— Ненавижу его! — шептала Фатьма, позабыв все свои слова о сдержанности и мудрости. — Бедная девочка! Как он мог так измучить ее!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Получить все необходимые сведения о женщине, ради которой его зять готов был разрушить семью, для Ахтара Наваза не составило никакого труда. Насемар не ошиблась — об увлечении Джахангира действительно говорил весь город. Его пассия необыкновенно красива и замечательно танцует, рассказали Навазу. К тому же она богата, хотя, по общим предположениям, деньги получены от состоятельных покровителей. В городе эта женщина совсем недавно. Она купила дом в центре за немалую сумму и обставила его с вызывающей роскошью, наняла множество слуг и нескольких танцовщиц, которые призваны составлять фон для ее сольного танца. Самые известные люди города с удовольствием посещают этот дом, но, по слухам, несмотря на то, что среди них разгорается вражда и соперничество за особенное внимание куртизанки, никто до сих пор его не удостоился. У Джахангира было, как говорили, больше шансов, чем у других, так как всем известно, что он — прекрасный собеседник, а Хусна — так звали танцовщицу — ценит образованность, умение поддержать разговор и юмор.

— Не слишком ли она требовательна для куртизанки? — кривя губы, спрашивал Ахтар.

Его собеседники в ответ только пожимали плечами и улыбались таинственно — мол, сам поймешь, когда встретишься с нею.

Это заинтриговывало и манило Наваза. Какому мужчине не хочется посмотреть на женщину, многим вскружившую голову? Как известно, такая слава — лучшая рекомендация. Войти в этот дом было совсем несложно — его вполне мог привести кто-нибудь из постоянно бывающих здесь друзей. Но что дальше? Как заставить ее отпустить от себя Джахангира? Не рассказывать же куртизанке о душевных муках своей сестры и их детях! Да и сам Джахангир не ребенок, его за руку не уведешь.

Ахтар все время думал о том, как ему действовать, но так ничего и не придумал. Он не знал главного — какова та, с кем придется бороться. Воображение, питающееся неприязнью, рисовало вульгарные черты, безвкусные наряды, дешевые ужимки содержанки. Но как ей удалось внушить такое восхищение множеству мужчин — и совсем не глупых, немало повидавших на своем веку? Неужели они так нетребовательны, что сходят с ума от продажной женщины, все достоинства которой — это умение в такт музыке вилять бедрами?

Наконец настал день, когда Ахтар решил, что тянуть больше нельзя. Надо пойти и посмотреть на эту даму, чтобы понять, можно ли с ней бороться.

Он никогда бы не признался себе в этом, но одевался с особой тщательностью, собираясь в дом танцовщицы. Он выбрал светло-серый летний костюм европейского покроя и шелковую рубашку, оливковый цвет которой, он знал, очень шел к его глазам. Утром домашний парикмахер, тщательно следящий за его пышной шевелюрой, подстриг и побрил его. Хорошие волосы были отнюдь не единственным достоинством внешности Наваза. Не слишком высокий, но прекрасно сложенный — крепкий, с отлично развитой мускулатурой, — он всегда производил впечатление на женщин. Лицом он очень походил на сестру, но то, что делало ту почти дурнушкой — крупный с горбинкой нос, слишком высокий лоб, широкие брови, — очень шло ему. Многим бросалось в глаза, что оба они — и Ахтар, и Насемар — отличались породистостью, в них чувствовалась прямая связь с длинной вереницей знатных предков, уходящей в глубь истории Северной Индии. У брата было еще одно преимущество перед хрупкой и болезненной сестрой — он просто светился здоровьем, и физическим, и душевным. Его любили и уважали все, с кем он сталкивался: и в кругу знакомых, и в школе, и в университете. Веселый, дружелюбный и некичливый, он всегда оказывался в центре внимания, и основанием для этого становилось не имя, не деньги, не положение, а личные качества, признаваемые даже самыми враждебно настроенными людьми.

Что уж говорить о том, какой радостью был он для своих домашних. Мать и сестра просто боготворили его, и даже отец, не слишком часто проводивший вечера в семейном кругу, делал исключение для него в то время, когда Ахтар приезжал домой из Дели, где учился в университете. Сын чувствовал любовь семьи, и отвечал ей самой горячей привязанностью. Заботы и интересы дома были главным в его жизни, он с ранних лет привык считать себя ответственным за мир и спокойствие в нем.

И вот теперь, когда горе вошло в жизнь его сестры, он считал, что просто обязан предпринять все возможное, чтобы спасти ее брак. Спокойно наблюдать, как страдает Насемар, было для него невыносимо, он чувствовал, что должен помочь ей, чего бы это ему ни стоило. Если на ее пути стоит эта женщина — Хусна, он уберет ее с дороги!

В восемь Ахтар уже прогуливался у дома танцовщицы, поджидая, когда подъедет Рашид, его старый знакомый, обещавший ввести его к Хусне. Однако его все не было. Прождав четверть часа, он вернулся к машине и позвонил оттуда Рашиду домой. Тот сразу снял трубку и принялся объясняться извиняющимся тоном:

— Я уже послал слуг, чтоб тебя предупредили, но ты так рано ушел из дома. Хусна не принимает сегодня, она заболела или не в настроении. Вообще, с ней, говорят, что-то творится в последнее время.

