Публика просто не приняла их, и Оскар Скольник, не привыкший к неудачам, был просто вне себя. Внешне ничто не выдавало его эмоций, но мысль о том, что Голливуд шагает впереди него, зажигала в его груди пламя молчаливого гнева.

– Черт побери! – восклицал он в ярости. – Где-то ведь все-таки есть женщина, способная покорить всех?!


В числе первых нововведений, осуществленных Оскаром Скольником после приобретения им «ИА», стало проведение собраний утром каждый понедельник – эдаких «разборок», на которых обсуждались в основном закулисные дела студии. Регулярными участниками таких собраний были: Милтон Айви, заведующий юридическим отделом; Марти Шер, главный бухгалтер; Эдвард Брейн, руководитель службы проката, под началом которого находились три сотни кинотеатров, непосредственно принадлежащих «ИА»; мисс Шульц, секретарша Скольника – суровая, но очень деловая женщина, – которая вела подробный протокол и, помимо всего прочего, ревностно скрывала свое имя; Рода Дорси, возглавлявшая сценарный отдел, где пятнадцать служащих целыми днями читали книги и пьесы и писали отчеты об их пригодности в качестве основы для будущих фильмов; Брюс Слезин, вице-президент, курировавший рекламу; Роджер Каллас, директор «ИА» и правая рука Скольника, который следил за тем, чтобы дела студии шли гладко; Кэрол Андерегг, заведующая сетью вербовщиков новых талантов, а также Луис Зиолко, если в данный момент он не был занят на съемках или кинопробах.

На собраниях по понедельникам главными предметами обсуждения были финансовые дела, графики производства фильмов, недавно начатые и уже находящиеся в работе проекты, актеры и киноперсонал, которых можно было взять с других студий, количество дюймов пленки, отснятой на каждый вложенный доллар, подбор актеров для конкретных фильмов, техника безопасности на съемках и страховка каскадеров, а также вопрос, который неизменно вызывал раздражение у Скольника: нахождение и создание новой кинозвезды.

В этот ненастный январский понедельник Скольник обвел взглядом собравшихся за огромным столом сотрудников и характерным для него притворно бесстрастным тоном спросил:

– А где Зиолко?

Присутствующие взглянули на пустующее кожаное кресло, где обычно располагался Зиолко, и пожали плечами, но мисс Шульц, сидевшая в углу, положив на колени блокнот со спиральным переплетом, вдруг заговорила:

– У мистера Зиолко сегодня должны были быть кинопробы.

– Должны были быть? – спросил Скольник, не поворачивая головы.

– Да, сэр, – фыркнула мисс Шульц. – Но, по словам его секретарши, его сегодня не будет в студии. Похоже, что его дом оползнем снесло в каньон.

– Никогда не мог понять, как это некоторым нравится жить на этих буграх, – насмешливо проворчал Скольник. – Надеюсь, с ним все в порядке?

– Думаю, да.

– Тогда почему, черт побери, он не явился на работу? Он разве не понимает, что кинопробы стоят в среднем четыре тысячи долларов, вне зависимости от того, состоялись они или нет?!


Луис Зиолко с трудом сдерживал свое возбуждение. Температура явно подскочила, сердце билось чаще обычного. У него кружилась голова, от радости ему хотелось петь и танцевать.

Он нашел ее! Ee! То эфемерное существо, то новое лицо, в поисках которого «ИА» обшарила все закоулки в стране, то лицо, которое, подобно троянской Елене, смогло бы отправить в плавание тысячу кораблей, вселить миллион надежд, заставить мужчин сходить с ума от желания, и которое – о чудо из чудес! – было все это время тут, практически у них под самым носом!

Уже одно то, что он нашел ее в двух шагах от студии, показалось Зиолко слишком восхитительным. Он решил, что это почти то же самое, что обнаружить волшебного джинна в бутылке из-под кока-колы.

Интересно, что будет с Оскаром Скольником, когда он приведет ее! Ему не терпелось увидеть лицо Скольника. Он только что сделал открытие, которое выпадает человеку раз в жизни, и заслуга этого открытия принадлежала ему, и только ему. Последующие поколения позаботятся о том, чтобы воздать ему по заслугам за то, что он открыл ее. Есть ли у нее талант, он увидит потом, когда придет время. В любом случае он не станет терзаться из-за этого днем и не спать ночами. Уж как-нибудь уговорит ее, подскажет ей, научит и станет терпеливо направлять и вести ее, используя свой собственный талант, чтобы добиться нужного ему исполнения, подобно тому, как умелый дирижер руководит оркестром. В конце концов, кино – это не театр, где все решает талант актера. В кино слишком большой талант и слишком хорошая игра актера могут погубить эпизод скорее, чем игра бездарного новичка, который может оставаться самим собой и просто следовать указаниям режиссера. Он предпочитал иметь дело с неопытной актрисой, из которой мог бы делать звезду по своему усмотрению, а не с талантами, насквозь пропитанными ошибками других режиссеров. Создавать – гораздо легче, чем разрушать и перестраивать, делать всегда легче, чем переделывать.

– Мистер! – Резкий шепот Тамары ворвался в стремительно разворачивающийся ход его мыслей. – Вы меня задерживаете!

