Наваз обошел вокруг женщины с одобрительной, вызывающей откровенностью разглядывая ее фигуру. Сделав круг, он опять заглянул в ее глаза и, усмехнувшись, проговорил:

— Я думаю, что теперь прекрасная Хусна будет танцевать и петь только для меня.

Ему вдруг показалось, что женщина сейчас упадет. Она пошатнулась и резко откинула назад голову. Ахтар рванулся к ней, чтоб удержать, как в прошлый раз, на улице, но она отпрянула от него и быстро отошла на несколько шагов.

«Что это с ней? — подумал он. — Тогда ее сбили мальчишки, а что теперь? Неужели мои слова? Неужели она так впечатлительна? Но ведь она куртизанка, и должна привыкнуть ко всякому обращению».

В глубине души ему было стыдно за то, что он сделал, но стыд только усиливал искусственно вызванную неприязнь к Хусне.

— Назови цену! — быстро сказал Ахтар, боясь, что это чувство может исчезнуть под ее взглядом.

Хусна вздрогнула и как-то сжалась, будто ее ударили. Но это продолжалось всего мгновение.

— Так вы покупатель? — усмехнулась она, выпрямляя спину и так же, как только что он, обошла вокруг него, как бы выясняя, что он из себя представляет. — И сколько дадите?

— Сколько хочешь, — сказал Ахтар, доставая чековую книжку.

— Кто знает мне цену? — пожала плечами женщина. — Думаю, она велика, только вряд ли измеряется в золоте. Я танцую просто потому, что бьется мое сердце, а его не заставишь стучать чаще при помощи денег.

Она отошла в угол и отвернулась. Ахтару показалось, что ей больно смотреть на него или, может быть, противно.

— Уходите, — тихо произнесла женщина, не поворачивая головы. — Никогда не приходите сюда, слышите? Купите себе все, что вам нужно для того, чтоб развлечься. Я не продаюсь.

Никогда Наваз не испытывал такого презрения к себе, как в эту минуту. Он пытался унизить ее, а унижен сам. «Где твое благородство, где твоя честь? — с горечью думал он. — Ты никогда бы не позволил себе так обращаться с женщиной, кто бы она ни была. И вот итог: танцовщица в сто раз достойнее тебя, ты чувствуешь свое ничтожество перед ней. И все это на глазах у Джахангира!» Он метнулся к двери, надеясь, что, как только переступит порог этого дома, кошмар закончится и он навсегда забудет о своем постыдном поведении здесь, но услышал за своей спиной оклик.

— Постой-ка, дорогой шурин! — насмешливо проговорил Джахангир. — Я должен кое-что объяснить Хусне, не так ли?

Ахтар остановился. Его уход и так напоминал бегство, а тут еще Джахангир! Какие новые унижения он ему готовит?

— Ты думаешь, Хусна, этот молодой человек пришел сюда случайно, привлеченный слухами о твоей красоте? — сказал тот женщине. — Нет, он здесь не для того, чтобы купить тебя. Это Ахтар Наваз, брат моей жены. Он охраняет здесь ее интересы.

— Ах вот как! — прикусила губу Хусна. — Это многое объясняет…

— Ты хочешь еще что-нибудь сказать? — с ненавистью глядя на Джахангира, спросил Ахтар. — Нет? Тогда я пойду.

— Нет, постойте! — на этот раз его остановила Хусна. — Вы пришли в мой дом, дом танцовщицы, и я хочу танцевать для вас.

Все, о чем мечтал сейчас Ахтар, это уйти отсюда, но в ее голосе была такая сила, что он не смог открыть дверь. Хусна дернула шнурок колокольчика, и через минуту в зале появились музыканты. Один из них принялся постукивать кончиками пальцев по табла, другой — водить смычком по саранги, третий достал флейту шахнай. Наконец они были готовы и ждали знака Хусны, вышедшей на середину зала.

Закрыв глаза, женщина готовилась танцевать. Она сняла вуаль, так что стала видна ее коса, скрепленная несколькими рядами жемчужных нитей. Кружевное платье жемчужно-серого цвета подчеркивало стройный стан Хусны, ее высокий рост и длинные ноги. Вдруг она открыла глаза, и в ту же секунду полилась музыка.

Хусна танцевала катках — особый вид индийского танца, сочетающий в себе элементы многих танцевальных школ. Ахтар с детства любил и знал этот танец, как каждый лакхнаусец, имевший возможность наслаждаться искусством танцовщиц. Здесь, в Северной Индии, каткаху пришлось приспособиться к особым условиям, и он, как и многое другое, соединил в себе индуистские и мусульманские элементы. Классический катках — танец эпический, у него всегда есть основа, своеобразное «либретто». Это может быть индуистская легенда — например о любви бога Кришны к прекрасной пастушке Радхе, вдохновлявшая многих исполнительниц, но может быть и персидская газель.

Хусна танцевала катках по-своему, в куда более свободной форме, чем предписывала традиция. И уже через несколько минут Ахтару стало ясно, что она может себе это позволить, потому что Хусна владела своим искусством в совершенстве.

