Друг уже ждал Джаведа, устроившись на ковре перед дастарханом — белой скатертью, заменявшей стол, на котором уже были расставлены миски и мисочки с приправами, соусами и салатом. Джавед сел, опершись о твердый валик, и, перебрасываясь с Ахтаром шуточками, принялся накладывать себе на тарелку еду. К нему рванулся слуга с чистым полотенцем на плече и пригласил на веранду помыть руки.

— Совсем из головы вон! — спохватился Джавед. — Хотя что значат грязные руки в сравнении с гибелью Хусейна!

Сидящий за соседним дастарханом старичок посмотрел на Джаведа с таким неодобрением, что Ахтар не удержался и фыркнул, за что удостоился еще менее доброжелательного взгляда.

Джавед вышел на веранду, где слуга полил ему на руки из латунного кувшина с высоким горлом. Но когда он собирался вернуться в зал, взгляд его упал на улицу. И вовремя, потому что именно Фейруз в белом платье и голубой вуали проходила мимо него в компании нескольких визжащих девиц необычной наружности.

— Ахтар, ешь без меня! — крикнул Джавед в зал, сбегая по лестнице во двор. — Мне надо спешить!

— Эй, постой, куда ты? — вскочил Наваз, пытаясь догнать друга.

— Это она, я нашел ее! — на ходу объяснил ему поэт. — Возвращайся и поешь за нас обоих!

Ахтар пожал плечами и вернулся назад, разочарованный тем, что придется обедать в одиночестве.

А Джавед тем временем крадучись шел за Фейруз, которая прогуливалась по центру не только со странного вида подругами, но, как выяснилось, еще и с родителями. Почтенный Малик Амвар с супругой лично сопровождали дочь в таком опасном предприятии, как посещение главной улицы Лакхнау.

Сария, волоча ногу, тихо ныла:

— О, эти новые туфли! Какое мучение разнашивать обувь! Я больше не могу, давай вернемся.

— Но тетя, мы же еще ничего не видели! — возмутилась одна из девушек. — Мы же только приехали!

— Вот и оставайся! — отрезала страдалица. — А ты, Сафар, проводи меня хотя бы до машины.

Ее муж развел руками в знак полного недоумения:

— Да как же я оставлю их одних без присмотра? Ты понимаешь, что говоришь?

Сария обиженно поджала губы. Джавед понял, что ему пора выходить на сцену. Он забежал сбоку и неожиданно для Малик Амвара появился прямо перед ним.

— Здравствуйте, уважаемый господин! — почтительно поклонился Джавед.

Малик Амвар сразу его узнал и даже обрадовался.

— И вы здесь, Джавед? Рад вас видеть, — сказал он, улыбаясь. — Смотрели на процессию? Будете молиться святому Касиму?

— Да, конечно… То есть… — замялся Джавед. — А впрочем, у меня найдется, о чем его попросить.

Он искоса посмотрел на Фейруз, но она стояла, отвернувшись. Зато четыре девушки, сопровождавшие ее, неожиданно рассмеялись, совершенно синхронно качая головами.

— Мои племянницы. Приехали на праздник из Ирана, — представил их Малик Амвар тоном, в котором чувствовалась некоторая усталость от количества, а может, и манер заграничных родственниц.

Те же, нисколько не смущаясь, ответили на поклон Джаведа по-прежнему одномоментными кивками и протянули:

— Здра-а-авствуйте!

— Ой, а не вы ли тот Джавед, который победил на мушаире? — спросила вдруг одна из них с густо подведенными глазами и искусственным румянцем на щеках. — Фейруз нам рассказывала, как вы превзошли всех своими стихами!

Видимо, ее болтливость переполнила чашу терпения Малик Амвара. Он взглянул на племянницу с раздражением и повернулся к юноше:

— Окажите мне услугу, Джавед. Жена устала, и я хотел бы проводить ее. Не могли бы вы это время присматривать за девушками — мне не хочется оставлять их одних.

— С удовольствием, — поклонился Джавед.

На него тут же набросились иранские гостьи, которые наперебой задавали вопросы, называли свои имена и прозвища и даже прикрыли его от солнца кружевным зонтиком, только бы не лишиться общества молодого человека — этой неожиданной радости, которая и в Лакхнау случается не так часто, не говоря уж об их строгой родине.

Джавед совсем растерялся под натиском этого маленького, но бойкого отряда. Его спасло только то, что одна из красоток заметила в витрине магазина какую-то сумочку, которая произвела на нее неизгладимое впечатление.

— Вот она! — закричала девушка так, как будто стояла не на улице города, а на холме в пустыне. — Наконец-то мы нашли нечто похожее на сумку Фатимы! Беру три штуки!

Она тут же забыла о Джаведе и поспешила в магазин. Остальные устремились за сестрой, не желая уступить ей честь одной щеголять с такой сумкой, как у какой-то их знакомой.

— Мы подождем вас в парке! — крикнула им вслед Фейруз и обернулась к Джаведу: — Нам везет!

Они молча перешли через дорогу и устремились в глубь парка, надеясь найти место, где можно спокойно поговорить. Это оказалось не слишком сложно — люди сегодня старались быть там, где празднично кипела жизнь, шла торговля, лоточники выкрикивали названия своего сладкого товара, звенели молоточки ремесленников, изготовляющих сувениры и украшения прямо на виду у фланирующей толпы.

