– Моих друзей! Опомнись, Майлз! Неужели ты хотя бы на минуту мог подумать, что кто-то из моих друзей или из друзей Розалинды способен на такую мерзость?

– Я читала совсем другое о письмах с угрозами, – задумчиво протянула Мэри. – Они почти всегда написаны кем-то близким.

– До чего отвратительно. – Том заметно побледнел.

– Думаю, не стоит больше говорить об этом, – объявила тетя Гарриет, начиная разливать кофе. – То, что сказал Майлз, успокоило нас и поддержит Розалинду. Узнав, что она не единственная жертва и что Мариса и Данелла тоже получали такие письма, Роуз взглянет на ситуацию с другой точки зрения. Остается только сожалеть, что с самого начала кому-то пришла в голову больная мысль посылать их. – Решительно положив конец этой теме, она направилась в большую гостиную.

Никто надолго не задержался. Гарольду не терпелось вернуться к Розалинде, хотя тетя Гарриет взяла с него обещание, что он не станет ее будить, чтобы сообщить новость, а подождет до утра.

Мэри вцепилась в руку Тома, как влюбленная школьница, Фил горел желанием поскорее вернуться к своему роялю, и только Майлз, по-видимому, готов был остаться, чтобы насладиться большим бокалом бренди и сигарой. Мы оставили его с тетей Гарриет, которая, казалось, была не прочь побеседовать с ним, и молча пошли на виллу Фила, при свете поднимающейся луны ступая по мягким сосновым иголкам.

– Ну как, ты не передумала послушать новое произведение Тома Кэллоуэя?

– Нет, конечно, нет. Не могу придумать ничего более приятного. Ты играл его пьесу на своем последнем концерте, да?

– Да. Этот человек – гений. Ты только послушай.

Я с готовностью устроилась на одной из больших подушек, а Фил сел к роялю. Я не была достаточно компетентна, чтобы судить, гений Том Кэллоуэй или нет, но, на мой вкус, его музыка была слишком резкой, и я с трудом улавливала основную мелодию. Я охотнее послушала бы Шопена или Листа, но не собиралась признаваться в этом Филу. А кроме того, мои мысли были полностью заняты Джонатаном. Завтра. Всего через несколько часов. Я чувствовала вкус его губ, ощущала прикосновение его рук к своему телу и физическую боль желания.

– Повторяю в третий раз, Дженнифер, – недовольно сказал Фил. – Тебе понравилось или нет?

– Это был замечательный музыкальный отрывок, Фил. Сыграй, пожалуйста, вальс Шопена ре-диез…

– Опус шестьдесят четыре, номер два, – поморщился Фил. – Ты никогда не пробовала посчитать, сколько раз я уже издал для тебя эту чертову вещь?

– Мне, все равно. Она прекрасна.

На секунду мне показалось, что Фил собирается сказать что-то еще – что-то касающееся меня, но он резко повернулся к роялю и заиграл вальс с гораздо большей экспрессией, чем было необходимо.

Глава 12

На следующее утро я проснулась в шесть часов. День был чудесный; далеко в море опасно раскачивались на волнах рыбацкие лодки, то видимые, то в следующий момент скрытые за гигантскими гребнями прибоя; в лесу в полный голос распевали птицы. Когда я, выпив кофе, покинула виллу, солнце уже светило ярко, но еще не грело, и я, отправляясь на пустынный пляж, набросила на плечи кардиган. Если Джонатан выехал из Виго после завтрака, он будет здесь к ленчу, а может быть, не приедет до самого обеда.

– О, поторопись, любовь моя. Поторопись! – произнесла я вслух, стоя высоко на верхушке дюн и широко раскинув руки от счастья. Потом я сбежала вниз по крутому склону, сбросила сандалии и прямиком побежала в ледяные волны, которые пенились на песке. Я шла в водовороте пены, сандалии болтались у меня на шее, ветер бил в лицо. Оглядываясь, я не видела ни вилл, ни отеля, вокруг были только море, песок и голубое небо. Я настолько погрузилась в собственные мысли, что не сразу заметила на песке следы, а потом обернулась, чтобы узнать, где они начинаются. Как и я, человек сбежал вниз по песчаным дюнам, вошел в море и пошел вдоль берега, оставляя в песке глубокие следы. И я, оставив ледяной холод Атлантики, пошла вдоль цепочки следов, размышляя, принадлежат ли они кому-нибудь из постояльцев отеля или Майлзу, а может быть, Тому. Песчаные дюны заросли густой колышущейся травой и алыми маками, которые покачивали головками, и я уже почти дошла до мыса, когда он окликнул меня:

– Доброе утро, Дженни Рен. Ты рано встаешь.

– Джонатан!

Он сидел, прислонившись спиной к дюнам, и лениво вертел в руке мак.

– Джонатан! – Я понеслась по берегу. Джонатан подхватил меня, выпустив из руки мак, и выражение его лица изменилось – смех исчез из глаз, и взгляд стал неожиданно серьезным и пристальным.

– Ты не изменилась, Дженни Рен. Ты все такая же красавица.

– А ты думал, что я за одну ночь превращусь в старую каргу?

– Нет, этого с тобой за всю жизнь не случится.

Он нагнулся ко мне, и его поцелуй, наполненный всей страстью и всем огнем того первого поцелуя у средневековых стен Валенсы, сказал то, что я больше всего хотела знать, – Джонатан любит меня и ничего не изменилось.

