— Ахтар, зачем все это? — бросилась к нему мать. — Что происходит?

Наваз усадил своих гостей, поклонился всем присутствующим и, не давая матери никаких объяснений, вышел. Через минуту он вернулся, неся в руках реликвию дома — старинный Коран, принадлежавший еще его прадеду.

— Прошу всех собравшихся здесь выслушать меня, — торжественно сказал он, прижимая Коран к груди. — Я, Ахтар Наваз, сын Сардара Наваза, в присутствии свидетелей даю госпоже Фейруз, дочери господина Сафара Малик Амвара, развод.

— Что? — закричала Фатьма, хватаясь за голову.

— Развод! Развод! Развод! — отчетливо повторил Ахтар.

Фейруз смотрела на его лицо и видела перед собой совсем другого человека — не того Ахтара, который был рядом с ней все это время. В глазах его была радость, вымученная, выстраданная радость больного, встающего после тяжелого недуга. Он произносил слова отречения от нее, которую любил так, что пошел ради чувства на предательство, и говорил это так, будто отказывался от своего греха, от своей неправоты, от обуявшего его самолюбивого и ничтожного зверя, способного бороться за счастье, убивая других. Как, когда произошло в нем это превращение? Почему она не заметила его — ведь в ее сердце никогда не было к нему ненависти, а только жалость, да еще, может быть, презрение к его слабости, недостойной мужчины. И вот теперь Ахтар, ее неудавшийся муж, превращался у нее на глазах в того сильного и гордого человека, которого знал когда-то Джавед, звал своим другом и даже доверил ему самое дорогое — свою возлюбленную.

Однако то, что Фейруз воспринималось как долгожданное пробуждение прежнего Ахтара, остальным казалось чудовищным, беспричинным и оскорбительным поступком безумца.

Если бы взглядом можно было испепелить, то вместо Наваза на ковре лежала бы горка пепла — так смотрел на него старый Малик Амвар. Такого унижения он не испытывал ни разу в жизни. Его дочь, его Фейруз, красавица, умница, самая прекрасная девушка на свете, изгоняется из дома своего мужа, недостойного даже стоять рядом с ней! За что? Малик Амвар никогда бы не поверил, что Фейруз могла совершить что-нибудь дурное. Чем же она не угодила этому ничтожеству, не сумевшему оценить тот незаслуженный дар, который получил от судьбы?

«Моя Фейруз недостаточно хороша для Ахтара из рода Навазов! — заскрипел зубами старик. — Он прогоняет ее, как развратницу или бесплодную, выбрасывает, как ненужную вещь!»

Он молчал, хотя хотелось кричать, броситься к этому бесчестному юнцу, опозорившему самое дорогое, что было у отца, — его дочь, наносить удары по этому ненавистному лицу, на котором застыло торжество. «Отчего он так рад, что за подвиг совершил этим утром? — думал Малик Амвар, пытаясь истолковать непонятную радость, которой светилось его лицо. — Сломал жизнь ни в чем не повинной женщине? Унизил ее отца? Стоит ли так гордиться этими достижениями?»

— Что ты сказал? Что ты сказал, несчастный?! — закричала Фатьма, хватая сына за плечи и встряхивая его с силой, которой никто бы не мог заподозрить в этой хрупкой женщине.

— Я дал ей свободу, мама, — почти весело ответил Ахтар.

— Свободу? Развод — это свобода для женщины? — Фатьма даже отступила, услышав такую нелепость. — Посмотрите, да он сошел с ума! — обернулась она к родителям Фейруз. — Он не ведает, что говорит!

Сария подошла к дочери и попыталась ее обнять, но та чуть заметным движением освободилась от ее объятий. Фейруз хотелось прийти на помощь Ахтару, но она не знала, как. Может ли женщина, которой муж только что объявил развод, выступить в его защиту? Или своим заступничеством она только повредит ему в том непростом деле, которое он задумал?

— Скажи, чем она провинилась? — Фатьма подтолкнула сына к Фейруз. — Как твой язык повернулся произнести такое? Ты опозорил наш род!

— Согласен, я опозорил наш род, — усмехнувшись, признал сын. — Вы еще не знаете, как низко я пал, мама! Фейруз ни в чем не провинилась передо мной. Она чиста и прекрасна, как ангел. Я стану кричать об этом на всех перекрестках города. Все дело во мне. Я не хочу быть ее мужем.

— Ты… Ты… — Фатьма совершенно не знала, что делать с человеком, который говорит такую чушь.

Она вконец растерялась и, не придумав ничего другого, влепила ему пощечину, которую Ахтар принял весьма спокойно.

Однако именно его благодушие больше всего бесило отца Фейруз. Старик решил, что с него вполне достаточно на сегодня.

— Ваш сын использовал свое законное право, госпожа, — поклонился он Фатьме. — Он не хочет жить с моей дочерью, и я не стану настаивать на этом. Я запомню оскорбление на всю жизнь.

Малик Амвар подошел к Фейруз и заглянул ей в глаза.

— Доченька, тебе было суждено пережить это, — тихо сказал он. — Мне больно сознавать, что я сам отдал тебя этому человеку. Прости меня, Фейруз.

