К ней пришли успех и слава, а с ними — безбедная жизнь. Однако ощущение одиночества, обиды и житейской неустроенности не покидало ее. Она уже давно могла бы удачно выйти замуж, но была холодна ко всем предложениям, чувствуя, что ей необходимо проанализировать свое душевное состояние, свое отношение к прошлому, к потере ребенка, которого она так и не смогла вычеркнуть из своей памяти, и только потом сделать выбор.

Иногда Анита подходила к родному дому, великолепному дворцу, где она родилась и выросла, и ее душили слезы. В такие минуты девушка чувствовала себя потерянной и несчастной.

Только искусство, великое искусство индийского эпического танца, язык движений, музыка и песни, могло уносить ее от тяжелых воспоминаний, от ощущения своей отверженности и помогало забыть несчастья, которые выпали на ее долю. Жизнь шла своим чередом, а с ней уходила и молодость Аниты…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В прибрежном районе Бомбейской провинции снимали второй урожай риса. Крестьяне от мала до велика находились в поле, на плантациях.

Мелькают разноцветные ангочхи на головах загорелых, голых до пояса мужчин. На их бедрах концы дхоти были тщательно подобраны.

На легком горячем ветру реют пестрые ситцевые сари женщин.

Плывут заунывные и веселые песни.

В самом разгаре сухой период уборки урожая — раби.

Берджу и его семья подрядились собирать рис и его разные сорта у зажиточного крестьянина Виджая. Пыль застилала глаза. Ручьи пота, стекая по лицам работавших, орошали землю.

Бахадур то и дело бегал с небольшим цинковым ведром к бочке, где веселый парень наполнял его ключевой водой.

Божанди играла с кудрявой Алакой, которой пошел уже пятый год.

Бету работал рядом с отцом без отдыха, не уступая ему ни в скорости, ни в умении.

Они трудились уже вторую неделю, а по вечерам, правда редко, давали небольшие представления в окрестных деревнях. Но главной их задачей было пополнить запасы риса — основной пищи бедняков.

Алакой девочку назвал Бету. А было это так. Однажды он подошел к отцу и сказал, что у его маленькой сестры красивые вьющиеся волосы.

— А помнишь, отец, ты рассказывал мне легенду об Алаке, небесной деве, чье имя означает «женщина с красивыми вьющимися волосами»?

Отец похвалил сына за поэтичность, память и умение мыслить.

— Тем более, — сказал Берджу, — все наши имена начинаются на букву «Б», пусть имя девочки будет начинаться с буквы «А». Алака! Звучит великолепно! — и он несколько раз вслух повторил имя, наслаждаясь сочетанием его звуков.

После окончания полевых работ, однажды вечером, Виджай пригласил Берджу в гости. Фокусник с благодарностью принял приглашение, зная, что там будут его друзья.

— Божанди, ко мне! — скомандовал Берджу.

Хануман прыгнула на правое плечо хозяина и обняла его за шею.

— Нет-нет, Божанди, сядь на лавку.

Та повиновалась, хотя было видно, что она не совсем довольна. Это не ускользнуло от взгляда Бахадура.

— Слушайте меня внимательно все!

Алака устроилась на коленях у отца, играя куклой, подаренной ей на одном из выступлений.

— Я и Бету идем в гости. А вы поужинайте, уложите Алаку спать и можете заняться своими делами. Бахадур, сторожи дверь!

Пес, завиляв хвостом, пролаял и сел у двери.

Бету быстро покормил Алаку рисовой кашей с топленым коровьим маслом, а Божанди вручила ей спелое, сочное манго.

— Идем, Бету, тебе надо побывать в гостях. Я уверен, что там ты услышишь много интересного и нужного для тебя.

Отец с сыном направились к дому дядюшки Виджая, который дал им возможность довольно хорошо заработать.

— Теперь, отец, мы обеспечены рисом. На месяц хватит?

— Пожалуй, Бету. А ты молодец, хорошо работаешь. Правда, силы надо беречь для выступлений. Спина не болит? — заботливо спросил отец.

— Нет, отец. Руки — немного, но это скоро пройдет.

— Пройдет… пройдет, — пробормотал Берджу себе под нос, думая о том, что Бету скоро исполнится восемь лет и пора бы ему в школу. Но как это сделать? Где достать для этого денег, хотя бы на учебники? — эти вопросы все чаще и чаще мучили Берджу.

«Ведь он необыкновенно способный мальчик, ему бы немного образования! А там, глядишь, и у него, может быть, открылись новые способности… Вот незадача!» — мысленно сокрушался Берджу.

С пяти лет Берджу научил мальчика читать и писать. Рассказывал ему много легенд, сказок, читал «Бхагавадгиту» и упражнял его в культуре речи, учил логике и любви ко всему живому.

— Отец, о чем ты задумался? — спросил мальчик.

— Да так, о своем, Бету, — грустно ответил тот.

— Не волнуйся, отец! Разбогатеем, а потом я пойду учиться! — угадав его мысли, мечтательно и с восторгом проговорил Бету. — Я обязательно буду учиться, вот посмотришь!

— Вот и я думал об этом, сынок!


Окна в доме Виджая светились. Два светлых прямоугольника лежали на темной траве.

В просторной комнате за длинным и широким столом уже сидело с десяток крестьян. Некоторые из них так же, как и Берджу, пришли с ребятишками. На столе стояли вино, мясо и рис.

