— Да, ты прав, Тимми. А откуда мистер Раньер знает бывшего владельца Бринлоу?

Мальчишка не стал отвечать сразу, а сначала внимательно посмотрел на Грейс.

— Насколько я понял со слов моего отца, мистер Брин познакомился с мистером Раньером в Лондоне.

— Так, значит, он родом из Лондона? — спросила Грейс, стараясь сохранять беззаботный тон.

— Мистер Брин находился в сиротском приюте, прежде чем его взяли к себе мебельщик с женой. Вот как он унаследовал этот дом. — Тимми бросил взгляд на дверь. — Мистер Брин всегда говорил, как мне повезло, что у меня есть мои мать и отец, которых сам он обрел уже в сознательном возрасте. Вот так, мадам. День сегодня был очень длинный, и теперь мне надо будет нагреть воду для мистера Раньера.

Ну что ж, из Тимми Латтимера она вытащила информации больше, чем за целую вечность смогла бы вытащить из мистера Раньера. Интересно, Майкл Раньер тоже был сиротой и познакомился с мистером Брином в приюте? Если так, то это объясняет его нежелание говорить о прошлом.

От подобных размышлений Грейс захотелось зарыть голову в подушку. Как она смела, жалеть себя? Ей хотелось узнать только одно: верны ее предположения или нет?

Сидя в ванне, она размышляла, когда и почему Майкл Раньер уехал в колонии. Вскоре Грейс решила, что горячая вода, смывающая густую пену от деревенского мыла, которым она намылила каждый квадратный дюйм своего тела, осторожно обойдя рану, настоящее наслаждение. Она даже вымыла волосы, находя удовольствие в простом, чистом запахе.

Потом Грейс со вздохом расчесала волосы перед камином и собрала перештопанную одежду. Она встала у двери, прислушиваясь к каждому звуку. Когда внизу зашумела вода, она на цыпочках прошла по коридору, чтобы вернуть вещи Майкла Раньера в его искусно украшенный комод, сделанный компанией мистера Брина, как она догадалась.

Грейс вернулась в свою комнату. После ванны по телу разлилось приятное чувство расслабленности, пальцы, уставшие от шитья, вновь обрели гибкость. Она ощущала необыкновенный покой, найдя умиротворение в работе. Она даже простила себя за вчерашнюю несдержанность.

Она должна встретиться с мистером Раньером еще раз, чтобы попросить у него прощения за то, что надоедала ему своими возмутительными вопросами, прежде чем она все выбросит из головы и забудет. И теперь, когда снегопад прекратился… Скоро у нее все будет хорошо. Одна длинная молитва о безопасности мистера Брауна сменялась другой, более короткой, в которой она благодарила за свое спасение… И Грейс уснула… Блаженным сном.

В эту ночь Грейс просыпалась трижды. В первый раз она проснулась одна, дрожа от холода, одеяла свалились и беспорядочной грудой лежали на полу, и ей, как обычно, пришлось поднимать их. Ей снился странный сон, в котором бывший жених, маркиз Элсмир, стоя на одном колене, умолял ее о прощении, а в это время у нее за спиной ее близкая подруга Джорджиана, невеста маркиза, что-то шептала на ухо другой их подруге, Розамунде. Потом появился герцог Хелстон вместе с Эйтой и мистером Брауном. Все они бросились к Грейс с жалостливыми выражениями на лицах. И Грейс побежала. Она бежала все быстрее и быстрее и опять вернулась на остров Мэн, оказавшись на высокой скале в опасной близости к краю, но на самом деле ей было все равно.

Когда Грейс проснулась во второй раз, она услышала звук закрывшейся двери и отметила, что в камине вновь горели, потрескивая, дрова. Она замерзла, но, как это ни странно, ее укрывало одеяло, подоткнутое со всех сторон. Господи, как она устала вечно мерзнуть!..

Очнувшись от своих кошмарных сновидений в третий раз, Грейс почувствовала, что ей жарко, как на костре в преисподней. Рядом с ней лежала крепкая фигура мистера Раньера, и здравый смысл покинул ее.

Теперь уснуть было невозможно. Она лежала без сна, греясь в восхитительном тепле его тела и молясь, чтобы он не проснулся и не завел разговор. Тишина действительно была ее утешением.

Его отяжелевшая рука обняла Грейс, и он вдруг повернул и прижал ее к себе, лицом к лицу. Его губы коснулись виска Грейс, колючая щетина царапала ей щеку.

— Любимая… — пробормотал он на выдохе.

Грейс замерла.

Но он уже опять попал в объятия сна. Грейс поняла это, потому что услышала медленное ровное дыхание.

Теперь она оказалась в его крепких объятиях, и у нее кружилась голова от этого провокационного мужского запаха. Одна рука Грейс оказалась зажатой между их телами, а вторая непроизвольно оказалась у него на бедре, когда он прижал ее к своему телу.

Вообще-то она никогда не прикасалась к обнаженному мужскому телу. Всякий раз, когда Джон Шеффи приходил в ее спальню, он гасил свечу, проскальзывал под одеяло, поднимал ее пеньюар на бедра, прежде чем разместиться у нее между ног, и прикасался к ней только в тех местах, где это было необходимо. За четыре месяца супружеской жизни она ни разу не коснулась обнаженного тела Джона. Грейс всегда лежала на спине, вытянув руки по бокам, как, по ее мнению, делали и другие жены.

