязала сумку к ошейнику пса и, словно птица, легко опустилась на край лотка своего давнего друга — торговца фруктами дядюшки Манни.

— Пришла, дорогая? Ну, чего тебе сегодня, а? — с добродушной улыбкой спросил Манни, погладив обезьяну по круглой голове.

Вообще-то Бахадур не ревновал, когда замечал разницу в отношении к себе и Божанди со стороны продавцов и зрителей. И те и другие почему-то проявляли к ней особенное почтение. Он отвернулся. Тем более что овощи и фрукты отнюдь не вызывали в нем ни малейшего интереса в противоположность тому восторгу, который охватывал его партнершу и, конечно же, подругу Божанди при виде этих плодов. Бахадур стоял рядом, спокойно придерживая сумку нижней челюстью, а хануман, неспеша, со знанием дела брала фрукты. Прежде чем опустить очередной плод в сумку, она тщательно осматривала его, выставляя в поле зрения хозяина. Набив почти полную сумку всевозможными фруктами и помидорами, Божанди подала ее хозяину и вытащила из кармана оранжевой жилетки кошелек.

— Так! Манго — три рупии за килограмм, кокосовый орех, полкило, — две рупии, яблоки, груши, бананы… помидоры уступлю за четыре рупии, — смеясь, сказал дядюшка Манни, — итого десять рупий!

Хануман вытащила из кошелька бумажный сверточек с надписью «овощи, фрукты — шесть рупий». Не хватало четырех рупий.

— Ну, ладно! Помидоры я тебе дарю!

Старые знакомые подали друг другу руки и расстались.

По пути домой они остановились около храма. Божанди взяла сумку с плодами и, зайдя внутрь, поставила ее перед изваянием бога Ханумана. Так делали Берджу и Бету, когда учили ее делать покупки. Посидев неподвижно минут пять перед изображением Бога, Божанди с тяжелой сумкой вернулась к ожидавшему у паперти Бахадуру, и они быстро направились домой.

Притащив домой продукты, друзья обнаружили, что их великий Берджу и его милые дети еще спят крепким сном, хотя солнце уже поднялось. Недолго думая, Бахадур взял бидон и помчался к соседу за молоком.

— Многодетным — без очереди! — с улыбкой сказал молочник и доверху наполнил бидон.

Когда он вернулся, Божанди взяла бидон из пасти пса и поставила его на стол.

Бету сладко посапывал на циновке. Бахадур решил стащить с него одеяло. Мальчик проснулся и, позевывая, поприветствовал пса и ханумана. Алака спала у стены на мягком коврике. Бахадур неслышно подошел к девочке и лизнул ее в щеку.

Спустя несколько минут дети уже умывались под водопроводной колонкой. Затем они совершили утреннюю молитву. Стройные детские голоса огласили стены хижины.

— О, наш великий Боже! Спаси нас! — повторили они три раза, смиренно сложив ладони лодочкой у подбородка. После этого Бету расчесал Алаке ее прекрасные вьющиеся волосы, а она сама заплела их в косу, на которой завязала бантом красную ленту.

— Пойду будить отца! — сказала она и вышла во двор, где крепко спал Берджу, сильно уставший минувшим днем.

Алака тронула его за плечо.

— Вставай! Не надо так долго спать! Подъем! — приговаривала она, подражая отцу, который так же порой будил ее ранним утром. — Вставай, а то проспишь все на свете! Вот соня! — настаивала девчушка, но отец не шевелился.

Тогда она взяла ведро и пошла к колонке. Набрав в ведро воды, она вернулась и, подойдя к спящему Берджу, обрызгала его.

Увидев, что отец встрепенулся и быстро приподнялся, она сказала:

— Ага! Вот так! — и засмеялась.

— Зачем ты разбудила меня? — сонным голосом пробормотал тот, прищурившись. — Мне снился такой хороший сон!

продекламировала Алака звонким голосом стихи из программы выступлений.

— Проклятая судьба, — ответил ей Берджу, поднимаясь с циновки, — под ее дудку пляшет каждый родившийся. А меня она заставила плясать под стук барабана. И все за кусок хлеба! — он улыбнулся всей своей «команде» и поприветствовал всех.