Раздосадованный Ахтар уже готов был повесить трубку, когда Рашид упомянул о главном:

— Кстати, твой зять, скорее всего, сейчас у нее. Его не так-то просто остановить, он совсем сошел с ума. Полагаю, что, если Хусна больна, он стоит на коленях у ее ложа и молится, чтобы Аллах послал ей исцеление.

Ах вот как! Навазу невыносимо было слушать подобное о Джахангире. Его поведение бросало тень не только на самого зятя и его жену, но и на ее семью. Что ж, раз он там, то и Ахтар войдет в этот дом. Пусть попробуют остановить его все слуги Хусны вместе взятые!

Ахтар быстро поднялся по лестнице особняка, которую, к его удивлению, вообще никто не охранял, и, пройдя полутемным залом, толкнул дверь следующего. Хлынувший оттуда поток света в первое мгновение просто ослепил его, и он инстинктивно поднял руку, чтобы защитить глаза. Когда они немного привыкли к свету, молодой человек смог разглядеть место, куда попал. Этот зал явно предназначался для того, чтобы устраивать здесь представления, петь и танцевать. Огромный, с высокими сводами, со сверкающим, недавно заново отшлифованным мрамором пола, он был почти полностью лишен мебели — только несколько кресел вдоль стен и ковер в углу с разбросанными по нему подушками и валиками для тех, кто предпочитает наслаждаться зрелищем полулежа. Стены затянуты золотистым шелком, и это усиливает поток света, исходящий от многочисленных свечей в стеклянных шарах, расставленных прямо на полу, и ламп в форме цветов лотоса, укрепленных на высоких подставках из стволов кипариса.

Зал казался готовым к представлению, даже как-будто ждал его, но в нем никого не было — ни зрителей, ни танцовщицы, и оттого все вокруг производило странное впечатление. Ахтар испытывал такое чувство, будто взялся читать роман, из которого вдруг исчезли главные герои, сделав все остальное бессмысленным.

Однако в глубокой тишине, царившей в доме, вдруг раздались шаги. В стене напротив отворилась дверь, которую Ахтар сразу и не заметил, и вошли двое — мужчина и женщина в платье жемчужного цвета и такой же вуали, скрывающей ее лицо. Мужчина был слишком хорошо знаком Навазу, но самое странное заключалось в том, что он узнал и его спутницу. Узнал, даже не видя лица, по одной только фигуре, осанке, манере держать голову, а может просто потому, как забилось его сердце. Это была та самая женщина, которую он встретил несколько дней назад у магазина игрушек.

— Так вот кто такая Хусна! — Навазу показалось, что он произнес эти слова про себя, но вошедшие вдруг обернулись к нему.

— Ты… Что ты здесь делаешь? — недовольно спросил Джахангир, но Ахтар не слушал его.

Он не отрываясь смотрел на женщину, и она вдруг устремилась к нему, как будто притягиваемая его взглядом. Вуаль, развеваясь от ее быстрых движений, открыла лицо, и Ахтар увидел сияющие глаза, матовую бледность кожи, высокую шею. Женщина подошла совсем близко и молча глядела на него. От нее исходил необыкновенный, волнующий аромат, подобного которому он никогда не вдыхал. Это не был традиционный запах притираний, используемых уроженками этих мест, но и на дорогие западные духи он тоже не походил. Этот аромат как-будто составлял часть волшебства, которое Ахтар ощутил при первой встрече и которое неожиданно вернулось сейчас, когда он меньше всего был настроен на романтический лад. Но он смотрел на Хусну и не мог оторвать взгляда от ее лица, от глаз, охваченных непонятным ему волнением, от всего ее облика, при всей своей женственности так мало напоминавшего обычный образ земной красавицы. «Может, она марсианка? — подумал Ахтар. — Нет, скорее всего она из старой сказки, из Перистана — царства, где живут пери — волшебные девы, умеющие летать, а главное — сводить людей с ума».

— Как вы меня нашли? — вдруг спросила Хусна.

— Весь город только и говорит о вас, — ответил Ахтар и, поколебавшись мгновение, добавил: — О вашей красоте…

— А что думаете вы?

Наваза странно поразило то, что в ее вопросе он совсем не услышал кокетства — она спросила так, как будто знать его мнение на этот счет для нее очень важно, как будто многое зависит от того, что он о ней думает.

«Я считаю, что красивее вас никого никогда не видел», — хотел сказать он в ответ. Но что-то мешало ему. Казалось, что эти слова будут предательством по отношению к Насемар. Признать, что Хусна сводит с ума, лишает воли — значит, оправдать Джахангира. Разве он, Наваз, здесь для этого?

«Хусна — чудесное видение, волшебница — мой враг, враг всей моей семьи, — сказал он себе, собрав остатки поколебленной решимости. — Я буду говорить с ней, как с врагом, как с продажной танцовщицей, живущей на деньги тех, кого она ослепляет. Это мой долг, и я выполню его».