— Девчонка в Грин-Энд, — медленно повторила Синтия. — Ах, Грейс! Какая я была дурочка! Сочинила себе прекрасный образ, и вообразила, что Питер именно такой.

— Да ведь со многими так, мисс. Бог весть чего хотим. А люди — они люди и есть, чего от них особого ждать.

— А я слишком многого ждала, — прошептала Синтия, — оттого и страдала… и сейчас так больно, что Питер обманул… мои ожидания.

— С позволения сказать, мисс, по мне мистер Питер слез не стоит, что вы о нем пролили, — заметила Грейс. — Он уже раз сердце вам разбил, нельзя, чтобы и снова такое получилось, мисс Синтия.

— Больше он сердце мне не разобьет, Грейс! Мне лишь грустно. Я думала… верила… Что думала? Во что верила? Не знаю! Знаю лишь, одно: сейчас мне необходимо убежать, спрятаться. Не хочу даже вспоминать о прошлом.

— Понимаю, мисс… — Старая Грейс кивнула. — Да ведь плакать над битыми горшками какой толк? А уж коли с трещиной горшок с самого начала…

Синтия засмеялась, потом всхлипнула:

— Ах, Грейс, какая вы милая, я отлично понимаю, о чем вы.

Грейс к удивлению Синтии весьма явственно и сердито фыркнула.

— Моя бы воля, мисс, я бы все мистеру Питеру высказала, что о нем думаю! И мистеру Шелфорду заодно! Нечего было мистера Питера сюда звать. А тот снова заявился, набрался духа!

— Скорее всего виновата я сама — не следовало возвращаться, — сказала Синтия. — Нужно было жить где-нибудь еще.

Грейс ничего не ответила. Она опустилась на колени у раскрытого чемодана и стала тщательно и аккуратно укладывать приготовленные Синтией вещи.

Синтия наблюдала с полным безразличием. Ей даже уезжать расхотелось. Она чувствовала себя измученной и опустошенной. Грейс сказала про нее маленькую «ко всем с лаской». Да, — подумала она, — так и было. Ребенком она обожала мать и отца, любила их безмерно, но что могла ей дать в ответ тяжело больная мать, суровый, замкнутый отец? Она обожала и своих зверушек — горько плакала, когда ее ненаглядный спаниель умер от старости. А в Питере она любила любовь, а не мужчину. Но как трудно это понять, увериться в этом!

Грейс между тем собрала чемодан.

— Больше вам ничего не понадобится, мисс Синтия? Вы ведь только на одну ночь?

Вопрос звучал мольбой.

— Может быть, чуть дольше, Грейс, — сказала Синтия, отводя глаза.

Грейс поднялась с пола.

— Ну-ка, мисс, слушайте меня! У вас сил не хватит разъезжать одной. Вам стало получше — сразу видно, да только в себя вы еще не пришли. Да такое волнение целые сутки! Вы и ночь-то не спали, знаю. Слышала, вы все по дому ходите. А в шесть утра уже шторы подняли.

— Простите, что разбудила, Грейс. Я старалась потише.

— Вы меня не разбудили, мисс. Когда ревматизм мучает, я плохо сплю. И еще о вас беспокоилась. Вчера вечером старик Эбби после работы зашел и сказал, мол, сам видел, мистер Питер в «Березы» пожаловал. Я сперва не поверила, ну, думаю, выпил старик лишку, или что. А он говорит: видел, он из автомобиля вылезал со своей американской женой-модницей.

Синтия улыбнулась.

— Новости в здешних краях быстро распространяются, Грейс.

— Коли плохие, очень быстро! — подтвердила загадочно Грейс. — Я еще подумала, каково вам будет узнать про это… Но чтоб вы отсюда сбежать надумали, никак не ждала.

— Да, сбегаю, именно! Вы меня осуждаете?

— Что вы ни сделай, мисс, не стану осуждать. Слишком уж вам тяжко пришлось. Только здесь ваш дом, здесь вам и жить. А мистер Питер — гость.

— Я должна уехать, Грейс, — тихо сказала Синтия.

Она достала из шкафа шляпу.

— Позвоните, пожалуйста, закажите мне такси. Может, я еще успею на поезд в час девятнадцать.

— Сейчас закажу, мисс, а Роза вам мигом что-нибудь приготовит, надо поесть на дорогу.

— Не надо, я ничего не хочу, — запротестовала было Синтия, но Грейс уже была за дверьми.

Синтия со вздохом обернулась к туалетному столу. Она понемногу успокаивалась — все не так плохо, не так мрачно, как казалось полчаса назад. Грейс с нею, Грейс и Роза, и вилла, которая постепенно становится ей родным домом. Но сейчас надо уезжать, нельзя оставаться, пока Питер в «Березах».

Поезд в час девятнадцать был полупустой. По дороге Синтия пыталась разобраться в своих чувствах, внести ясность в путаницу мыслей, но снова и снова возвращалась к одному и тому же — к стремлению бежать, скрыться, не видеть больше Питера, забыть его навсегда.

Наконец, поезд прибыл на Паддингтонский вокзал, и на перроне среди спешащих пассажиров, торопливых носильщиков, у нее возникло чувство потерянности, ей казалось, будто все бесцельно, бессмысленно, потому что именно здесь конец пути. Она заставила себя пройти через перрон на площадь, взяла такси и назвала водителю адрес тихого семейного отеля, где всегда останавливался отец. В отеле не было номеров, но портье, проработавший там почти полвека, вспомнил фамилию ее отца и по старому знакомству предложил ей крошечную каморку, закуток на шестом этаже.