Зиолко не отрываясь смотрел в ее огромные изумрудные глаза, и ему казалось, что его неумолимо затягивает в глубь медленно кружащегося гипнотического водоворота.

– А? – рассеянно произнес он.

– Я сказала, что мне надо работать.

Он ничего не ответил, с добродушным нетерпением глядя на нее. Глаза его заблестели.

Она посмотрела на свою руку, которую он по-прежнему крепко сжимал, и попыталась высвободиться.

– Пожалуйста! Отпустите меня!

Зиолко сощурил глаза и, не спрашивая разрешения дотронуться до нее, поднес дрожащую руку к ее подбородку и принялся с острым профессиональным интересом изучать различные ракурсы, поворачивая в разные стороны ее восхитительное лицо, изучая фас и профиль.

Она сердито отдернула назад голову.

– Что с вами? Вы с ума сошли, что ли?

– Шшшш! Не дергайтесь.

– Какого… – Тамара в третий раз попыталась сбросить его руку. На этот раз ей это удалось.

Он пребывал в состоянии эйфории. Нет, ему это точно не снится, ликовал он. Она была очень, очень настоящей.

– Пожалуйста, присядьте и выслушайте меня, – торопливо проговорил Зиолко, потянув ее в кабинку. – Если вы дадите мне одну минуту, я вам все объясню.

– Боюсь, это противоречит правилам. – Она добродушно рассмеялась, но продолжала твердо стоять на своем, отказываясь сдвинуться с места.

– Правила для того и существуют, чтобы их нарушать, – торжественно проговорил он.

– Нет, нет. – Она тряхнула головой. – Это не так. Во всяком случае, если я не хочу потерять работу.

– А зачем она вам? Вы красивы. С чего вам хотеть работать в таком месте, как это?

– Если вы этого еще не поняли, я вам объясню. Я должна что-то есть.

– А вы не хотели бы сниматься в кино? – с любопытством осведомился Зиолко. – Вы Могли бы подписать контракт сегодня же.

Тамара покраснела и рассмеялась.

– Мистер, это самая избитая шутка в этом городе. А сейчас извините, у меня есть другие дела.

Он казался искренне обиженным.

– Послушайте, хотите навести обо мне справки? Убедиться, что я не болтун? Вон там телефон. – Он кивнул в сторону выхода.

– Я здесь работаю, – холодно напомнила она ему. – Я отлично знаю, где телефон.

– Хорошо. Я даже дам вам монетку. – Зиолко полез в карман, и Тамара воспользовалась предоставленной ей возможностью убежать.

– Эй! – Он вскочил на ноги. – Вы куда? Разве вы не хотите позвонить в студию и справиться обо мне?

– Мне надо обслужить другие столики. – Она торопливо пошла к стойке, стараясь не обращать внимания на других посетителей, которые с интересом уставились на нее.

Он не отставал.

– Я даже не знаю вашего имени! – громко сказал он.

– Я ведь тоже не знаю вашего имени, правда? – равнодушно ответила она, стараясь говорить потише, чтобы ее не было слышно всем. Схватив две тарелки с раздаточного окошка, она развернулась и саркастически улыбнулась ему. – Это ставит нас в одинаковое положение, вы не находите?

– Меня зовут Луис Зиолко, – тихо сказал он. – А как вас?

От удивления она выронила тарелки. Они с грохотом упали на пол, и ему пришлось отскочить назад, чтобы брызги от яичницы с ветчиной не попали на него.

– Что с вами? – спросил он. – Вы выглядите так, будто встретили привидение.

Ухватив Зиолко за свитер в том месте, где, будь на нем костюм, находились бы лацканы, Тамара принялась трясти его.

– Что вы сказали? – недоверчиво прошептала она. Лицо ее вдруг стало пепельно-серым.

– Я сказал, что меня зовут Луис Зиолко. А теперь, будьте добры, назовите ваше имя.

Она отпустила его свитер и, покачиваясь, отступила на шаг назад. Упершись руками в бока, безнадежно вздохнула, закатила свои зеленые глаза и покачала головой.

– Тамара, милочка, – вслух произнесла она, – иногда ты бываешь первоклассной девкой.


– Стоп! – зловеще прорычал в свой мегафон Луис Зиолко, вскакивая с режиссерского кресла. – Стоп-стоп-стоп! – Он ходил по площадке, громко топая ногами и чертыхаясь себе под нос. Затем на минуту остановился и бросил свирепый взгляд в сторону Тамары.

«Что я теперь сделала не так?» – смущенно подумала Тамара и посмотрела на Зиолко. Он заставлял ее повторить эту простую сцену уже в двадцать восьмой раз и снова неожиданно прервал съемку. Она чувствовала, что его ангельское терпение начинает опасно истощаться.

Он поднес мегафон к губам:

– Уберите свет!

В ту же секунду ослепительно-горячее «солнце» и софиты на подвесной арматуре, потрескивая, погасли, и Перл вместе с другими четырнадцатью закаленными временем членами съемочной группы, составлявшими ее костяк, небрежно одетыми и сносившими безделье с той же равнодушной легкостью, с какой они выполняли свои разнообразные обязанности, отвернулись и, пользуясь предоставленной возможностью, закурили.