— Дорогие гости, — торжественно произнес дядя Виджай, — надо выпить за наш урожай, и возблагодарить Творца за то, что он не оставляет детей своих без хлеба насущного.

Все дружно выпили вина. Ели почти молча, но когда насытились, пили еще и еще. Виджай вина почти не пил. Он и его сосед любили чарас — опьяняющий напиток, приготовленный из цветов конопли.

— Дядя Виджай, вы любите чарас не меньше самого Рагху — одного из царей солнечной династии! — заметил Берджу.

— О, Берджу! Я чту предка Рамы! — весело ответил Виджай.

Итак, начало беседы было положено — «великий» фокусник мог делать это довольно искусно.

По индийской традиции на подобных «вечеринках», сборах друзей, большое значение придавалось не возлиянию и жертвоприношению в честь тех или иных богов, в зависимости от причины и сути встречи, а разговору, обмену мыслями.

С психологической точки зрения эта форма вполне жизнеспособна. Человек в одиночестве может разговаривать с книгами, то есть опять-таки с людьми, живыми или мертвыми. В отшельничестве — с природой, Богом. Но в жизни повседневной лучшее мышление — в конкретных образах, в реальных людях, принародно, не через театр, хотя театр и есть одна из форм соборного обмена мнением, но все же односторонняя.

Такие беседы напоминают сократовские, когда древние римляне возлежали и волшебной струей фалернского вина «гоняли мысли по телу».

Искусство духовного общения в Индии очень развито. Умение слушать — отличительный дар собеседников. Разговор должен идти не на уровне слов, а выявить что-то, стоящее за словами, то, что на уровне сердца. В такой атмосфере беседа превращается как бы в совместную медитацию на ту или иную тему. Беседы такого рода на хинди именуются сатсангом. Их самая характерная особенность — направленность в сторону высокого, вечного, беспредельного…

Сама беседа, вне зависимости от ее конечного результата, считается наградой за то хорошее, что человек совершил в этой или прошлой жизни…

— Берджу! Вы не пьете вина?! — дружелюбно спросил его сосед по застолью и друг — усатый, с проседью в волосах крестьянин.

— Мне мои коллеги строго-настрого запрещают это!

— Особенно Бахадур! — вставил Бету.

— Понимаем, понимаем! Животные не любят спиртного и пьяных. Это хорошо! — заметил дядя Виджай. — Но, Берджу, попробуй моего напитка! Сам делал! Какой запах! Нынче конопля цвела обильно! — и он поставил перед Берджу небольшую глиняную чашку.

В комнате стало уютнее и теплее. Глаза присутствующих подобрели. Исчезли морщинки у глаз и ртов. Отдохновение пришло в сердца тружеников. Пора и о душе подумать.

— Наша жизнь, — сказал Берджу, — отравляется мыслью о смерти, тенью неизвестного. А все оттого, что часто мы выпускаем из рук посох веры… А вера — это великий Ангел-хранитель на пути человеческого познания. Это — истинный вестник и помощник человеку. Ведь если бы Бог открыл нашему мышлению то, что ждет нас после разрушения нашего тела, могла бы исчезнуть жизнь на земле. Кто бы из вас в поте лица своего пахал, сеял и собирал урожай, мучился, страдал, болел, если бы знал, что там, на том свете, — благо? Но Бог «завесил» наше сознание. То тайна великая есть! — Берджу, как истинный артист, поднял палец кверху. — Но есть великий Ангел-хранитель — вера. Ее нам дали Великие Святые, вернее, дал Бог через них.

Все слушали поучительную речь Берджу со спокойствием и пристальным вниманием, переживая в воображении и душе каждое его слово и интонацию.

— Редким, избранным людям, — продолжал Берджу, — Творец открывает тайны бытия в раннем возрасте. Вы ведь все являетесь свидетелями, что именно в позднем возрасте, в старости, человеку по частям открываются тайны жизни. Всеобъемлюще тайна не открывается никому, а только по отдельным частям. Отсюда и вера у людей разная и порой сектантская, а не гармоничная. Даже Будда, великий Просветленный Гаутама, принес нам лишь часть тайны!.. — Берджу умолк.

— О, Берджу сладкоголосый! — негромко начал хозяин. — Я часто представляю Гаутаму. Каким он был, этот сын царя? Мне, землевладельцу из касты вайшьев, хотя здесь присутствуют мои друзья из каст паси, занимающиеся животноводством, шудров, выполняющие самую черную работу, чалматы — кожевники, но мы все — труженики… На грешной земле живет обезьяна, живут кошка и собака… Так, извините, я о Будде… Этот сын царя — не чета нам, беднякам — оставил богатство царства Капилавасту, и пошел к людям, проповедуя им истину, терпя лишения… Мне однажды приснился сон… Вижу я нашу вот эту улицу. Идет по ней Пресветлый Будда, тихо и скромно, в желтом одеянии, с чашей для подаяний в руках, погруженный в думы. Его спокойное лицо не было ни радостным, ни грустным, оно как будто освещалось улыбкой изнутри. Со скрытой улыбкой, спокойно, напоминая здоровое дитя, шел вперед Будда, ставя ногу так же, как и все его монахи, по точно предписанным правилам. Но его лицо и походка, его тихо опущенный взор, его свисающая рука и даже каждый палец на этой опущенной руке дышали миром, дышали совершенством. В них не чувствовалось никаких исканий, никакой подражательности; от них веяло кроткой неувядаемой безмятежностью, неугасимым светом, неугасимым миром…