— Она мыла овощи или стирала белье своими руками, но не пьянствовала и не изменяла своему мужу, — глядя мужу прямо в глаза, сказала Сария. — Разве ты не помнишь, как жил отец жениха, которому ты рад отдать свою дочь? Он и дня не бывал трезвым, тратил деньги на танцовщиц, унижал жену! Я не о том, чтобы Ахтар отвечал за него, но меня удивляет, что ты готов простить такое поведение, но не хочешь закрыть глаза на то, что дед Джаведа женился на девушке, у которой в роду не было придворных и военачальников! Где тут логика?

— Моя логика — кровь! — опять закричал муж. — Он может быть хоть убийцей — это не наследуется его детьми. Но нечистая кровь вопиет в каждом поколении! Я не отдам свою дочь внуку безродной. И можешь не устраивать дискуссий. Это окончательное решение. Она выйдет за Наваза и забудет о своем полоумном поэте, возмечтавшем стать мне родней!

Сария расплакалась и бросилась вон из комнаты. Безумец не оставит своего плана выдать дочь за нелюбимого, поняла она. Бедная Фейруз!

Она поднялась к дочери, с тоской думая о том, как скажет ей о сватовстве. Но, едва войдя в спальню, Сария поняла, что Фейруз уже обо всем знает — очевидно, кто-то из всеведущих служанок успел рассказать своей любимице о том, что готовится в доме.

— Мама, неужели это правда? — подняла Фейруз растерянное лицо. — Неужели папа может так поступить со мной? Не хочет выдавать за Джаведа — пусть, но зачем же за чужого человека… Я же его не знаю! За что он мучает меня?

Сария подошла к дочери и крепче прижала к себе ее голову.

— Девочка моя, не думала я, что придется повторять тебе слова, сказанные мне матерью тридцать лет назад, — плача, произнесла она. — Смирись, мое дитя, не ты первая, не ты последняя…


Уже на следующий день к свахе были посланы люди, объявившие о том, что Малик Амвар согласен принять родственников Ахтара Наваза, чтобы начать переговоры о свадьбе.

Спустя неделю, Фатьма переступила порог дома, где жила ее будущая невестка. Заблаговременно сюда были посланы, как принято обычаем, рулоны парчи, прошитые золотой нитью шелка, цветы жасмина и дюжина корзин со сладостями. Сейчас же с Фатьмой приехали десять служанок — они несли драгоценности, преподносимые в подарок дому, серебряный стульчик для невесты, круглые панди — особые обрядовые пироги.

Фатьма надела изумрудно-зеленое платье и драгоценности своей матери в честь такого радостного события, как мангни — помолвка сына, и теперь выглядела помолодевшей и очень счастливой. Она заранее любила ту девушку, которую он выбрал себе в жены, и мечтала только о том, как бы поскорее совершилась свадьба, и Фейруз вошла в их семью.

— Для Малик Амваров это большая честь, мы рады породниться с вами, — отец невесты поклонился и встретил мать жениха традиционными словами.

— Нет, уважаемый господин Малик Амвар, это вы оказываете нам честь, беря в зятья моего сына Ахтара, — почтительно ответила Фатьма.

Усадив гостью, Сария подала знак служанкам, и они взяли с бархатной подушки серебряный стульчик, принесли несколько чаш с мягким, хорошо замешанным тестом, которое предназначено для ритуального купания невесты перед тем, как она выйдет к родным жениха — от этого теста, по поверью, светлеет и делается особенно нежной кожа девушки.

Служанки отправились со всем этим к Фейруз, в ее комнату, где был устроен при помощи ниспадающего с потолка пурпурного занавеса шатер для купания. Они поставили стульчик внутрь шатра, усадили невесту так, чтобы ее лицо было обращено в сторону Мекки, а под ступни подложили листья бетеля. Затем взяли стебли молодой зеленой травки и стали втирать их при помощи серебряных монет в волосы невесты.

Наконец, ее искупали, одели в желтый наряд из тех, что были присланы Фатьмой, а на левое запястье привязали ленту, другой конец которой на свадьбе будет привязан к запястью жениха.

Девушки спустились вниз, в гостиную, и это был знак Фатьме, что она может попросить показать ей невесту.

— Госпожа Сария, если вы не против, я хотела бы увидеть вашу дочь, — поклонившись, сказала гостья.

Сария встала и чуть кивнула в сторону толпящихся у стены ромини — цыганских певиц, приглашаемых для исполнения свадебных напевов. Они тут же затянули грустную мелодичную песню о разлуке девушки с родительским домом. Для служанок, оставшихся с Фейруз, это означало, что ее надо свести вниз.

Когда на лестнице появилась тоненькая девушка в желтом, которую под руки вели две другие, Фатьме сразу показалось, что в ее осанке, движениях, низко склоненной головке видна настоящая, а не ритуальная, подчеркнутая печаль невесты. Конечно, девушка должна казаться огорченной предстоящим разрывом с домом, с семьей, с девичьей беззаботной жизнью, но Фейруз была так бледна, так слабы и безжизненны были ее робкие движения, что Фатьма немного забеспокоилась.

