— Ты думаешь, что будешь с ним счастлива? — внезапно спросил он. — Милая моя, ничего из этого не выйдет. Ахтар никогда не полюбит тебя так, как ты этого заслуживаешь. Поверь, я говорю это не ради себя — мне, похоже, уже ничего не исправить. Я не хочу, чтобы он разбил твое сердце.

— Не смей! Я не желаю слышать о нем ничего плохого! — Хусна зажала руками уши и топнула ногой, возмущенная тем, что он обсуждает ее отношения с Ахтаром.

Джахангир подошел к ней и с силой отдернул от головы ее руки.

— «Плохое»? — закричал он. — Да что о нем можно сказать плохого? Он безупречен! Он совершенство! Посмотрим только, каково тебе придется с этим ангелом во плоти!

Его просто трясло от мысли, что Хусна может не понимать того, что так очевидно и так опасно для нее.

— Он и его сестра, как две капли воды, похожи на свою мать! Она прекрасная женщина — умная, достойная, добрая, ни одному человеку за всю свою жизнь не пожелала она зла.

— Ты говоришь об этом так, будто быть таким, как его мать, преступление! — взвилась Хусна. — Куда лучше так, как ты, изменять своей жене, или так, как я, жить на содержании у состоятельного господина!

— Нет, не лучше, — неожиданно согласился Джахангир. — Но она отречется от любого, кто оступится! Она бы отказалась от дочери, если бы та попала в твое положение. Она положит жизнь за правду, но не поднимет падшего, не исполнится сочувствия к заблудшему. Ее муж вел самую беспутную жизнь — она терпела, страдала, принесла себя в жертву чести семьи, не бежала от него сломя голову с маленькими детьми. А как ты думаешь, отчего он скатывался все ниже и ниже? Потому что после первого случайного, нелепого падения он стал прокаженным, стал лишним в собственном доме. Она сделала детей его врагами, они осуждали и стыдились отца. Что могло из них вырасти? Краснощекие моралисты! Чистые души, не ведающие снисхождения. Люди с глазами, различающими только два цвета — черный и белый!

Он посмотрел на Хусну, стоявшую перед ним, безжизненно опустив руки. «О Боже, что я наделал, — с горечью подумал Джахангир. — Зачем ей правда? Она любит этого рыцаря без страха и упрека — и пусть будет счастлива своей любовью хоть немного, пока он не вверг ее в полное отчаяние».

— Милая моя, прости, — прошептал он, становясь перед ней на колени. — Я причинил тебе боль. Это потому, что мне самому больно — за Насемар, мать моих детей, мою жену. За моих девочек, ни в чем не повинных созданий. За себя, сгубившего свою душу страшным грехом, о котором тебе лучше не знать. И за тебя, которую ждет неизвестно что…

Хусна протянула ему руки, поднимая его.

— Это ты прости меня, — тихо сказала она и зачем-то добавила: — за то, что я люблю его…

— Твой избранник не придет сегодня? — спросил Джахангир, просто чтобы что-нибудь сказать.

Но на женщину его слова произвели странное впечатление. Она будто вспомнила о чем-то радостном, что выпустила из поля зрения на какое-то время, вся как-то встрепенулась, посветлела лицом и быстро обернулась к дверям.

— Он уже пришел! — счастливым голосом ответила она, поправляя серьги и охорашиваясь.

— Да? — усмехнулся Джахангир. — Где же он?

— Здесь… — таинственно ответила Хусна.

С ней опять происходило превращение. Минуту назад это была взволнованная ожиданием девушка, а теперь перед Джахангиром стояла предсказательница, провидица с отрешенным, таящим невероятное взглядом и смутной, внушающей беспокойство силой, исходящей от всего ее существа. Большой плоский медальон из гладко отполированного серебра, который она никогда не снимала, вдруг на мгновение вспыхнул ярким светом, почти ослепив мужчину и заставив его отпрянуть.

— Ты пугаешь меня! — воскликнул Джахангир. — Хусна, что все это значит?

Хусна внезапно звонко рассмеялась, и плавным движением покружившись на самых кончиках сафьяновых туфелек, раскинула руки, соединенные друг с другом черным шарфом с серебряными звездами, и полетела. И вправду, Джахангиру показалось, что он увидел, как ее легкое тело оторвалось от мраморного пола и устремилось к двери вместе со свежим ветерком из окна.

Он встряхнул головой, отгоняя наваждение, и заставил свой разум вернуть женщину туда, где она и должна была быть — на ковер посреди гостиной.

— Это было здорово! — громко сказал Джахангир и захлопал в ладоши, скрывая смущение, в которое его ввергла эта сцена. — Ты летела к тому, кого нарисовало твое воображение.

— Воображение? — рассмеялась Хусна. — Да что ты, это реальность. Просто, чтобы увидеть его, нужны мои глаза.

— Бесспорно, твои глаза куда лучше и красивее, чем все другие, — признал ее гость. — Не уступишь ли ты их мне на несколько мгновений? Ненадолго, только чтобы увидеть Ахтара Наваза так, как воображаешь его себе ты.

— Отчего же нет? Бери! — Хусна подошла к Джахангиру и подняла голову.