История, избранная ею для рассказа, была о любви и смерти. Ахтар без труда читал язык ее жестов, не переставая удивляться их скульптурности и выразительности. Вот юная девушка, счастливая и невинная, протягивает руки навстречу счастью. А вот ее путь по долине добра и зла, среди угрожающих, соблазняющих, покупающих демонов. Она бежит от них, стараясь спастись от опасности, но они настигают, впиваются в ее тело острыми когтями, и кажется, нет ей надежды. Она измучена, обессилена, но вот опять встает солнце, дарующее свет, настает день, принося не только боль, но и встречу с любовью.

Хусна двигалась легко и стремительно. Ее лицо становилось то озорным и лукавым, то удивленно-глуповатым, то задумчивым, то кокетливым, то испуганным. Влюбленность сменялась решительностью, растроганность — гневом. На этом удивительном лице жили отдельной жизнью чудесные глаза, в которых порой сосредоточивался весь смысл исполняемого танца. Ахтар видел перед собой не просто танцовщицу, а прекрасную драматическую актрису.

Дробь табла рассыпалась под сводами, и в такт ей звенели браслеты. Темп танца все убыстрялся. Тонкие руки танцовщицы стремительно взлетали, словно языки пламени, и неожиданно бессильно опускались. Бедра вызывающе колебались в быстром ритме барабана. В момент наивысшего напряжения музыка неожиданно прекратилась, чтобы через мгновение разразиться снова — в еще более яростном темпе.

Что-то страшное происходило с героиней танца — возлюбленный оставлял ее ради другой девушки. Она металась, как птица, ища выхода своей боли, но не находя его. Наконец страдания стали невыносимы, и девушка принялась призывать смерть, спасительную и милосердную гостью, способную положить конец ужасу жизни.

Внезапно Хусна остановила танец и, поняв глаза, запела. Ее голос оказался, к удивлению Наваза, очень сильным, полным особенного очарования, с широким диапазоном, которому позавидовала бы иная признанная оперная дива.

В момент, когда прекрасной розы иссохнут лепестки,

Их чудный, сильный запах свое дыханье передаст тебе.

Что значит настоящая любовь, узнаешь ты лишь в то мгновенье,

Когда к губам твоим с любовным поцелуем прикоснется смерть…—

пела Хусна, и звуки ее голоса переворачивали душу.

Ахтару казалось, что слезы сейчас хлынут из его глаз, такую бурю чувств вызывало в нем искусство танцовщицы.

Песня прекратилась. Хусна сделала несколько па и, ураганом пронесясь по залу, подлетела к Навазу. Музыка смолкла так же внезапно, как и в прошлый раз. Хусна вдруг положила руки на плечи своему гостю и, не сводя с него горящих глаз, еще раз повторила последнюю строфу:

…Когда к губам твоим с любовным поцелуем прикоснется смерть…

Ахтару вдруг стало не хватать воздуха. Он дернул ворот рубашки. Заметив это, Хусна удовлетворенно улыбнулась и, взяв его руку, увлекла за собой. Подав музыкантам знак удалиться, она указала Ахтару на ковер:

— Садитесь.

Он сел, гадая, что будет дальше. Хусна опустилась рядом. Джахангира она не позвала, и он с тревожным вниманием наблюдал за ними из другого конца зала.

— Итак, — протянула Хусна, как бы обдумывая, что сказать, — какую цену вы теперь за меня дадите?

Цену? Ахтар с радостью провалился бы под землю, только бы не слышать этого страшного слова, напоминающего ему о собственной низости. Ему хотелось кричать от бессилия что-либо изменить, хотелось встать перед ней на колени, униженно вымаливая прощение. Но не мог — Джахангир был рядом.

— Какую скажете, — сдавленным голосом произнес Наваз, проклиная себя.

— Я попрошу очень много, — пригрозила Хусна.

Ему казалось, что она смотрит на него так, будто хочет измерить всю глубину его падения.

— Ради сохранения счастья сестры я дам любую цену. Клянусь вам в этом, — хрипло сказал Наваз, стараясь, чтобы Джахангир все хорошо расслышал.

— А вы не боитесь? — усмехнулась танцовщица.

Ахтар бесстрашно взглянул ей в глаза и тут же пожалел об этом.

— Называйте цену! — закричал он, молясь о том, чтобы все кончилось поскорее.

Хусна встала и прошлась по комнате, что-то напряженно обдумывая.

— Мои условия таковы, — повернулась она к Навазу. — Я буду танцевать только для вас. Я не буду принимать Джахангира, вообще никого. Но платой за это будут не деньги. Каждый вечер вы будете проводить здесь, со мной. Пока все останется так, как я сказала, вашей сестре ничто не угрожает. Раз уж на меня нашелся покупатель, то вот моя цена. Не слишком дорого для вас, а?

Ахтар слушал ее и не верил своим ушам. Что происходит? Какую игру затеяла с ним эта невероятная, фантастическая женщина? Может быть, она придумала что-нибудь, чтобы отомстить за то унижение, которому он подверг ее? Или тут кроется что-то другое?

«Так кто из нас кого купил, — подумал он. — Я Хусну, или она меня?»

— Я согласен, — торопливо ответил Ахтар, как будто опасаясь, что она передумает или что он сам не решится принять это странное предложение.

Хусна смотрела на него без улыбки. Она еще больше побледнела и казалась усталой.