– Тю, совсем молодой, а лезет в бандитов играть! – сплюнул Михалыч кровавую слюну и, наклонившись, сказал негромко парню: – Давай колись, пока те отдыхают! – Он кивнул на подельников. – Потом им расскажешь, что тоже вырубленный лежал!

Роберт еще чуть-чуть подвернул парню голову, и тот, заверещав от боли, начал колоться, временами переходя с визга на сиплый шепот. Он и рассказал, что послали сюда их друзья, один из которых работает здесь, в автошколе, затем, чтобы они переколотили все учебные машины, а вдобавок к ним еще и «Волгу» Михалыча и «Жигули» Роберта. И что они не ожидали, что встретят здесь кого-либо так поздно, а то взяли бы с собой на дело пистолет. И он лично очень жалеет, что пистолет они на самом деле не взяли,

– Ишь чего, пистолет у них, оказывается, есть! – покрутил головой Михалыч. – Ну и дураки!

Роберт опять таким же коротким ударом в челюсть отправил и этого парня отдыхать.

Нина дрожала от возбуждения, от того, что впервые в жизни ей пришлось участвовать в такой истории. Стараясь успокоиться, она отошла в сторонку, вынула из сумочки щетку для волос и причесалась. Тут на пороге гаража со знаменитой сумкой Роберта в руке собственной персоной возник Ленц. Обведя глазами поле боя, он разочарованно присвистнул:

– Трое против четверых, это не по-мушкетерски! Здесь должно бы лежать никак не меньше дюжины гвардейцев кардинала! Жаль, я опоздал и не участвовал в битве! Надеюсь, хотя бы остальных вы обратили в бегство?

Роберт, до сих пор стоявший с совершенно серьезным лицом, вдруг подхватил его игру.

– Результат на самом деле хуже, чем ты думаешь! – объявил он. – К нашему стыду, одного из этих, – он кивнул на нападающих, – замочила дама! – И он отвесил в сторону Нины глубокий поклон.

– Я его только держала, пока помощь не пришла, – сумрачно сказала та и спрятала расческу. Она обрадовалась Ленцу, но неестественный блеск в его глазах ей не понравился.

– И что нам теперь с ними делать? – спросил Михалыч. – Не в милицию же сдавать?

– Почему не в милицию? – робко спросила Нина.

– Вон они знают почему, горе-деятели! – ответил Михалыч. – Они тут Зорро изображали. Говорил я вам, что эти парни не оставят без внимания вашу проделку с их машиной у церкви! Раскрутит милиция ваши поездки по автомагазинам, заставит выплачивать пострадавшим за разбитые машины – мало не покажется! И с этими тоже – представят как превышение полномочий, выкручивайся потом.

– Тогда вот что! – сказал Роберт. – Надо вывезти их за ворота гаража на улицу, а еще лучше – затащить в какой-нибудь подъезд, чтобы не замерзли, пусть там приходят в себя и расползаются по поликлиникам. И дальше быть настороже. Не ходить поодиночке.

Михалыч открыл дверцу «Волги» и втащил одного из нападавших на заднее сиденье.

– Вывезем на двух машинах, – сказал он. – Накроем сверху чем-нибудь, чтобы сторож не видел. Но ты, девочка, с нами не ходи! Не надо, чтобы ты была замешана в этом деле.

«А куда я пойду? – подумала Нина. – Домой?»

Она представила, как возвращается в свою квартиру, ждет там Кирилла. Ей стало противно до тошноты. Она попрощалась.

– Я тебя все-таки отвезу, – посмотрел на нее Роберт.

– Вам лучше не терять времени.

– Вы молодчина, я всегда говорил это вон тому олуху! – объявил подошедший к ней Ленц.

А Роберт никак не отреагировал на его слова. Он думал только о том, что сейчас эта женщина повернется и уйдет отсюда к своему мужу. И действительно, через мгновение она повернулась и ушла, а он остался выполнять с друзьями свою работу.


Ноги сами привели Нину к ее старому дому, и она вошла во двор, в котором старые березы усеяли весь асфальт желтыми копеечками мокрых листьев. Сначала она хотела зайти к Пульсатилле, но, войдя в свой подъезд и поднимаясь по старым ступенькам, ощутила ногами знакомые выбоины и почувствовала себя снова школьницей, возвращающейся с занятий. И поняла, что больше всего на свете ей хочется оказаться в их старой квартире и побыть там совершенно одной.

Ключи у нее всегда были с собой. И когда она взялась за знакомую ручку внутренней двери (наружную, металлическую, поставили от воров совсем недавно), у нее возникло странное ощущение, что она наконец вернулась домой из дальней командировки. В коридоре было много пыли, валялись обрывки веревки и кипа старых газет. Она прошла дальше в комнату, встала там посредине и ахнула: качающийся на столбе фонарь, о котором она позабыла, но который был верным другом ей в ее девические бессонные ночи, по-прежнему лил в окно призрачный свет, и в нем золотились ветки березы. Старая лампа на низком столе вдруг неожиданно ярко вспыхнула и засветилась под желто-коричневым абажуром. Нина испуганно оглянулась по сторонам. Естественно, в комнате никого не было. Она посмотрела себе под ноги.

