– Давай вернемся в центр! Раз уж приехали, давай посмотрим! Такую красоту, может, больше никогда не доведется увидеть! Люди специально ездят смотреть города Золотого кольца на экскурсии, а нам довелось побывать здесь, а мы не воспользовались этим, ничего не посмотрели! – Она сделала последнюю попытку.

– Да вот же, до окружной дороги два шага! – торжествующе ткнул он пальцем в карту. – Она выведет нас на московскую автостраду.

Ей пришлось спешно искать в сумке солнцезащитные очки, чтобы скрыть выступившие слезы обиды. Когда через полчаса, уже выехав из Ярославля на дорогу М8, муж, не спрашивая ее, остановился у какой-то придорожной речушки, потому что ему очень захотелось искупаться, ему и в голову не пришло, что тем самым он задерживается в пути. Он разделся, скрылся в кустах, и через минуту из воды послышались плеск и довольное фырканье. Она же осталась ждать его, сидя боком в машине с открытыми дверцами, свесив голые ноги в траву, и думала, почему она считает своим долгом все это терпеть? Почему никогда не взорвется, не хлопнет дверью, не заорет, наконец? Почему продолжает жить с человеком, который не признает ее интересов, пренебрегает желаниями, высмеивает и даже, кажется, презирает ее?

И она ответила на этот вопрос: потому что в теперешнем грубом и злом начальнике крупной фирмы она все еще продолжает видеть озорного и доброго парня в футболке с изображениями битлов на спине, вместе с которым они когда-то делили поровну по тарелке супа из пакетика и по куску серого хлеба с тоненьким слоем бутербродного масла. Потому что с этим парнем она когда-то была счастлива, верила в него, верила, что он добьется успеха, и продолжала верить и теперь; она думала, что счастье еще может вернуться! Просто он должен однажды остановиться в своем беге вдогонку за карьерой, посмотреть на нее и сказать: «Как же так получается, Нина?! Что же мы делаем с нашей жизнью?»

И тогда она, не упрекнув ни полсловом, молча привлекла бы его к себе и тихо по-матерински сказала бы: «Ничего, мой дорогой, ничего! Жизнь впереди еще длинная! Все еще можно исправить! И все еще будет хорошо! Ты только будь добрее ко мне, будь сердечнее! И все наладится, вот увидишь! Я обещаю!»


Настырная муха, по-осеннему сонно жужжа, стучала в окно, и непрекращающийся шум работы ее крыльев отвлек Нину. С тревогой посмотрела она на преподавателя и огляделась вокруг: не пропустила ли она чего-нибудь важного? Но в классе оказалось все то же: монотонным голосом преподаватель продолжал бубнить себе под нос, что все, у кого слабое зрение, должны сразу привыкать пользоваться в машине очками и принести соответствующие справки от врача; перечислял, какие учебные пособия учащиеся должны купить, и Нина, у которой все необходимое было уже приготовлено заранее, поняла, что она ничего не пропустила и не потеряла, пустившись в воспоминания.

Сухой, без интонаций его голос нагонял на учеников сон, и, обернувшись, она заметила, что кое-кто уже клюет носом. Ей тоже неумолимо захотелось спать, и поэтому, когда еще минут через десять такого же нудного времяпрепровождения преподаватель объявил наконец перерыв, все оживились, а Нина, наоборот, зевнула и, дождавшись, когда он, захлопнув свой журнал, вышел из комнаты, положила на стол обе руки, опустила на них голову и закрыла глаза.


Друзья, как и договаривались, ожидали Роберта в учительской. Так называлась у них небольшая комнатенка рядом с учебным классом. Там преподаватели курили, заполняли журналы, рассказывали анекдоты. Кроме Роберта, преподавателей в школе еще было четверо. Михалыч числился среди них старшим мастером. А их длинноволосый товарищ приходил сюда просто так, за компанию, когда в работе на грядках и в саду у него случался небольшой перерыв. Он тоже досконально знал машины, и докопаться до сути поломки, что-то развинтить, заменить и снова завинтить и тем самым помочь друзьям доставляло ему удовольствие. Эту точку зрения не разделяли молодые преподаватели – парни, пришедшие работать в школу недавно. Они, как подозревали и Роберт, и Михалыч, просто временно не могли найти себе более хлебного места. И поэтому подвизались пока в здешних краях.

– На фига мы будем горбатиться с этим ремонтом? – говорили эти ребята. – Ездим кое-как, да и ладно! Даже если ученикам дать совершенно новые машины, все равно они их сломают на третий же день!

Проблема заключалась не только в том, что ученики не берегли машины – кто по природному разгильдяйству, а кто просто по неумению ездить, но их не берегли и сами молодые преподаватели и, как не раз замечали Михалыч и Роберт, еще и разворовывали запчасти. Сколько раз оказывалось, что, когда необходимо было произвести срочный ремонт, нужных деталей не оказывалось на месте, хотя Роберт отлично знал, сколько и чего закупала школа.

– Выгнать бы их! – говорил часто Роберт.

– А работать кто будет? – возражал Михалыч. – Посмотри, сколько сейчас желающих освоить вождение. Ты учти, этот бум скоро схлынет, а потом неизвестно, кого ты дождешься! А мы ведь на самоокупаемости, не забывай!