«Да рада ли она свадьбе? — с тревогой подумала мать Ахтара. — Любит ли она моего сына? Или для нее его сватовство стало неприятной неожиданностью, и тут решила все воля родителей, а не ее согласие?» Однако Фатьма подавила в себе эти мысли, надеясь на то, что, даже если Фейруз не успела еще полюбить Ахтара, то, уж конечно, после свадьбы оценит его красоту, мужественность и то обожание, которое он к ней, по всей видимости, испытывает. «Непременно все будет хорошо, ведь Ахтара нельзя не полюбить», — сказала себе мать и успокоилась на этом.

Она подошла к девушке и положила ей в рот, как велит обычай, ложечку сахарного песка. Служанка поднесла расшитый кошелек, туго набитый деньгами, который Фатьма передала сопровождавшей Фейруз девушке. Потом она надела на вздрагивающий пальчик невесты старинное кольцо с крупным изумрудом, обрамленным бриллиантами.

— Дай Аллах тебе счастья! — сказала Фатьма, заглянув в полные слез глаза девушки. — Пойдем, доченька, хочу, чтобы ты коснулась даров.

Она подвела Фейруз к столу, на котором лежали два огромных подноса — на одном из них тускло поблескивали монеты, на другом — радужно сверкали сложенные горкой драгоценности. Фатьма взяла руку Фейруз и приложила к деньгам, потом к украшениям.

— Теперь это может считаться дарами от невесты, — улыбнулась гостья. — Я уверена, что благодаря вашей щедрости, — обернулась она к Малик Амвару, — в округе нет нуждающихся, но примите, пожалуйста, эти деньги для благотворительных нужд, а драгоценности для служанок Фейруз — у нее самой, конечно, есть украшения несравненно лучшие.

Вежливая речь Фатьмы произвела на отца Фейруз большое впечатление, особенно в той части, которая касалась его щедрости по отношению к беднякам. По правде говоря, Малик Амвар не слишком увлекался благотворительностью, предпочитая укреплять золотом славу собственной семьи, но очень любил, чтобы слух о каждой его милости широко разносился по городу.

Гостье предложили шербет, каленые арековые орешки и кардамон в серебряной фольге. Фатьма, как и следовало, выпила свою чашку, взяла по нескольку орешков из каждой тарелочки. Служанки надели ей на шею сладко пахнущую цветочную гирлянду из нанизанных на нить свежих белых лепестков розы.

Тем временем Сария исчезла в глубине дома и вернулась, неся на подушке желтый шелковый наряд для жениха и вышитый золотом тюрбан. Все присутствующие взяли по горсти жареных рисовых зерен и под веселую песню ромини осыпали ими одеяние, предназначенное для Ахтара, что означало пожелание счастья.

После этого мангни можно было считать совершенной. Фейруз теперь была нареченной невестой Ахтара Наваза.

— Свою луноликую мы заберем через две недели, — сказала Фатьма, поднимаясь, чтобы покинуть дом будущих родственников. — Подожди еще немного, девочка, скоро ты станешь женой моего сына и хозяйкой в особняке Навазов. Я буду ждать этого дня с нетерпением.

По щеке Фейруз медленно покатилась слеза, но Фатьма уже не видела этого. Она несла Ахтару счастливую весть — Фейруз его невеста.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Отчаяние Фейруз не имело предела. Океан слез захлестнул ее душу и утопил маленький островок сердца. Она не знала, что делать — против воли отца идти нельзя. Если Малик Амвар решил выдать ее замуж, то так оно и будет. Фейруз было все равно, кто этот человек, она не хотела даже знать его имени. Покорная дочь подчинится воле отца и совершит свадебный обряд.

Бессонная ночь подсказала несчастной единственный выход. Все будет, как решил отец, но когда их оставят наедине с мужем, она сделает по-своему. Фейруз может принадлежать только любимому Джаведу. Если судьба против этого, то она будет принадлежать смерти. Пусть острое лезвие ножа окажется тем тонким мостиком, который соединит их уже на том свете. Она с радостью сделает по нему шаг и уйдет из этой жестокой жизни.


— Ну что ты печалишься, доченька, — говорила ей мать. Сердце женщины сострадало несчастной влюбленной, но против законов чести идти нельзя. Ведь и сама Сария прошла через такое.

Когда-то юная Сария любила молодого, красивого военного, они мечтали пожениться. Он был так хорош на своем белогривом коне, который горячился под умелым наездником. Возлюбленного не портил даже сабельный шрам на щеке, полученный в сражении. Сария отдала ему свое сердце, но ее родители решили по-другому. Они хотели породниться со славным родом, ведущим свою историю от Чингиз-хана, а военный хоть и был героем, удостоенным высших наград за свои подвиги, но не имел такой блестящей родословной. «Ему надо подождать, — говорил отец Сарии не то всерьез, не то в насмешку, — когда появится на свет с десяток поколений, не запятнавших его честь, и вот одиннадцатый из них и был бы тебе достойным мужем. Но раз это невозможно, то, дочь моя, ты должна выбрать себе Малик Амвара. Ты только подумай, какие от него появятся дети!»

Действительно, дети были единственным утешением несчастной женщины, однако всю свою жизнь она берегла в сердце только один образ — веселый, черноусый наездник в мундире, поднимающий на дыбы белогривого коня под ее окнами.