Он приблизил раскрытые ладони сначала к ее глазам, потом к своим и на мгновение зажмурился. Но еще раньше, чем снова открыл их, услышал голос того, о ком бредила его божественная, непонятная, всесильная владычица, — в комнату входил Ахтар Наваз.

— Волшебство совершилось, — пробормотал Джахангир.

Оно не радовало его. Но еще более неприятно было Джахангиру наблюдать, как Хусна мгновенно из могущественной колдуньи, из привыкшей повелевать пери превратилась в тихое, покорное создание, вся радость которого — в визите молодого человека, не знающего ее истинной цены.

— Джахангир! Ты здесь? — первым делом воскликнул Ахтар Наваз, не успев даже поздороваться с хозяйкой.

— Он… — бросилась к Навазу Хусна, но Джахангир, опасаясь, как бы она не начала оправдываться — это было бы просто невыносимо наблюдать сейчас, после ее недавнего полета, — отстранил женщину и сделал шаг вперед.

— Я ухожу… Хотя мне страшно оставлять ее — все это плохо кончится, Ахтар! — покачав головой, сказал он и пошел к выходу.

— Хусна — свободная женщина, и она сделала свой выбор! — крикнул ему вслед Ахтар.

— Да? — обернулся его непутевый родственник. — И что же она получила? Любовь? Друга?

Он нашарил в кармане злополучное ожерелье и, перед тем, как захлопнуть за собой дверь, бросил его на пол.

В этом прощальном жесте Хусна разглядела такое глубокое, бездонное отчаяние, что тихо вскрикнула и закрыла лицо рукой. Однако через мгновение она убрала руку, и гости увидели совершенно спокойную безмятежную улыбку — какая разница, сколько стоила она Хусне?

В комнате установилось тяжелое молчание. Ахтар пытался сообразить, что имел в виду Джахангир. Ему послышался в его словах упрек, и теперь Наваз искал, что в его действиях могло бы показаться недостойным, оскорбить, вызвать хоть чье-то неудовольствие? Кажется, он не совершил ничего, чего можно было бы стыдиться. «Наверное, Джахангира мучает собственная неспокойная совесть, — подумал Ахтар, — вот он и пытается сорвать зло на других!»

— Прошу вас! — Хусна указала на разбросанные по ковру подушки и позвонила в колокольчик, приказав принести угощение.

— Хусна, это Джавед, тот самый, что спас меня, — представил друга Ахтар. — Я хотел познакомить его с самой прекрасной и удивительной женщиной Лакхнау.

— Тогда вы зря привели его в мой дом, — улыбнулась она. — Я умею петь и танцевать, но это все, что отличает меня от других.

— Нет, — возразил Джавед. — Я чувствую, что это не так.

— Просто вы поэт, а поэты легко узнают родственные души, — приветливо сказала ему Хусна. — Ахтар говорил мне, что ваши стихи бесподобны.

— Он слишком добр! — Джаведу сейчас совсем не хотелось говорить о стихах.

Он чувствовал себя неловко в этом доме, несмотря на всю его красоту и обаяние хозяйки. Что-то странное было в отношении к ней Ахтара, но Джавед не мог понять, что именно. Кто она? Невеста? Подружка? И о чем, уходя, так горько говорил Джахангир?

Ахтар тем временем подал хозяйке небольшой ларец из красного дерева, украшенный перламутровой инкрустацией.

— Поздравляю тебя, Хусна! А это мой подарок.

— Что там? — спросила женщина, не поднимая крышки.

— Браслеты и брошь, да ты сама посмотри! — предложил гость.

Хусна сжала руки перед собой и просительно посмотрела на него, как бы волнуясь, как будет принято то, что она скажет.

— Ахтар, поймите меня правильно, — тихо начала она. — Я признательна вам, что вы не забыли о моем празднике. Но я не хочу принимать дорогих подарков. Я не могу взять этого у вас, вы понимаете?

— Да, конечно, — растерянно проговорил Наваз, хотя совсем не понял, что она имела в виду. — Поступайте так, как считаете нужным.

Хусна просияла, как будто с ее плеч свалилась гора, и теперь опять можно летать и кружиться под потолком. Она легко вскочила и вытащила из петлицы гостя маленький бутон розы.

— Вот он, мой подарок, — весело рассмеялась она. — Это то, что украсит меня лучше браслетов и броши.

Видя, как загорелся маленьким, но ярким огоньком бутон на черном шелке платья, Джавед не мог не согласиться с ней. Этой женщине не нужно думать о том, чем украсить себя, — она слишком хороша для этого.

Однако он все еще не мог понять, что сам делает у нее в доме. Если Ахтар с Хусной любят друг друга, то не мешает ли он им? И зачем только его друг затащил его сюда!

— Хотите, я станцую для вас? — неожиданно предложила ему Хусна. — Если, конечно, Ахтар разрешит — ведь я обещала ему, что и мои танцы, и песни — только для него.

— Нет, подожди, Хусна, а то Джавед невесть что обо мне подумает! — вмешался Наваз. — Прошу тебя, расскажи ему все о нас, тебе он поверит больше, чем мне.

Джаведу показалось, что Хусна чуть покачнулась от этих слов. Она с испугом уставилась на своего возлюбленного, не зная, что ей теперь делать. Что рассказывать? О том, как она любит Ахтара? Чужому человеку, которого в первый раз в жизни видит?