О чем, черт возьми, он только думает? Какая нелепая мысль! Майкл повернулся, чтобы поставить на плиту кастрюлю с водой и сварить яйца.

— Итак, — откашлялся Майкл, — пытаешься научить ягненка быть теленком, да? И как идут дела?

— Мне кажется, не очень хорошо.

Майкл присел перед ней на корточки и увидел крошечный черный нос, торчавший из одеяла. Ягненок спал крепким сном.

— И почему ты так думаешь?

— Она слишком много спит, — тонкие пальцы Грейс гладили мягкие белые колечки шерсти, — и пьет мало молока.

— Понятно, — Майкл незаметно потрогал низ живота у животного и отдернул руку.

— У нее такая милая мордочка, — с тревогой в голосе сказала Грейс. — Я назвала ее Жемчуг, если, конечно, ты не возражаешь.

Майкл кивнул, стараясь не засмеяться. Ее познания в области анатомии были потрясающими.

— Я пыталась кормить ее с маленькой ложечки, но она не брала ее, поэтому я окунула в молоко вот этот кусок ткани, и она стала пить.

Майкл заглянул в небольшое ведерко, которое было почти полным.

— Она выпила примерно половину первого ведерка. Если быть точной, то она выпила на дюйм больше половины. Я все замерила. Но из нового ведерка она ничего не пила. И… и…

— И что? — Майкл накрыл своей рукой ее дрожащую руку.

— И мне кажется, она умирает, срывающимся голосом сказала Грейс. — Я не вынесу…

— Дорогая моя, — Майкл был не в силах сдерживать улыбку, — этот ягненок не умирает. Он делает то, что и полагается делать, напившись коровьего молока. Он спит.

— Ты уверен?

— Я удивлен, что ты смогла заставить его выпить так много молока. — Майкл не сказал ей, что живот малыша был примерно в два раза больше живота любого другого новорожденного. — Если Жемчуг выживет, то только благодаря твоей заботе.

На лице Грейс появилась откровенная радость с ноткой неуверенности. Наблюдать за этим Майклу было больно. Она была как ребенок, у которого долго не было большого счастья в жизни, и он все еще не верил в него. Как редкий ребенок в приюте, который уходит оттуда, держа за руку новую мать или отца. Как Сэм.

— Ты думаешь, что коровье молоко причинит ей вред?

— Я видел и более странные вещи. — Майкл поскреб подбородок. — Однажды я видел, как ощенившаяся собака кормила поросенка. Но ты не должна возлагать слишком большие надежды. У природы свои законы, и это известно всем. Выживает сильнейший.

— Этот урок я усвоила очень хорошо.

— Вам известен этот урок, графиня? — Майкл выпрямился во весь рост, отказываясь уступить желанию, наклониться вперед и поцеловать ее. Грейс была чертовски красива.

— Да.

— И где же ты его изучала? — Майкл достал из шкафа хлеб, оставшийся сыр и масло. — Я не знал, что ты долго росла в деревне.

— О, в Лондоне еще хуже. Один из принципов общества состоит в том, что аристократам всегда удается избавиться от менее жизнеспособных отпрысков себе равных, законным способом или нет, чтобы сохранить верхние десять тысяч[4] в должном количестве.

— А почему именно эта конкретная цифра? — покачал головой Майкл.

— Просто, как мне кажется, все считают, что «верхние одиннадцать тысяч» звучит как-то неблагозвучно.

— Наверное, у них там слишком много свободного времени, если они тратят его на такую чепуху, — рассмеялся Майкл. — Но я хорошо это помню. — Он замер, потрясенный, что эти слова сорвались с губ, и молился, чтобы она настолько была увлечена ягненком, что не расслышала их. — Яйца сварились.

Майкл, несмотря на протесты Грейс, осторожно положил спящего ягненка в свернутые клубком одеяла.

— Ты когда-то жил в Лондоне? — присаживаясь к столу, спросила Грейс.

— Да. Как многие. — Майкл быстрым движением очистил вареное яйцо.

— Почему ты избегаешь рассказов о своей жизни?

— В ней нет ничего интересного, что можно было бы рассказать, если только ты не хочешь обсудить что-то из области кузнечного и фермерского дела. — Майкл, казалось, практически слышал напряженную работу ее мозга и решил прервать ее усилия, сменив тему разговора. — А где вы росли, графиня?

— Остров Мэн и несколько сезонов в Лондоне. Многие поколения семей моего отца и матери жили на острове. Я как раз туда и направлялась, когда произошла эта авария.

— Тогда этим все и объясняется.

— Объясняется что?

— Ты намного сердечнее, чем кажется на первый взгляд, — пробормотал Майкл, быстро очистил еще три яйца и взялся за хлеб с сыром.

— Что, прости? — Ложка Грейс замерла в воздухе.

— Кровь викингов.

— Прости, пожалуйста, ты о чем?

— Разве викинги не совершали набеги на остров и не заселили его? Ты явно похожа на белокурую голубоглазую скандинавку, хотя и маленького роста, У вас есть какое-нибудь тайное желание совершить набег, о котором мне следует знать, леди Шеффилд?

После каждого его слова глаза Грейс становились все шире.

— О, ради всего святого! — выдохнула она.

— В твоей клятве присутствует некоторая неуверенность.