— Конечно, комнатка маленькая, мисс Морроу, — печально заключил он. — Мы там обычно селим горничных, но Лондон буквально забит приезжими, и люди согласны на что угодно, было бы где голову преклонить.

— Я с удовольствием возьму эту комнату, — сказала Синтия, — большое спасибо!..

Портье горестно потряс седой головой и подозвал нахального, очень современного мальчишку-коридорного, чтобы тот проводил Синтию.

Безликая, унылая обстановка совсем ее не огорчила, ей сейчас было по душе все неприметное, неброское, лишь бы не напомнило о других местах, другом времени, других людях.

Синтия подошла к тумбочке у кровати, сняла телефонную трубку, назвала номер и через минуту ей ответили:

— Больница Святой Агнесы.

— Могу я поговорить со старшей сестрой?

— Посмотрю, есть ли такая возможность. Ваше имя?

— Синтия Морроу — сестра Морроу.

— Хорошо, не кладите трубку.

Ждать пришлось долго. Наконец, в трубке сказали:

— Соединяю вас со старшей сестрой.

В трубке щелкнуло, и Синтия услышала знакомый голос:

— Сестра Морроу?

— Да. Вы меня помните?

— Конечно, помню.

— Я хотела бы увидеться с вами. Вы не смогли бы принять меня прямо сейчас, я поблизости.

В трубке помолчали.

— Я могу принять вас через три четверти часа, сестра. Ровно через сорок пять минут.

— Благодарю вас! Большое спасибо.

Синтия положила трубку. Она причесалась, попудрилась, слегка накрасила губы, подумала немного, стерла помаду. Вымыла руки, поискала в чемодане свежую пару перчаток, не нашла, спустилась вниз и попросила швейцара остановить для нее такси.

В больнице она была на двадцать минут раньше условленного времени. Зная, насколько бесплодными будут попытки увидеть старшую сестру сразу же, Синтия стала прогуливаться вокруг высокого унылого здания из серого камня.

Из главного входа вышли две сестры. Дежурство закончилось, по крайней мере, на несколько часов тяжелая, изнурительная работа позади. Синтия изведала на своем опыте всепоглощающие заботы этой жизни, но ей также известно, какое удовлетворение приносит скромным труженицам их работа, несмотря на весьма ограниченную сферу деятельности. Мизерное жалованье, скверное жилье, строгий распорядок дня, бесконечные дежурства — однако, у этого ремесла есть неоспоримые достоинства. Каждая сестра связана тесными узами товарищества с остальными. Она — не одинокая душа, затерявшаяся в переменчивой суете житейского моря, а часть единого целого с теми, кто, подобно ей, готов отдать себя служению людям, подчинить личные интересы общему благу.

Синтия посмотрела на часы. Да, теперь пора. Наконец-то!

Старый привратник в поношенной форме невыносимо долго записывал в блокнот ее фамилию и отмечал время, которое было назначено, после чего сообщил:

— Старшая сестра ждет вас, мисс. Я провожу.

— Не беспокойтесь, — ответила Синтия. — Я знаю, где ее кабинет.

Подойдя к святилищу старшей сестры, она остановилась перед тяжелой дверью. Ею снова овладела знакомая радость предстоящей беседы, и почтительность, которые она всегда испытывала у этой двери.

— Войдите.

Синтия вошла. Старшая сестра писала за столом. Солнечный свет ореолом сиял над белым чепцом, венчавшим пышные седые волосы. Старая дама встала и протянула Синтии руку.

— Рада встрече. Мы слышали высокие отзывы о вашей работе в Индии. Вы, кажется, получили награду?

— Да.

— Поздравляю. Честь и для вас, и для больницы.

— Я всему научилась здесь.

Старшая сестра улыбнулась, благосклонно принимая комплимент.

— Чем могу служить теперь?

— Прошу вас, не могли бы вы взять меня снова на работу?

— Насколько мне известно, вы уехали из Индии по причине серьезного нездоровья.

— Да, это так, — ответила Синтия, — но сейчас мне лучше, много лучше.

— Вы окончательно выздоровели? Сейчас это главное.

— По-моему, да. Я чувствую себя хорошо.

— А что говорит ваш врач?

— Я не была у врача два месяца.

— По мне, вид у вас не очень хороший.

— Но у меня прекрасное самочувствие, — настаивала Синтия. — Вероятно, я выгляжу несколько усталой, — поздно вчера легла и только что с поезда, наверно, поэтому.

— Почему вы хотите вернуться на работу?

— Я… — Синтия замялась. — Мне хочется снова заняться делом.

— Вы по-прежнему хотите убежать от своих невзгод, сестра Морроу?

— Что вы имеете в виду? — спросила она и добавила смущенно: — Как вы узнали?

— Считаю своим долгом как можно больше знать о персонале. Когда вы у нас здесь работали, я видела, вы недавно пережили тяжелую личную драму. Думаю, мы вам помогли. Рекомендуя вас в Индию, я надеялась — время, исцеляющее все на свете, излечит и вас. Я полагала также, перемена обстановки сыграет свою роль. Вижу теперь, что была чересчур оптимистична в своих прогнозах.