– Я здесь.

Она откинула с головы капюшон и с удовольствием ощутила на лбу влажные прикосновения первого снега. Роберт обошел машину и открыл ей дверцу.

Она отметила это. От Кирилла бесполезно было ждать, чтобы он открыл перед ней любую дверь, хоть в подъезд, хоть в машину. Он еще взял моду приказывать ей, чтобы, наоборот, она выскакивала из машины и открывала перед ним ворота подземного гаража, а уж он тогда вальяжно заезжал в них! И все потому, что она дала понять, что создана для того, чтобы обеспечивать ему удобную жизнь, со злостью подумала Нина и решительно села вперед на место пассажира. Правда, в своих размышлениях она забыла отметить, что не так-то много мужчин, да еще с машинами, было в ее жизни… С кем ей было сравнивать?

«И с этим не буду разговаривать, и спрашивать тоже ни о чем не буду. Надо будет, расскажет сам!» Она поджала губы, но в душе была рада, что Роберт хоть на время избавил ее от бесконечных размышлений о своей жизни и пребывания в собственной квартире, где она неминуемо должна была думать о Лизе и создавшейся ситуации. Конечно, она не могла не сознавать, что поступает как страус. Роберт молча тронулся с места. При всей своей злости она не могла не заметить, что, как всегда, он тронулся так нежно, что если бы она, к примеру, держала в руках стакан с водой, налитый почти до краев, то вряд ли бы вода расплескалась. Но потом он поехал быстро, как практически никогда при ней не ездил по улицам. Ее это насторожило. По тому, как он подался вперед и насколько плотно держал руль, она поняла, что положение у Ленца серьезное. В этом напряженном молчании они и ехали. Но если раньше образ мужа в Нинином сознании был непоколебим, словно скала, то теперь, сидя с Робертом, она невольно сравнивала мужа с другими мужчинами.

С тех пор как она пошла учиться в автошколу, она обращала внимание, как ведут себя разные люди на дороге. И чем больше она наблюдала за этим, тем более странным ей казалось даже то, как по-разному мужчины держат руки на руле. После того как она сама стала ездить, она поняла, конечно, что положение рук зависит и от марки автомобиля, и от того, имеется ли у руля гидроусилитель, но в самой большой степени это зависело, конечно, от характера водителя. У нее самой после первых занятий езды на учебных «Жигулях» болели не только руки, но и плечи, и шея, и спина. Потом, после нескольких занятий, мышцы стали привыкать к нагрузке, и сильной боли она уже не чувствовала, но после больших нагрузок, как, например, поездка к Ленцу, тело ее болезненно ныло.

Однажды, уже после начала занятий, она попросила Кирилла дать ей немного проехать на «БМВ». Нине было обидно, что он отказал ей даже после того, как она пообещала не выезжать на улицу, а поездить только на заброшенном пустыре. Он объяснил, что ему еще дорога его жизнь, как дорога и машина. Тогда, понурив голову, она попросила разрешения позволить ей хотя бы повернуть руль туда и обратно у стоящей на месте машины. Ее поразило раздраженное выражение его лица, с которым он сказал ей:

– Ну поверни, но только два раза.

В другой бы момент она скорее всего не стала бы вертеть из гордости, но в этот раз ее любопытство было сильнее, и она, закусив губу, повернула руль. Он послушался ее на удивление легко, хотя масса самой машины была намного больше ее учебных «Жигулей».

– Другие же покупают своим женам машины… – только и сказала она, когда Кирилл почти тут же открыл дверцу и сделал движение рукой: мол, хватит, высаживайся!

– И бриллианты покупают, и дома! – ответствовал Кирилл. – Тебе нужны бриллианты?

– Если бы ты подарил мне бриллианты, я бы поменяла их на машину! – с намеком, но тихо произнесла она.

– На какую же? На «Кадиллак»? – ехидно поинтересовался он.

– Не обязательно. По моему мнению, у хорошей машины должны быть соблюдены три условия…

– Фирма, форма и цвет, чтобы подходил к крышке пудреницы и оттенку туфель, – съехидничал он.

– Да ладно тебе! – Нине так хотелось поговорить с ним о своих занятиях. – Машина должна иметь мощный двигатель, автоматическую коробку передач, чтобы в городе при частом торможении не уставала нога, выжимающая сцепление, и гидроусилитель руля! – Она хотела бы еще добавить про подушки безопасности и удобное сиденье, но он не захотел ее слушать.

– Научили вас там, в вашей дурацкой школе, на мою голову, – сухо заметил он, показал ей рукой, чтобы она отошла в сторону, и укатил в неизвестном направлении. Он укатил, а она отправилась варить ему суп и жарить мясо.