Рука Грейс, прижатая к груди Майкла Раньера там, где стучало его сердце, слегка пульсировала вместе с размеренными громкими ударами, которые были слышны через мощную мускулатуру грудной клетки. Здесь не было растительности, покрывавшей грудь ее мужа. Ровное и медленное дыхание Майкла позволило Грейс расслабиться. Она расслабилась настолько, что кончиком пальца нерешительно провела по его груди и на ощупь почувствовала разницу, когда коснулась плоского мужского соска. Здесь кожа оказалась нежнее, и все равно под сложным переплетением мышц и костей скрывалась необыкновенная сила.

Грейс почувствовала, как ей в бедро уперлась напряженная плоть, и это привело ее в чувства. О Господи… Господи… Пожалуйста, пусть он спит.

— Дорогая, — послышался хриплый и скрипучий голос, — неужели вы пытаетесь воспользоваться мной?

— Что, простите? — Грейс судорожно пыталась придумать благовидное оправдание.

— Возможно, именно поэтому все те другие идиоты отказали вам. Вы слишком торопитесь. О Боже, графиня, я знаю вас всего лишь день, а вы здесь пытаетесь соблазнить меня… Бесстыжая, вот вы кто!..

О Господи, да он смеется над ней!..

— Ничего подобного, мистер Раньер. Просто вы захватили меня в свои объятия, и… И я не давала вам разрешения ложиться в эту постель.

— Но мне чертовски трудно сделать так, чтобы вам было тепло, дорогая моя.

— Я вполне способна согреться сама.

— Неужели? Позволю себе не согласиться. Вы стонете во сне и будите меня каждый час. И всякий раз, когда я прихожу взглянуть на вас, одеяла валяются на полу. Мне надоело без конца вставать с кровати и ходить туда-сюда.

— Разве вы никогда не надеваете ночную рубашку?

— Нет! — хохотнул Майкл.

Грейс не знала, куда ей деть свои руки, поэтому попыталась опустить вниз ту, которая оказалась зажатой между ними, и Майкл застонал.

— Послушайте, — сказал он, немного отодвинувшись от Грейс, — поскольку, похоже, больше мне не уснуть, может, настало подходящее время, чтобы вы рассказали мне о своем мистере Брауне или…

— Или что? — прошептала Грейс.

— Или рассказали бы толком, что вы планируете делать сейчас со мной… — Майкл приблизился к ее губам, практически не оставляя между ними пространства.

Грейс вздохнула.

— Я считаю, что когда заранее подробно описывается каждое прикосновение, то это только усиливает удовольствие, — сказал он игриво.

Грейс резко выдохнула и попыталась отодвинуться от него, но Майкл не позволил ей сделать это. Грейс молила, чтобы в голову пришла здравая мысль.

— Мистер Браун…

— Хорошо, — перебил ее Майкл, — я боялся, что вы не придете в себя. Продолжайте.

— Мистер Браун — один из самых замечательных джентльменов в этом мире. Он остроумен, добр и…

— Богат и красив?

Услышав эти слова, Грейс подавила в себе нервный смешок. Но если этот разговор может установить рамки внешних приличий между ними, она воспользуется этим.

— Красив не в привычном смысле этого слова, но я думаю, это делает его еще более интересным человеком.

— Стоп! — фыркнул Майкл. — Я передумал. Я больше ничего не хочу слышать о Брауне. Повторяю, он дурак, если оставил вас одну и совершенно беззащитную.

Грейс не нашлась, что ответить ему.

— Я говорю об этом, просто чтобы вы не соглашались проехать ни дюйма с этим парнем, не взяв с собой дюжего кучера, у которого благородства и отваги в мизинце больше, чем у этого джентльмена-щеголя во всей его трусливой шкуре.

— Хорошо, — улыбнулась про себя Грейс.

— Что, нечего возразить? А я не знал, что вы такая послушная.

— У меня есть положительные качества.

Снова зашуршали одеяла, и Грейс почувствовала тепло его большой руки, которая, коснувшись плеча, переместилась немного ниже перевязанной грудной клетки. Казалось, что ладонь накрыла все ее бедро, и Грейс едва дышала.

— Кстати, графиня, я должен вас поблагодарить.

— За что? — прошептала она.

— За то, что вы починили всю мою одежду. Я не люблю заниматься штопаньем и многие месяцы откладывал эту работу. Вы оказали мне огромную услугу, и должен сказать, вы прекрасная швея.

Грейс так давно не ощущала волнения от чувства гордости за себя, что его простые слова принесли ей удовольствия больше, чем фальшивые комплименты, которые она слышала годами.

— Я так рада, что смогла хоть что-то сделать для вас, после всего, что для меня сделали вы, — прошептала она.

— Вы снились мне. — Подбородок Майкла уперся ей в бровь, и его низкий голос громыхал где-то сверху.

— Это наверняка от подгоревшего рагу. Такое блюдо, вероятно, не вызывает ничего, кроме ночных кошмаров.

Майкл молчал несколько мгновений, и Грейс была уверена, что он сменит тему разговора.