– Черт бы побрал эту самоокупаемость. – Роберт нервно мял в руках сигарету. – Из-за нее количество учебных часов сокращается, в группы мы пытаемся заманить любых идиотов, которых в старые времена и на пушечный выстрел к машине было нельзя подпускать. Бухгалтерия закрывает глаза и на наркоманов, и на алкоголиков, и на явных психопатов. Принимаем липовые справки, выдаем липовые дипломы… А итог – нормальному человеку на улицу выехать скоро будет нельзя. Те, кто умеет и, главное, хочет правильно ездить, относятся уже, как мы с тобой, к вымершему племени динозавров.

Роберт недоброжелательно посмотрел через не прикрытую полностью дверь на тех, кто вышел в коридор покурить. В основном это была зеленая молодежь, едва перешагнувшая семнадцатилетний рубеж.

«Правильно, – усмехнулся Роберт, – права на управление автомобилем будут получать сразу, как только исполнится восемнадцать, вместе с правами голосовать на выборах и жениться. Все, кто постарше, уже освоили это дело. Рассекают теперь по просторам. Ежедневно, ежечасно рискуют жизнями. Своими-то ладно бы, так ведь чужими! Лихачество теперь не просто дань моде – стиль жизни. И эти, сейчас стоящие здесь, будут точно такими же. Вон они смотрят по сторонам. Разноголосые, шумные, наигранно веселые, не желающие учиться и слушать, явившиеся с единственной целью – даешь права! Большинство из них уже ездили немножко с кем-то, когда-то, и теперь они думают, что отлично все знают и умеют. Попробуй таких научи! Хорошо, если в группе попадется один или два человека, которые действительно хотят научиться правильно ездить! Но видно, опять неурожай на способных учеников. И как назло ни одной красивой женщины в группе! Да еще эта, в сером пальто, все занятие буравила его взглядом исподлобья. И что ты мог найти в ней, Михалыч?»

– Очнись! – сказали ему друзья, протягивая стакан. – Тебе надо взбодриться! Первое занятие в группе – не шутка! Как начнешь – так пойдет и дальше!

Роберт взглянул, что ему предлагают. В учительскую заранее была принесена хорошо известная им всем потрепанная спортивная сумка. В ее расстегнутом чреве виднелись стоящие аккуратными рядами бутылки с пивом. Михалыч извлек одну, а остальные ответили ему приятным постукиванием.

– Холодненькое! – Длинноволосый обладатель банданы легко сковырнул складным ножом пробку, и пенистое пиво полилось в пластмассовые стаканы.

– И кое-кто здесь утверждает, что жизнь нехороша! – со вкусом сделал глоток добродушный Михалыч.

Роберт влил в себя свою порцию залпом.

– Пора идти! Поговорим по душам после занятия, а пока содержимое этой сумки в вашем распоряжении.

И он, с сожалением оставив друзей, вразвалочку пошел в учебную комнату. Следом за ним потянулись из коридора ученики.

Первой, кто бросился ему в глаза в классе, была навалившаяся на стол курсантка Воронина. Ее серое пальто, небрежно повешенное на спинку стула, свисало и даже частично касалось краями грязного пола, а сама она, услышав шум сдвигаемых другими учениками стульев, подняла к доске сонное, недовольное, бледное лицо.

«Да уж, Женщина с большой буквы! Нечего сказать!» – подумал Роберт, уселся на свое место и стал смотреть в другую сторону.

А Нина все не могла прийти в себя – таким контрастным оказалось то, о чем она мечтала, готовясь прийти сюда, и то, что увидела на самом деле.

«Стоило спорить с Кириллом и портить себе нервы вот из-за этого!» – подумала она с горечью про свое первое занятие здесь.

И в голове ее опять закрутились картины недавнего прошлого.


Их машина в ту обратную поездку из Ярославля остановилась на берегу то ли речки, то ли большой канавы. Над клевером жужжали пчелы. Солнце немилосердно жарило кожу. Нина встала рядом с машиной. Хотелось походить босиком по траве, но какая-то странная апатия сковала ее члены. Муж все еще громко плескался и фыркал. По тропинке мимо нее прошлепали деревенские ребята в мокрых после купания трусах, в огромных кроссовках на босу ногу. Они возбужденно переговаривались друг с другом, размахивали руками. Один, шагая задом наперед, чтобы быть лицом ко всей компании разом, запнулся о корень и чуть не полетел Нине под ноги. На их уже хорошо загоревших, несмотря на начало лета, лицах играл веселый отсвет молодости. Двое тащили в огромной сетке что-то тяжелое. Нина услышала, что их громкий спор как раз касался того, какую часть этого тяжелого можно продать, а какую съесть самим. Сначала она не могла понять, о чем они говорят. Она присмотрелась внимательнее. В сетке между двух пар движущихся исцарапанных мальчишечьих ног медленно шевелилась какая-то мокрая темно-зеленая масса. Нина отпрянула, охваченная внезапным брезгливым ужасом, и вдруг поняла. В сетке была добыча. Это были раки, только что выловленные из воды и, очевидно, следовавшие к закопченной кастрюле на прибрежный костер. Нина вспомнила, что, когда они на машине сворачивали с дороги, у обочины сидела другая группа ребят и продавала уже сваренных раков, разложенных кучками на старой газете прямо на траве.