Так вот, теперь она обращала внимание на то, что Кирилл держит руль, по сути, только одной рукой, а другая у него просто лежит где-нибудь для вида или сжимает мобильный телефон. Многие мужчины в машине сидят, будто в бане, расслабленно, и руки у них болтаются на руле ниже пояса, на шести часах. Многие зевают, потягиваются, обнимают подруг и даже что-то читают во время остановок на светофорах. Ее поражала такая расхлябанность. По натуре Нина была очень дисциплинированным человеком, и если ей хотя бы однажды объяснили, что именно надо делать, как, зачем и почему, она бы все делала именно так, как объясняли. И замечала, что и другие женщины на месте водителя и сидят правильно, и руки держат, как следует по инструкции. Ей непонятно было, почему же в адрес представительниц прекрасного пола было сложено так много анекдотов! Ей казалось, что в этом должен быть какой-то секрет, который она никак не может разгадать. И только потом, наблюдая за Кириллом, за другими водителями, она поняла: а нет на самом деле никакого секрета – большинство мужчин на дороге и вправду гораздо более расхлябанны и неаккуратны, чем женщины, как, впрочем, и вообще в жизни; они привыкли действовать нахрапом и наглостью, они по статистике и в аварии попадают чаще, а женщин критикуют просто из-за мужского шовинизма, потому что им не нравится, что женщины взяли в руки те же игрушки, что и они. Вернее, не так, констатировала она, то, что мужчины считают предметами престижа, для женщин – предмет обихода, необходимая деталь быта, с которой надо обращаться так же аккуратно и осторожно, как, скажем, с горячей сковородкой. Многим ли женщинам придет в голову устраивать между собой соревнование – чья сковородка лучше жарит пирожки? Они делают свое дело, и все. А мужчинам необходим дух игры. Но на дороге играть в их игры неприятно. Их легче пропустить вперед, чтобы не связываться с ними, не слушать их дурацкие комментарии и даже оскорбления, а они такое великодушие женщин воспринимают как слабость, как неумение ездить – вот как она это понимала.

Тех, кто вылезает вперед на светофорах, блокируя потом движение, она терпеть не могла. Тех же, кто систематически превышал скорость, считая себя суперездоком, просто ненавидела.

«Козел ты, а не ездок», – думала она. И ей, по натуре не злой, ужасно хотелось, чтобы такие суперездоки попали в какую-нибудь такую ситуацию, в которой их не могли бы спасти их деньги или связи.

– Ничего, доездишься когда-нибудь, и тебе тоже достанется! – говорила она, чтобы успокоиться.

Она не понимала, почему каждая хоть чуть-чуть выделившаяся среди других так называемая звезда, а вернее, звездулька, обязательно подчеркивает в своих интервью, что она обожает ездить на предельной скорости и нарушать правила движения и гордится тем, что гаишники ее за это не штрафуют, потому что узнают в лицо…

– Я бы такого гаишника уволила к чертям собачьим, а у звездульки права отобрала на всю ее оставшуюся жизнь, чтобы пример плохой никому не подавала, – негодовала Нина.

И вообще она, с тех пор как стала ходить в автошколу, стала более активной участницей жизни – ее уже гораздо больше волновало то, что происходит в городе, например, закрутят или не закрутят в какую-нибудь сторону Садовое кольцо; как правильно должны работать светофоры; почему гаишники часто бывают правы и в то же время их не любит большинство населения… В общем, ей ужасно хотелось обо всем этом с кем-нибудь серьезно поговорить, а поговорить было не с кем. Кирилл же демонстративно избегал ее вопросов, и единственный человек, с которым она могла бы свободно обсуждать все это, был ее преподаватель, но она виделась с ним только на занятиях, где особенно было не поговорить… А теперь и вообще она с ним разругалась.

Опомнилась она от воспоминаний, уже только когда они въехали во двор больницы.

– Нам в реанимацию.

Она мгновенно все вспомнила.

– Разве Ленцу так плохо?

– Было плохо.

– Но ведь туда не пускают?

– Михалыч должен был договориться. Если Ленц в сознании – нас пустят.

В гардеробе Роберт предъявил какой-то кусочек картона, и им дали халаты и полиэтиленовые пакеты на ноги. Нина разволновалась. Роберт, заметив это, молча взял ее под руку. Ее дрожь передалась и ему. Они поднялись на второй этаж. Нина редко болела и в больнице давно не была.

Слово «реанимация», выведенное красной краской на затененном стекле, напугало ее еще больше, но она постаралась взять себя в руки.

«Если я могу принести какую-то пользу, я должна это сделать, – подумала она. – Но что же в самом деле произошло?»

Они пошли по холодному, пустому коридору, вдоль стен которого стояли пустые каталки, и увидели Михалыча. Он стоял в коридоре возле одного из окон. Казалось, что он даже немного уменьшился в размерах.

– Что? – спросил его Роберт.

– У него сейчас жена, – коротко сказал Михалыч, – хочет пригласить к нему батюшку.

– Какого батюшку? Разве отец Ленца не умер?

– Да не отца-батюшку, а попа!

– Ах попа! – Роберт нахмурился. – В Афгане он никогда не прибегал к помощи никаких батюшек! Я не позволю, чтобы она что-то сделала вопреки его желанию!

– В его положении люди могут иметь такие желания, о которых вряд ли думали раньше… – дипломатично сказал Михалыч. – От батюшки, наверное, не будет особого вреда?

– Она сама сначала его довела до всего этого, а теперь батюшку захотела? – У Роберта сжались кулаки.

– Он отравился? – спросила Нина.