– Я скучала по тебе, Джонатан.

– Я тоже скучал по тебе, Дженни Рен. – Он поднял к себе мое лицо. – Я больше не мог оставаться вдали от тебя.

– О, Джонатан… – Крепче прижавшись к нему, я услышала, как его сердце бьется рядом с моим, и почувствовала себя счастливой, защищенной и спокойной.

– Ты вернешься со мной в Англию? – спросил он.

– Да. В Англию, в Африку, куда угодно.

– Английская свадьба меня вполне устраивает, – улыбнулся он. – Шестнадцатое мая не слишком скоро?

– Три недели?

– Я не тратил время вгустую. – Его глаза вдруг потемнели, и он отодвинул меня от себя. – Ты не изменила своего намерения?

– Нет. И три дня не было бы слишком скоро. – Я погрузила пальцы в его густые волосы, а он, снова притянув меня к себе, поцеловал с такой нежностью, что мне показалось, я умру от счастья.

– Дженни, я уже был женат, – сказал Джонатан много позже, когда мы отправились в обратный путь, в сторону вилл.

– Я знаю. Это не имеет значения.

– Для меня имеет, – тихо возразил он. – Мы не в разводе. Она умерла.

– Сочувствую тебе. – Слова были мучительно неподходящими.

– Я очень любил ее, и мы были очень счастливы. – Он крепко сжал мою руку. – Я думал, это означает, что я никогда больше не полюблю, но ошибся. Я люблю тебя, Дженни. Ты не второй сорт и никогда такой не будешь.

Мы остановились, и он, повернув меня к себе, снова поцеловал, не оставив никаких сомнений.

– Давай лучше вернемся на виллу и позавтракаем. – Я уютно примостилась у его плеча. – Это даст мне возможность обрисовать тебе всех остальных обитателей «Анклава».

– Но ведь это только твоя тетя и кузина с мужем, разве нет?

– Нет. Здесь моя подруга с мужем и еще друг детства.

– Расскажи мне о горячем кофе и тостах. Я голоден. Я не ел с тех пор как выехал из Виго.

Открыв дверь виллы, я обрадовалась, увидев, что Жуанна-Мария еще не приходила, – мне хотелось самой приготовить завтрак для Джонатана. Одно его присутствие превращало виллу в дом, а не просто в какое-то обезличенное помещение. Пока я доставала из серванта чашки с блюдцами, а из холодильника молоко, Джонатан стоял сзади и, обнимая меня за талию, целовал в затылок.

– Ты всегда такой нежный? Это может очень затруднить мою работу по дому.

– Или сделать ее невозможной, – согласился он и, повернув меня лицом к себе, склонил ко мне голову.

– О нет! – застыв, воскликнула я.

– В чем дело?

– Наши. Они, должно быть, видели, как мы шли обратно, и все в полном сборе направляются сюда.

В кухонное окно я увидела тетю Гарриет в сопровождении Майлза и Тома, а в нескольких шагах позади – Гарольда с Розалиндой. Розалинда помахала рукой, но не мне, а в сторону виллы Майлза, и я тут же услышала отчетливый стук двери, захлопнувшейся за Филом.

– Проклятие, – добродушно проворчал Джонатан. – Неужели у них нет понятия о времени?

– Очевидно, нет. Оставайся здесь и будь готов к парадному выходу, а я пойду впущу их.

Он неохотно отпустил меня, напоследок сжав руку. Мне не пришлось открывать дверь – она уже была открыта.

– Надо же было выбрать такой час для приезда, – пробурчал Фил.

– Где он, Дженни? – Розалинда пропорхнула мимо Фила, сияющая и очаровательная, без всяких признаков потрясения, перенесенного накануне. – Тетя Гарриет увидела вас из своего окна, – доложила она, а затем игриво добавила:

– Надеюсь, он не провел здесь всю ночь, дорогая?

– Не болтай вздор, – раздраженно бросил Фил, и она, надув губы и ища поддержки, взглянула на Тома.

И он пришел ей на помощь, с сияющей улыбкой сказав:

– Ну-ка, Дженни, где ты его прячешь? Прежде чем я успела ответить, позади меня открылась дверь кухни и Джонатан шагнул в комнату.

Я отчетливо видела выражение их лиц. Тетя Гарриет побледнела и беззвучно открыла рот. Мэри посмотрела на Джонатана в полном замешательстве. Том – не веря своим глазам. Фил двинулся в мою сторону. А Розалинда закричала и кричала, пока Гарольд не сжал ее и не встряхнул как следует.

– Что случилось? – Я, ошеломленная, обернулась к Джонатану. – В чем дело?

– Я думаю, ты неправильно услышала его имя, Дженнифер. – Фил взял меня под руку и почти грубо обратился к Джонатану:

– Это Дженнифер Харленд.

Джонатан медленно направился через комнату ко мне, и я смутно почувствовала, что все, за исключением Фила, инстинктивно попятились. Лицо Джонатана стало страшным, на нем были написаны такая ярость и горе, что мне показалось, я потеряю сознание. Затем он поднял руку и изо всей силы ударил меня по щеке.

– Сука. Грязная, лживая сука! Убийца!

Я задохнулась, в ушах у меня застучало, я бросилась вперед, в водоворот ослепляющей черноты, и без чувств упала у ног Джонатана.

Глава 13

– Хороших выходных, – пожелала мне сестра Мейнард, когда я уходила с дежурства.