Сенда чувствовала, как распухает нижняя губа, ощущала неприятный вкус крови во рту, но отрицательно покачала головой.

– Нет, золотко, со мной все в порядке. Иди в свою комнату и жди меня там. – Несмотря на то что она прилагала все усилия, чтобы оставаться спокойной, в голосе ее слышались истерические нотки: – И не выходи из нее, пока я сама за тобой не приду.

Краем глаза она увидела, как из кухни торопливо выбежала Инга и, как заботливая наседка, подхватила Тамару на руки и потащила ее в детскую. Дверь за ними захлопнулась, в замке с шумом повернулся ключ.

Мужчина рассмеялся.

– Значит, это и есть твоя немка собственной персоной, да? Тощая, стерва.

Сенда подняла вверх бледное лицо, глаза ее были спокойны. Внезапно она почувствовала незнакомое ей прежде желание защитить Ингу.

– В каждом мизинце этой немки, как вы ее называете, больше достоинства, чем у всех вас, вместе взятых, хотя вы и считаете себя настоящими мужчинами. По крайней мере, она не терроризирует женщин и детей! – Сенда напряглась в ожидании еще одной пощечины, но удара не последовало. – А теперь, раз вы здесь, – холодно добавила она, – объясните, что вам угодно.

– Мы пришли судить вас, так как считаем виновной по пяти статьям, – с усталой заученностью проговорил мужчина.

– Неужели? А вы, стало быть, судья? – скептически осведомилась Сенда, едва слышно рассмеявшись.

– Во-первых, – монотонно начал он обвинительную речь. При этом очки у него заблестели, отчего на лице появилось на удивление бессмысленное выражение. – Вы обвиняетесь в укрывании немки, врага России, которую подозревают в шпионаже. Суд приговаривает вас к штрафу в десять тысяч рублей.

– Что? – У Сенды отвисла челюсть.

Не обращая на нее никакого внимания, он продолжал:

– Во-вторых, вы обвиняетесь в том, что покупали продукты у спекулянтов и, значит, содействовали незаконной торговле, за что приговариваетесь к штрафу в двадцать тысяч рублей.

Обернувшись, Сенда уставилась на Поленьку; глаза ее бывшей служанки светились торжеством.

– Покупки делала она, – сухо произнесла Сенда. – Почему бы вам не проверить это, тогда вы поймете, что ваши обвинения следует адресовать ей. А не мне.

– А чьи распоряжения я выполняла, когда ходила по магазинам, всемогущая мадам? – фыркнула Поленька, преисполненная благородного негодования.

– А разве я говорила, где именно ты должна покупать продукты?

– А как вы думаете, где я брала все эти деликатесы? В овощной лавке с пустыми полками? На мельнице, где уже шесть месяцев нет ни единого зернышка? – Темные глаза Поленьки гневно сверкали. – Видели бы вы, чем они тут питались! И это в такое время! Торты! Пирожные! Деликатесы! Икра от…

Сенда обернулась к главарю.

– Вы сошли с ума! – Она язвительно рассмеялась. – Кем вы себя возомнили, придя сюда и устраивая весь этот обезьяний суд?

Он самодовольно расправил плечи.

– Я – товарищ Падорин, председатель местного революционного комитета, – сурово произнес он. – А сейчас помолчите, не мешайте нам заниматься делом.

– Хорошо, – проговорила Сенда, неожиданно почувствовав страшную усталость. – Вы правы. Чем быстрее мы покончим с этой пародией на суд, тем лучше. У меня, например, есть занятия поинтереснее.

– Советую подсудимой придержать язык, если она не хочет, чтобы ее обвинили в неуважении к суду, – холодно произнес товарищ Падорин. – В-третьих, вы обвиняетесь в содействии упадочничеству в театральном искусстве, а следовательно, и распространению империалистической пропаганды, за что приговариваетесь к штрафу в двадцать тысяч рублей. – Он бросил на Сенду взгляд поверх своих блестящих круглых очков, желая удостовериться, станет ли она оправдываться.

Но Сенда молча смотрела на него и могла поклясться, что на лице его промелькнуло разочарование.

– В-четвертых, за эксплуатацию народа вы приговариваетесь…

– Ради Бога, избавьте меня от этой бессмысленной тарабарщины, – простонала она, разводя от безысходности руками. – Если вы пришли за тем, чтобы украсть у меня деньги и драгоценности, возьмите их и убирайтесь.

– Как я уже говорил, до того как вы так грубо прервали меня, по четвертому обвинению за угнетение народа вы приговариваетесь к двадцати пяти тысячам рублей.

Сенда закатила глаза.

– В-пятых, за связь с преступниками, кои до сегодняшнего дня составляли так называемый правящий класс, вы приговариваетесь к штрафу в сорок тысяч рублей.

– Полагаю, – сухо заметила Сенда, – вы в самом деле верите в то, что восстанавливаете справедливость.

– Властью, данной мне нашим местным советом, да. Она глубоко вздохнула. В ее глазах сверкнул вызов.

– Кто вы такой? Студент юридического факультета, провалившийся на выпускных экзаменах?

Лицо мужчины побагровело от ярости.

– Ах ты блядь! – вскричал он и, размахнувшись, снова ударил ее, но на этот раз она удержалась на ногах; только ее голова откинулась в сторону.

