Глядя ей вслед с недоумением, он шагнул вперед и чуть не налетел на Мариам.

— О, извините! Я так неловок сегодня.

— Здравствуйте, — улыбнулась девушка, отметившая про себя необычно серьезный вид потомка Чингиз-хана.

— Скажите, а кто эта госпожа, с которой я столкнулся?

— Это девушка с фотографии.

— Сестра человека с бородой?

— Нет, это сестра человека с тростью, — звонко рассмеялась Мариам, указывая на его палку.

Секандар насупился. Сегодня он был слишком серьезно настроен и не понимал игры слов.

— Простите, ваша шутка не дошла до меня. Объясните простыми словами, сделайте милость, — изысканно попросил недогадливый гость.

— Это была ваша сестра, она взяла свою фотографию и убежала!

Лицо Секандара так переменилось, что, пожалуй, теперь он действительно напоминал своих воинственных предков.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Джавед сидел в своем кабинете и тоскливо смотрел в окно, безуспешно призывая музу, когда снизу донесся оглушительный рев. Судя по тембру, это была Мариам. Из коридора послышался тяжелый топот сбегающихся к хозяйке слуг, и Джавед поспешил к ней, с тревогой думая о том, что же могло приключиться.

Мариам рыдала, и слезы текли из ее глаз в три ручья. Она не подпускала к себе никого из домашних, и только для брата сделала исключение. Однако и ему не сразу удалось добиться, что произошло. Его рубашка, в которую она уткнула свое заплаканное лицо, скоро стала совсем мокрой. А когда он полез в сумку сестры, чтобы достать для нее салфетку, оттуда вывалилась такая гора косметики, что Джавед сразу забыл об истерике и задал Мариам законный вопрос, зачем ей все это нужно.

Сестра порядком смутилась, но это пошло ей на пользу. Она, наконец, перестала рыдать и стала объяснять, в чем дело, благоразумно предпочтя эту тему выяснениям насчет содержимого сумки.

— Умер… он умер, и теперь мы… — всхлипывая начала она.

— Кто? Кто умер? — Джавед попытался добиться вразумительного ответа.

Слуги сразу стали делать предположения относительно того, чья именно смерть могла ввести Мариам в такое состояние, сама она опять принялась рыдать.

— Министр просвещения штата умер, — наконец объяснила девушка причину своей скорби.

— О какое горе! — закричала ее старая нянюшка, протискиваясь к своей крошке, чтобы обнять ее. — У тебя всегда было такое доброе сердце!

— Ну и что? — черство спросил брат. — Ты собираешься убиваться по поводу смерти каждого административного работника в нашем штате?

— Вы что, не понимаете? — Мариам теперь не плакала, а кричала на них с таким гневом, как будто это Джавед с няней убили несчастного министра. — Выпускного бала не будет!

— Ах, вот оно что! — Джавед не сдержался и прыснул.

Ему повезло, что Мариам не заметила этого, иначе она надолго включила бы его в длинный перечень своих врагов. Но девушка была слишком поглощена своим горем, чтобы обращать внимание на кого бы то ни было.

— Мое платье, мое серебряное платье! — повторяла она. — Моя жемчужная диадема!

— Расходитесь! — махнул рукой слугам Джавед. — Это еще не конец света, хотя для Мариам он, возможно, уже наступил.

На самом деле, отмена выпускного бала была и для него неприятным сюрпризом, потому что там он надеялся увидеться с Фейруз, а может и поговорить с нею, пользуясь теми преимуществами, которые ему давало родство с одной из выпускниц. Для постороннего мужчины попасть на этот бал было практически невозможно, но Джавед как единственный родственник Мариам был бы, конечно, допущен.

Теперь приходилось оставить эту мысль. В колледжах объявлен траур, и, к несчастью, он пришелся именно на время окончания учебы.

— И что, вас оставят без всякого праздника? — спросил он вечером у сестры, успевшей немного оправиться от пережитого разочарования.

— Предлагают какую-то ерунду, да еще если найдутся для этого желающие предложить свой дом, потому что в общественных местах соблюдается траур, — поморщилась Мариам. — Да кому нужен этот их дурацкий мушаир?

— Что? Мушаир? Турнир поэтов? И ты, моя сестра, называешь его дурацким? — возмутился Джавед. — Ты… Ты бездушная особа, вот ты кто! Знаешь, что брату надо повидаться с Фейруз, отличиться перед ее отцом и только фыркаешь?

Мариам поняла, что допустила оплошность, но и виду не подала, что смущена.

— Вот возьму и предложу наш дом для мушаира, тогда тебе даже принять в нем участие не удастся — хозяином будешь! — пригрозила она брату.

— Попробуй только! — Джавед внушительно постучал кулаком по столу. — Ты у меня тогда весь праздник просидишь в парде на женской половине, а твое платье я подарю Лало из вашего класса!

— Ха-ха-ха! — демонстративно рассмеялась сестра. — Это тебе точно не удастся, потому что Лало — толстуха! Она в мое платье просто не влезет. А я Фейруз расскажу, что в детстве ты боялся мышей.

Мариам ушла, хлопнув на прощание дверью, но на следующий день привезла из колледжа хорошие новости. Другая девушка предложила для мушаира свой дом. И самое поразительное, что это была Фейруз.