Дочь с испугом смотрела на него — она боялась, что он заплачет. Увидеть отца в слезах, да еще из-за нового акта пьесы, которую сама же помогала сыграть, — это было невыносимо тяжело ее сердцу, любящему старика несмотря ни на что.

— Папа, вам не за что винить себя, — быстро сказала Фейруз, стараясь переломить его настроение, отвести от опасной черты — он никогда бы не простил себе, если бы кто-нибудь видел его слезы. — Я благодарна вам за все.

Дочь прижалась к широкой груди отца, потом взяла его руку и коснулась ее губами.

— Пойдем, Фейруз, — проговорил он, с признательностью улыбаясь ей. — Ты поддержала меня в трудную минуту.

Он обнял ее за плечи и, сделав жене знак следовать за ними, пошел к двери.

Муджтахид тоже стал подниматься с дивана. Он так и не проронил ни слова за все время, проведенное в доме Навазов. Лицо его было печально. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что все происшедшее здесь наполнило его душу горечью и стыдом за правоверных, так легко обращающихся со священными узами брака.

Сопровождающие его, напротив, казались довольными необычным спектаклем, свидетелями которого они явились. Первыми узнать о крупнейшем за несколько лет скандале в Лакхнау — это немалая привилегия, способная создать им репутацию хорошо осведомленных и вхожих в лучшие дома людей.

Фатьма оцепенело смотрела, как расходятся участники трагедии. Ей казалось, что это распалась на части вся ее жизнь, и теперь течение бурной реки уносит обломки. Еще немного — и все будет кончено, глубокий разлом отделит ее от них. Здесь присутствуют все составляющие ее мира: муджтахид олицетворял для нее отношения с верой, которыми она так дорожила; его сопровождение — ее репутацию в городе, молву, что шла о семье в самых разных его кругах; Малик Амвары — связи, существующие между ее семьей и другими равными по положению домами. Все вместе они составляли то, что называлось «честью» семьи, ее славой. И этому противостоял сейчас ее сын, решивший разрушить то, что она берегла, терпя унижения, которым подвергал ее муж, неся тяготы управления имуществом, требующие постоянной заботы, изо дня в день укрепляя престиж своего рода.

Неужели они сейчас покинут эту комнату, и все, ради чего она жила, будет разрушено? Ее доброе имя вываляют в грязи, тысячи кумушек будут зубоскалить на ее счет, а их род навсегда лишится того, чего заслуживает, — уважения окружающих?

Нет, она не допустит этого, пусть даже ей придется пожертвовать сыном. Конечно, она охотнее отдала бы за спасение чести свою жизнь, а не Ахтара. Но если это невозможно, то она откажется от него, посмевшего поставить под удар то, что не ему одному принадлежало — гордое имя Навазов!

Фатьма метнулась к Малик Амвару и бросилась перед ним на колени.

— Прошу выслушать меня ради всего святого! — взмолилась она.

— Думаю, нам не о чем говорить, — сурово отрезал старик, делая шаг к двери.

Но Фатьма опять встала между ним и выходом.

— Сжальтесь над несчастной женщиной, не заслужившей такой беды, — она сложила у груди руки, заклиная дать ей несколько мгновений.

Малик Амвар не смог отказать Фатьме — он вдруг увидел в ней такого же раздавленного случившимся старого человека, как он сам. Он остановился и протянул к ней руки, стараясь поднять с колен несчастную Женщину.

Муджтахид тоже замер на полпути, с удивлением глядя на Фатьму. «На что она надеется? — думал он. — Разве можно склеить блюдо, которое разбито на тысячу кусков?»

— Господин Малик Амвар! Перед вами, вашей супругой и вашей дочерью я клянусь, — громко сказала Фатьма, глядя прямо в глаза старику отцу, — что мой сын умер для меня.

— Мама! — ошеломленно вскрикнул Ахтар.

Фатьма даже не обернулась в его сторону.

— Да, у меня нет больше сына! — повторила она. — Фейруз вошла в этот дом и стала моей дочерью. Она останется ею навсегда. А с нею в этом доме останется то, что жило здесь много веков — его честь. Лишенным чести нет места под этой крышей.

Ей показалось, что Малик Амвар смотрит на нее с испугом — и она не ошиблась. Глядя на эту женщину, отказавшуюся только что ради чести от родного ребенка, он вспомнил внезапно, как совсем недавно был готов убить Фейруз, чтобы не нанести вреда собственному доброму имени. Тогда это казалось ему естественным и даже достойным поступком, но теперь… Теперь было просто страшно. «Что мы делаем с нашими детьми, — подумал он, озаренный внезапным прозрением. — Они просто заложники наших отношений с окружающим миром, мы расплачиваемся ими, думая, что создаем и охраняем вечные ценности бытия…»

— Пойдем отсюда, Фейруз, — растерянно сказал он дочери. — Чем быстрее это случится, тем лучше!

— Нет! — истошно закричала Фатьма. — Вы не сделаете этого! Я умру, если Фейруз переступит этот порог!

Малик Амвар вздрогнул. В ее голосе звучала правда, с которой нельзя было не считаться. Фатьма способна сдержать свое обещание — она доказала это, отрекшись только что от сына.