Не обращая внимания на звон в ушах, Сенда медленно повернулась и ядовито улыбнулась ему, не сводя глаз с его лица, в то время как ее рука мягко дотронулась до щеки, от чего кончики пальцев стали липкими от крови. Это была пусть и небольшая, но все же победа. Несмотря на боль, она чувствовала себя намного лучше. Вероятно, она оказалась права насчет него. Не было никаких сомнений в том, что она задела его за больное.

– Я серьезно отношусь к своим обязанностям, – ледяным тоном объявил Падорин, всеми силами сдерживая гнев. – Предупреждаю, товарищ Бора, что вам лучше придержать язык.

– Я вам никакая не товарищ Бора, – холодно отозвалась она. – Меня зовут мадам Бора.

– Теперь в России все равны. Больше не существует никаких классовых различий.

– Неужели? Тогда зачем вы здесь – просто для того, чтобы терроризировать меня?

Он с трудом заставлял себя сохранять хладнокровие.

– Согласны ли вы, товарищ Бора, заплатить штраф общей суммой в сто пять тысяч рублей, налагаемый на вас революционным комитетом?

Сенде ничего не оставалось делать, как рассмеяться.

– Под дулами пяти винтовок у меня просто нет другого выхода.

– Это, несомненно, мудрое решение.

– Однако я не держу дома даже небольшой части этой суммы. А, как вам хорошо известно, банки, кажется, устроили себе выходной.

– У нее есть драгоценности! – вспылила Поленька, глаза которой жадно горели. – Такие роскошные драгоценности, что от одного их вида замирает сердце! Вы бы видели! – Закрыв глаза, она мысленно представила себе их, и ее толстые крестьянские пальцы непроизвольно потянулись к шее. – Они не уступают драгоценностям немки. Рубины размером с голубиные яйца. Изумруды в оправе филигранного…

– Достаточно, товарищ Петрова, – суровым тоном прервал Поленьку Падорин. – Нет необходимости вдаваться в подробности.

Рука Поленьки опустилась вниз, и она обворожительно улыбнулась.

– Я вовсе не превозношу их достоинства, товарищ Падорин. Напротив, я просто выполняю свой долг, рассказывая вам…

– Да ты просто маленькая дрянь, воровка, интриганка, ищейка и доносчица! – прошипела Сенда, обращаясь к Поленьке. – Значит, вот почему ты так хотела работать у меня. Просто для того, чтобы вынюхивать, какие у меня есть ценности.

– Я никакая не воровка.

– Да? А где же тогда деньги на продукты, с которыми ты сбежала?

– Они пошли на доброе дело, – заливаясь краской, скороговоркой ответила Поленька. – Они накормили голодные желудки.

– Ты, несомненно, говоришь о своем собственном, в то время как желудок моей дочери остался пустым.

Поленька сверкнула глазами на Сенду.

– Что знает этот избалованный ребенок о голоде? Она достаточно пожила хорошей жизнью.

Сенда обернулась к Дмитрию.

– А где моя лошадь и коляска? Я уже несколько дней их не вижу. Ты случайно не знаешь, куда они запропастились?

Дмитрий отвел взгляд в сторону, но Поленька торжествующе воскликнула:

– Они были реквизированы революционным комитетом! Все теперь принадлежит народу!

– Насколько я понимаю, «народ» – это вы?

– Ах ты сука, – фыркнула Поленька.

– Довольно! – приказал Падорин, прекращая спор. Он посмотрел на Сенду и, понизив голос, сказал: – Мы забираем драгоценности в счет взыскиваемого с вас штрафа. Где они?

– Если вы так сильно желаете их украсть, почему бы вам самим не найти их? Возможно, окажется, что они хранятся в банковском сейфе.

– Неправда! – закричала Поленька. – Она хранит их в потайном дне ящика своего туалетного столика. Я принесу их. – Она направилась в сторону спальни, но Падорин схватил ее за руку.

– Не так быстро, – сказал он, кивая одному из своих приятелей. – Евгений, проверь ящик.

Поленька сердитым взглядом проводила отправившегося за драгоценностями Евгения.

– В чем дело, Поленька? – сладким голосом спросила Сенда. – Разве они не доверяют тебе? Возможно им известно, что ты постаралась бы прикарманить большую их часть?

– Заткнись! – взревела Поленька, подняв для удара руку.

Сенда решила, что у нее нет ни малейшего желания выносить еще одну пощечину, и схватила Поленьку за запястье.

– Вот тебе на! Какие мы храбрые! – тихо проговорила она.

– Я же сказала, чтобы ты заткнула свой вонючий рот! – завопила Поленька, стараясь вырваться из рук Сенды. Но та еще сильнее вцепилась пальцами в Поленькино запястье.

– Твой словарный запас оставляет желать много лучшего, так же как и твоя честность.

– Сука! – плюнула Поленька в лицо Сенде. Слегка растерявшись, та ослабила хватку, и Поленька, воспользовавшись этим, тут же вырвала руку. Но затем снова с кулаками набросилась на Сенду.

Сенда сделала шаг назад, чтобы уклониться от ее яростно машущих рук, но Поленька с горящими глазами грозно продолжала наступать на нее. Повинуясь внезапному порыву, Сенда сделала ложный выпад вправо и, застав Поленьку врасплох, схватила ее за левую руку, вывернула за спину и дернула вверх.