— Ее отец делает все, что она хочет, не то, что ты для меня, — тонко улыбаясь, сказала сестра. — Подозреваю, что вся затея с турниром поэтов вообще была устроена ею. Фейруз всегда умела подавать нашей дирекции свои идеи, выдавая их за желание большинства.

— Неблагодарная, если бы не это, ты сидела бы дома в своем платье, которое, кстати, я великодушно тебе оставляю. А теперь у тебя будет случай показаться всем в полном великолепии! — крикнул Джавед вслед сестре, которая удалялась к себе по коридору, делая вид, что не интересуется его реакцией.

На самом деле она была рада, что все устраивается. Конечно, она променяла бы все поэтические праздники на один маленький вечер с танцами, но раз уж судьба так жестока, пусть благоволит хотя бы к брату. Если он отличится на празднике, это пойдет только на пользу их семье.

Мариам, как могла, помогала Фейруз устроить турнир и за это время узнала ее получше — во время учебы они не особенно дружили, а теперь потянулись друг к другу, понимая, что между ними существует все крепнущая связь. Однако, побывав несколько раз в доме у подруги, Мариам вынесла оттуда довольно противоречивые впечатления.

— Послушай, Джавед, — начала она разговор. — Мне кажется, Фейруз не на шутку в тебя влюблена. Она говорит только о тебе, причем так смешно хитрит, пытаясь выведать у меня разные подробности.

— Правда? — обрадовался Джавед. — Тебе действительно показалось, что я ей нравлюсь?

— Показалось? Да кто разбирается в этом лучше, чем я! — обиделась Мариам. — Но я бы на твоем месте так не радовалась.

— Почему? Ты же знаешь, что ее любовь — это все, о чем я мечтаю, — удивился Джавед.

— Ее отец требователен, высокомерен и чересчур спесив, — задумчиво проговорила Мариам. — И он имеет полную власть над дочерью. А ведь ты мечтаешь не только о любви — ты собираешься жениться.

— А разве это не одно и то же? — пожал плечами брат, с досадой думая о том, что в последнее время сестра становится чересчур глубокомысленной. — Разве я недостаточно хорош для этой семьи?

— Вот именно, вот именно, — покачала головой Мариам. — Для Фейруз-то ты хорош, а для семьи… То есть для отца…

— Я что-то не совсем тебя понимаю. Разве наш род хуже, чем его? У нас куда больше оснований звать себя «потомками Чингиз-хана», чем у Секандара, — возмутился Джавед. — Состояние у нас немалое, даже если учесть, что мне придется вычесть из него твое приданое, которое, кстати, будет не таким уж большим, — он и в такой важный момент не мог отказать себе в удовольствии немного поддразнить сестру. — Так в чем же дело? К чему может придраться уважаемый господин Сафар Малик Амвар?

— Он найдет, если захочет, — уверенно сказала Мариам. — Нужно, чтоб не захотел.

— Да что найдет? — недоумевал брат. — Славный род, хорошая семья…

Сестра испытующе смотрела в его глаза. Джаведу показалось, что она хочет что-то сказать, но Мариам так и не стала этого делать. Она покровительственно поцеловала его в лоб и ушла к себе, не проронив ни слова.

«Удивительные все-таки существа эти женщины, — подумал брат, глядя ей вслед. — Вчера еще у нее в голове ничего кроме кукол и двоек по математике не было, а сегодня она уже знает что-то такое, о чем я никогда бы не догадался. И откуда это берется?»

Однако у него не было времени особенно раздумывать о том, что имела в виду его сестра. До мушаира оставалось три дня, а он все еще не мог решить, что именно будет читать. Джаведу хотелось отличиться, как никогда в жизни. Подумать только, его будет слушать Фейруз! Этот день станет его триумфом, он просто уверен в этом. Пусть и она, и ее отец, и ее мать узнают, что у него есть талант, что он может прославить на всю Индию имя их дочери.


Мушаир по традиции начинался поздно вечером, когда взойдет луна, но уже с самого утра Джавед метался по дому, не находя себе места. От его недавней уверенности не осталось и следа. Он даже опасался теперь, что позабудет половину собственных строчек. То, что так вдохновляло его — присутствие Фейруз, теперь представлялось непреодолимой преградой. Как он сможет выступать, когда она в зале? Когда она смотрит на него своими прекрасными глазами?

Но Мариам ничего не хотела понимать. Ее волновало только то, во что он собирается одеться.

— Фрак? — воскликнула она. — Да ты с ума сошел!

— По-моему, элегантно, да и вообще подходящий костюм для поэта, — отстаивал Джавед свой выбор.

— Ты пойди и расскажи об этом отцу Фейруз! Откуда ты знаешь, что он думает о европейской одежде? — строго проговорила сестра. — Надевай ширвани — это уж точно ему вызывающим не покажется.

Джавед вынужден был согласиться с ее доводами и подчиниться приказу. Но на этом Мариам останавливаться не собиралась. Она схватила стопку листков, приготовленных для турнира, и принялась читать их вслух, обдумывая каждую строчку. Через несколько минут все стихотворения были разделены на две стопки.