— В твоей она тоже была бы, если бы ты был женщиной. — Глаза Грейс снова излучали тепло, и Майкл почувствовал, что напряжение, которое вызвал в нем ее вопрос, исчезло. Как-то слишком быстро… — Я тебе о своем детстве рассказала, а ты где рос?

Майкл с грохотом отодвинул стул и встал.

— То там, то сям, везде понемногу.

— Так, значит, часть своего детства ты провел неподалеку отсюда?

—Да, и, как тебе известно, в Лондоне и Виргинии. Она никогда не перестанет задавать свои вопросы, подумал Майкл и начал убирать со стола.

— Ну и как там? — подошла к нему Грейс.

— В Виргинии?

— Да. — Голос Грейс звучал нежно и мягко, наверное, она боялась, что он оборвет ее.

— Это край очень суровой красоты. Жизнь там современная и изменчивая. Ты не представляешь, каким красным и болотистым становится глинозем во время мартовских дождей, особенно в Джорджтауне, бойком торговом городке. Здешние болота по сравнению с теми, на которых стоит Джорджтаун, выглядят скучными, — проговорил Майкл, встретившись с взглядом Грейс. — Но в Виргинии бесконечные леса и горы. Буйно цветущие деревья по весне, особенно багряник, сменяют суровые зимы, но прекрасная осенняя погода никак не компенсирует тучи москитов летом.

Грейс тихо стояла рядом с Майклом. Она, наконец, научилась с легкостью передвигаться по кухне. Пока Майкл мыл посуду, она ее вытирала.

— Спасибо, — произнесла она.

— За что?

— За такое подробное описание. Я прекрасно все представляю теперь.

В ней была такая кроткая доброта, что Майклу ужасно захотелось наклониться и грубо поцеловать ее, а заодно еще раз напомнить ей, что он может вести себя совсем не по-джентльменски под влиянием ее благородной души и красоты.

— Ну вот, — Майкл воспользовался шансом сменить тему разговора, — впервые у нас нет никаких дел, можно чем-нибудь заняться. Что будем делать? Кстати, за Жемчуг сегодня вечером присмотрит Тимми.

— Я бы предпочла присмотреть за ней сама. Это совсем нетрудно. — Грейс поставила в шкафчик две чашки и стала вытирать тарелки.

— Я взял с Тимми обещание присмотреть за ягненком также старательно, как это сделала бы ты. Знаешь, у тебя такой редкий талант общаться с животными, что придется мне в следующий раз дать тебе несколько уроков верховой езды.

У Грейс застыло лицо, когда она услышала его слова.

— Вижу, ты в восторге от подобной перспективы, — ухмыльнулся Майкл. — Но я уверен, ты бы стала прекрасной наездницей. — Он ласково пощекотал ей под подбородком. — Тебе повезло, что здесь слишком много снега, чтобы приступить к этому занятию. М-м-м, давай подумаем, чем заняться. Мы могли бы сыграть в карты. Делать ставки всегда было моей любимой слабостью, — посмеиваясь, сказал Майкл, видя удивленно поднятые брови Грейс. — Но не основной.

— Ты игрок? — напряженным голосом спросила Грейс.

— Что-то не так, дорогая моя? Все мужчины, даже джентльмены, здесь или там, обожают делать ставки. Много раз за последние две недели я таким образом выигрывал свой ужин.

— Но если тебе не везет, это может осложнить твою судьбу.

— Ну, человек делает то, что должен делать, чтобы выжить.

— Я ненавижу карточную игру.

— И почему, дорогая моя?

Грейс не поднимала глаз, продолжая вытирать последнюю тарелку, хотя она и так уже была сухая.

— Мой отец дважды выигрывал и проигрывал семейное состояние. Первый раз это случилось, когда я была совсем юной и мы жили на острове Мэн. Я помню уход прислуги и пустые стены… углы комнат, где раньше стояла мебель и висели картины. Второй раз он вложил деньги в проект какого-то иностранного канала… Мне было почти двадцать и… И это довольно обычная история.

— И? — подтолкнул ее Майкл.

— Меня как раз представили Лондону с обещанным приданым, сумма которого превышала тридцать тысяч фунтов.

— И именно тогда ты вышла замуж за Шеффилда?

— Нет. — Грейс замолчала и, казалось, засомневалась в своем решении продолжать рассказ.

Майкл не хотел торопить ее с продолжением.

— Наш особняк в Лондоне со всеми потрохами был продан на аукционе вместе с платьями, лошадьми и экипажами. И теперь ты собираешься мне сказать, что уверен в том, что я не любила лошадей по-настоящему?

— Нет, графиня. Я так не скажу. — Майкл ненавидел ее ужасную историю. В его собственной жизни печалей было предостаточно, и он предпочитал не распространяться на тему страданий.

— До этого, — помолчав, продолжала Грейс, — меня объявили красавицей и завидным уловом сезона. Мне было забавно, что меня сравнивают с рыбой. Но через некоторое время я действительно почувствовала себя рыбой, когда восемь джентльменов пытались поймать меня на удочку и положить в свои кофры жирное приданое. — Грейс посмотрела на свои руки. — Не знаю, почему я рассказываю это тебе. Мне надо написать несколько писем своим друзьям в Корнуолл. Они будут сильно беспокоиться.