Они сели на край скамьи, поставленной у самой кромки пруда, наполненного неестественно-голубой водой. Над их головами шуршали жесткими листьями кокосовые пальмы, которым посчастливилось поймать ветерок. Фейруз закрыла свой зонтик и чертила им какие-то знаки на песке.

— А ты, Фейруз, о чем будешь молить сегодня святого Касима? — спросил юноша, гадая о том, что могли означать рисунки на влажной поверхности песка.

— О том, чтобы он исполнил все, что хочет мой возлюбленный, все его желания.

— И главное? — с замиранием сердца выговорил Джавед.

— И главное, — повторила девушка.

— Я тоже буду молиться, — пообещал он. — Пусть Касим поможет нам соединиться навсегда, чтобы уже не разлучаться.

Щеки Фейруз слегка покраснели. Она была удивительно хороша в этот день, похожа на цветок миндального дерева — изысканно нежный и вместе с тем опьяняющий. Повинуясь внезапному порыву, Джавед схватил ее руку и прижал к губам.

«Если не отдернет, решусь поцеловать в губы», — дал он себе слово.

Но Фейруз испуганно забрала у него свою руку.

— Не надо, а вдруг кто-нибудь увидит? — испуганно произнесла она.

Но, хотя условие не было выполнено, он все-таки потянулся к ее губам. Фейруз закрыла глаза, предчувствуя то, что сейчас должно было произойти.

Но его губы так и не нашли ее нежных губ — совсем рядом раздался звонкий смех.

— Мы не видим! Мы ничего не видим! — в один голос закричали ее персидские сестрицы, делая вид, что прикрывают глаза ладошками.

— Вы бы лучше сумочки себе покупали, — с досадой буркнул Джавед.

— А мы купили, можете полюбоваться, — смеясь, ответила одна.

— Юло, поклянись, что ничего не скажешь отцу! — подлетела к ней взволнованная Фейруз. — Ну же, я прошу тебя!

— Для этого придется кое-что исполнить… — лукаво подмигнула Юло.

— Согласна на все. Что вы хотите?

— По одному поцелую твоего возлюбленного каждой! — расхохоталась девушка, поддерживаемая одобрившими эту идею сестрицами.

— Бесстыдницы! — топнула ногой Фейруз и побежала по дорожке.

— Мы еще встретимся, молодой человек! — пообещали ему, устремляясь за ней, сестры. — Приедем на вашу свадьбу!

На свадьбу! Если бы так! Он готов вынести не только этих четверых, а всех девушек Ирана на своей свадьбе. Только бы она состоялась!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Щебечущие девушки шли в праздничной толпе, разноцветной стайкой рассекая встречный поток. Они подробно обсуждали животрепещущие вопросы, которые звучали примерно так: «А что он сказал? А ты? А как он посмотрел?» Фейруз подробно отвечала, представляя в лицах интересующие сестричек оттенки, и так увлеклась, что не заметила вывернувшегося из толпы человека, который, впрочем, и не пытался избежать столкновения, врезавшись в самый центр девичьей компании.

— Ты что, ослеп? — сердито спросила Фейруз.

Оскалившийся в улыбке незнакомец наступил ей прямо на ногу своим сапожищем из красного сафьяна.

— Когда я вижу красивых девушек, то немею и слепну, — игриво ответил тот.

Девушка фыркнула и, не вступая в препирания, поспешила уйти.

Но не так-то просто было избавиться от назойливого грубияна. Он обдернул ядовито-желтый жилет с золотыми пуговицами, надетый на рубашку в красную полоску, и поспешил вслед за подружками.

Его звали Щеголь. Он был из компании Джедды. Страсть к слабому полу мешала ему занять достойное место в банде, потому что Щеголь при каждом удобном случае исчезал и пропадал там, где можно встретить красивых девушек.

Он считал себя неотразимым красавцем, холя и лелея огромные бакенбарды, переходившие в пышные усы, которые должны были, по его мнению, производить неотразимое впечатление на женщин. Некоторый недостаток роста Щеголь компенсировал сапогами на высоком, кругло обточенном каблуке, остроту которого испытала на себе Фейруз. Сейчас он решил продолжить так удачно начатое наступление.

— О небо! — воскликнул Щеголь, глядя на уходящих девушек опытным взглядом ценителя и закручивая усы. — О небо, ты посылаешь мне удобный случай!


Веселящаяся публика чинно кружила на огромных каруселях, услаждала себя прохладительными напитками, в основном соком сахарного тростника, выжатого тут же на ручном прессе и смешанного со льдом. Дети и взрослые отдавали должное продаваемой с лотков ореховой халве, красноватой от добавленной моркови, высыпали на ладонь оранжевые шарики шакар пара, приготовленные из кукурузной муки и сахара. Наиболее состоятельные гордо вкушали «королевские кусочки» — шахи тукра, приготовленные из кокосового теста и завернутые в серебристую фольгу.

В этот прекрасный солнечный и не слишком жаркий день в толпе не было мрачных лиц, за исключением одного. Ахтар Наваз двигался мимо каруселей, рассеянно поглядывая на окружающих и ничего не замечая. Один раз он наткнулся на тележку торговца фруктами, запачкав соком свою белую одежду, потом чуть не сбил низкую ограду балаганчика. Неизвестно, какие еще разрушения нанес бы Ахтар, как вдруг наткнулся на веселую компанию девушек.