Джудит Гулд - Вспышка. Книга первая

– Я сделаю так, что она будет гордиться мной! – С чувством проговорила Тамара. – Сделаю.

И они с Ингой проплакали до самого утра.

– Да-а-а-а, вот это подъем, – проворчал Шмария, едва сумев отдышаться. Усилием воли он преодолел последний каменистый выступ на пути к плоской вершине выжженного солнцем утеса. Он проклинал свой деревянный протез – как всегда, в ноге, которая давно уже не была частью его тела, пульсировала и билась фантомная боль.

Упираясь локтями в зернистый известняк, Шмария прополз несколько метров, благодаря Бога за то, что, несмотря на протез, он все-таки достиг цели. Все остальное тело каким-то образом возмещало отсутствие ноги, и он испытывал чувство признательности по этому поводу. Он с благодарностью посмотрел на свои налитые мускулами руки – теперь на их долю выпадало куда больше работы. Да и его уцелевшая нога стала гораздо сильнее, чем прежде.

Опираясь на руки и здоровую ногу, он неуклюже встал на колени, а затем поднялся во весь рост. Внизу под ним, насколько хватало глаз, простиралась во всем своем великолепии пустыня Негев – ее апокалиптические, лишенные растительности, коричневые от зноя холмы перемежались с вкраплениями красных и пурпурных пород. Высоко в ультрамариновом небе медленно кружила одинокая птица – сокол или ястреб, – высматривая добычу. Шмария тряхнул головой, поражаясь окружавшей его красоте, и спросил себя – уже не в первый раз, – может ли человеческий взор устать от вида этого сурового великолепия. Не может – ответил он сам себе. Здесь он чувствовал себя дома.

Для малочисленных и разделенных большими расстояниями обитателей слово Негев являлось синонимом слова «пустыня», и, когда Шмария только приехал в эти края, у него сложилось неверное впечатление о том, что эти два слова взаимозаменяют друг друга. Вскоре он узнал, что первое слово на иврите означает «юг», а поэтому не подразумевает каких-либо конкретных границ.

Шмария стал «жителем юга» в равной степени по случаю и по выбору и во многих отношениях повторил непростой опыт тех первопроходцев, которые в давние времена осваивали эти древние, суровые края. Дожив до тридцати одного года, он уже не был горячим молодым красавцем, томимым неясными желаниями. С годами его синие глаза стали смотреть по-взрослому, а небольшие складки, прорезавшие темную от загара кожу, свидетельствовали о целеустремленности и решимости – о том, что мечтания превратились в конкретную цель. Юноша с огненным взором родом с Украины, потративший свои молодые годы на борьбу с угнетателями, он оставил Россию десять лет назад и, возмужав, решительно и все так же бесстрашно бросал вызов всему миру. Теперь, однако, в его мозгу созрел план того, что он собирался совершить.

Путешествие из Петрограда в Палестину навсегда останется в его памяти. Оно оказалось долгим и тяжелым – почти шесть тысяч миль по железной дороге, по морю, на конных повозках и пешком. Когда Шмария покидал Россию, на нем была лишь убогая казенная одежонка; билет, который устроил ему князь, помог ему перебраться через залив в Финляндию. Далее он был предоставлен самому себе – без денег, без крова, без друзей и знакомых, и даже без теплой одежды. Только зов предков и внутренняя решимость помогать созданию еврейского государства в Палестине заставляли его вопреки всему идти вперед. Непонятно как, но он выжил; через три долгих, мучительных года Шмария достиг Палестины и приступил к осуществлению сокровенной мечты детей Сиона. Самые волнующие минуты ему пришлось пережить после того, как сошел с парохода в Хайфе. Возбужденный до предела, он неуклюже опустился на здоровое колено и затем приник губами к земле, богатой библейскими традициями и таящей надежды для всего еврейского народа.

Прошло много месяцев, в течение которых ему пришлось браться за любую, даже самую грязную работу, прежде чем он сумел добраться до Иерусалима, где наконец обрел кров и работу в семье одного арабского уличного торговца. Постепенно выучил и иврит, и арабский и уже лелеял надежду присоединиться к движению Киббутц. В священном городе Шмария познакомился с небольшой группой евреев, направляющихся на юг к известному им месту в пустыне Негев, где когда-то давно существовал древний колодец. Шмария ушел вместе с ними, и вот теперь, много недель спустя, стоял на вершине обдуваемого ветрами утеса, обозревая открывшийся ему великолепный вид. Только рев ветра, поднимавшего в воздух мириады песчинок, и хлопанье его собственной одежды, раздуваемой воздушными потоками, нарушали царившую внизу священную, неземную тишину, и только время от времени знойный ветер проникал через ущелья в каньоны, зловеще завывая и посвистывая. Высоко в ослепительно голубом небе лениво кружила одинокая птица.

Шмария медленно повернулся спиной к ветру, оберегая глаза от летящих в воздухе песчинок. Теперь шагать стало легче, как будто невидимые руки подталкивали его в спину при каждом порыве.

Он принялся насвистывать себе под нос. Его товарищи по Эйн Шмона устроят ему скандал по возвращении – уже трое суток он бродит здесь один. А ведь сам установил твердое правило, согласно которому никто не должен ходить в одиночку.

Шмария ухмыльнулся. Что положено пастве, не всегда положено пастырю. Тот, кто устанавливает правила, имеет право нарушать их. Кроме того, они должны быть благодарны ему за это. Когда он расскажет им о своих открытиях, им придется перестать жаловаться и начать благодарить его. Как раз в самый тяжелый момент для нарождающегося кибуца результаты его поисков решают самую насущную проблему.

Колодец, бывший первоначальной целью их похода в пустыню, начал истощаться, вызывая панику. Теперь же, проявив немного смекалки и усердно работая, с паническими настроениями можно будет покончить навсегда. На полпути к вершине утеса – с северной его стороны – глубоко в расселине он обнаружил хороший источник, выносящий ручей кристально чистой, искрящейся воды, пробивающейся из глубины скальных пород и стекающей вниз в глубокий бассейн, образованный самой природой у подножия, где, по всей видимости, существовали подземные воды. Обнаружил Шмария его не столько с помощью зрения, сколько с помощью слуха. Именно по этой причине он никого не захотел брать с собой. Ничто не должно было отвлекать его внимания. Разговор, шум шагов и даже человеческое дыхание могли заглушить едва слышное журчание воды. Он пошел сюда в одиночку, и сама тишина привела его в нужное место. Единственным обстоятельством, омрачавшим охватившее его радостное возбуждение, была деревянная нога – если бы не она, то можно было бы спуститься и исследовать все внизу. Впрочем, любой молодой парень из кибуца сделает это с легкостью. С посторонней помощью он сам сможет спуститься туда, заложить взрывчатку и взорвать скалистую стену, мешающую ручью превратиться в поток. Затем посредством трубопровода живительную влагу можно отвести через пятимильный участок пустыни, отделяющий источник от Эйн Шмона. Найденный им источник не просто заменит собой старый колодец: он сделает его безнадежно ненужным. Вода здесь чистая, и, судя по всему, запасы ее неистощимы. Она вольет новую жизнь в Эйн Шмона, и растрескавшаяся пустыня превратится в цветущую землю на многие сотни лет вперед. Он был очень доволен собой.

Шмария захромал вперед, волоча деревянную ногу. Самый край утеса был уже совсем рядом – вот и место, где он взобрался на вершину.

Широко расставив ноги, он наклонился и посмотрел вниз. Ироническая усмешка появилась у него на лице: спускаться будет намного труднее, чем карабкаться наверх.

Он лег на скалу и подполз к самому краю. Внизу выходы скальных пород, подобно языческим алтарям, казалось, хищно поджидали свои жертвы.

Осторожно и очень медленно Шмария начал спуск.

На лбу его вздулись вены и выступили капли пота – скорее от страха, чем от усталости. Достаточно неправильно поставить ногу или опереться на непрочный выступ, и… Лучше не думать об этом. Нельзя рассеивать внимание, нужно преследовать одну-единственную цель: добраться до подножия. Все остальное не имеет значения.

Оскальзываясь и обдирая руки об острые выступы скал, он продолжал медленно спускаться. Постепенно, дюйм за дюймом, а затем и фут за футом, земля приближалась.

Кровь забурлила в нем от предчувствия успеха. Здесь было опасно, но это и есть настоящая жизнь. Он смеялся прямо в лицо смерти.

Шмария и думать забыл про свою деревянную ногу. Прильнув к мощной груди утеса, он чувствовал необычайный прилив сил. Он пришел сюда побеждать и выйдет отсюда победителем. Он, Шмария Боралеви, был один на один с силами природы, и его увечье уже было не в счет. Сейчас он полностью владел своим телом, чувствуя, как адреналин растекается по жилам.

Срывающиеся вниз камешки, казалось, пели при падении. Неожиданно выступ, за который он ухватился правой рукой, откололся от скалы. Издав едва слышный возглас удивления, он на мгновение – показавшееся ему вечностью – повис на левой руке, а затем сорвался вниз навстречу сильному потоку воздуха, вниз – в никуда.

«Аллах акбар…» Велик Господь…

Напевный голос муэдзина плыл над небольшим оазисом, в котором расположилась арабская деревня Аль-Найяф. Те жители деревни, которых молитва застала вне дома, упали на колени и обратили взор к огромному красному солнцу, садившемуся за горизонт где-то там, далеко, где была Мекка. Внутри домов правоверные уже успели развернуть свои драгоценные молитвенные коврики и били низкие поклоны, вторя молитве.