«Какая я глупая! Случайно наступила на провод и нажала на выключатель!» – сказала она себе. В ней боролись сейчас противоречивые чувства. То ей казалось, что она совершает нечто преступное, потому что вот так, поздно вечером, никому не сказав, пришла сюда и не хочет уходить. То почему-то казалось, что нет ничего естественнее того, что она вернулась и хочет остаться.

Она включила свет в обеих комнатах и в коридоре и прошла на кухню поставить чайник. Чайник здесь был еще старый, не электрический, а со свистком, и это тоже странно обрадовало и умилило ее.

Словно в опьянении она вынула из старого встроенного в коридоре шкафа такой же старенький пылесос, налила ведро воды, намочила в нем тряпку и, закатав рукава, принялась за уборку. Через час промытые полы сияли влажным блеском, пыль со шкафов польской стенки была аккуратно стерта, ковер на полу радостно заиграл всеми красками восточного орнамента. Нина огляделась. Что ж, здесь вполне можно было жить.

Она достала из стенки кое-какую убранную туда за ненадобностью посуду, порылась в холодильнике, что был в виде шкафчика под окном в кухне (такие холодильнички всегда раньше встраивали в стены в хрущевских домах) и извлекла на свет божий банку сгущенки и пачку сухарей каменистой твердости. Заварка имелась на кухне в шкафу, и хотя пахла уже только пылью, Нина решила, что в кипятке запах чая восстановится.

«Ничего, до завтра продержусь!» – подумала она. А что будет завтра, представлялось ей в какой-то непонятной дымке.

Перед тем как приступить к чаепитию, она все-таки вышла в коридор и набрала номер своего домашнего телефона, а затем мобильный номер Кирилла. Ни тот, ни другой не отвечали, она опустила трубку и отправилась пить чай. Она тянула из чашки горьковатую жидкость и думала о прошлом. Вспоминала и хорошие, и тяжелые времена. Грустно улыбалась тому, как непросто ей было учиться в математической школе, а потом в университете; пожимала мысленно плечами, когда не могла вспомнить, чем же именно пленил ее Кирилл в студенческие годы – ничего в нем особенного не было, кроме привлекательной мордашки и веселого характера. «Что ж, и это было немало», – думала она. И она не хотела признаться в том, что ждала его сейчас, надеялась, что он найдет ее и приедет за ней и, может быть, даже выкажет в его обычной манере недовольство, что она забралась в эту глушь и отвлекает его от дел.

Потом пришли тяжелые мысли о том, как быстро истаяли последние годы ее родителей. Она извлекла из шкафа альбом со старыми фотографиями и с упоением принялась их рассматривать. За всем этим она просидела долго и не слышала шума машины, въехавшей в их двор.

Ночью она решила позвонить домой снова. Телефоны по-прежнему не отвечали. В ответ она скривила презрительно губы, разделась и стала стелить постель. Вдруг совершенно неожиданно для нее раздалась оглушительная трель дверного звонка. Нина вздрогнула и одновременно обрадовалась: «Это Кирилл! Неужели он все-таки догадался, где я, и приехал? Значит, он любит меня!» Она заметалась в поисках халата, но, не найдя его, накинула на себя попавшееся под руку полотенце и побежала к двери:

– Кто там?

Глазка в двери не было.

– Нина, это я! Открывай! – раздался с той стороны таинственный, напряженный шепот.

Пульсатилла! – Нина вздохнула разочарованно и, уже не обращая внимания на полотенце, отперла дверь. Пульсатилла вошла с чрезвычайно заговорщицким видом.

– Ты не одна? – сдавленным шепотом проговорила она.

– Одна.

– Почему тогда прячешься?

– От кого? – Нина совершенно не понимала, в чем дело.

– От Кирилла. Он сейчас сюда приезжал.

– Приезжал? Не может быть! Никто не приходил!

– Ну как я могла ошибиться, если у меня квартира расположена на первом этаже, окна выходят на улицу рядом с подъездом и самое крайнее окно – кухонное, а плита стоит прямо рядом с ним? Я как бесплатная ищейка вечно на страже!

– Но ведь сейчас темно!

– Ну и что! Что я, вашу машину не знаю?

– Но Кирилл точно сюда не заходил!

– А ты что здесь делаешь? – Пульсатилла тем временем осторожно вошла в комнату, будто боялась увидеть там гремучую змею.

– Отдыхаю.

Убедившись, что в комнате действительно никого нет, Пульсатилла в упор, не стесняясь, спросила:

– Вы что, поссорились?

– Кажется, нет.

– Тогда я ничего не понимаю! – Пульсатилла прочно уселась на диван, отодвинув чистую простыню, и всем своим видом потребовала ответа. Нина прильнула к ее материнскому плечу.

– Я и сама ничего не понимаю!

– Давай рассказывай! Не тяни!

– Жаль, выпить нечего! – Нина рассеянным взглядом обвела полупустые полки шкафов. – Всухую не рассказать.

– Сейчас принесут! Готовь пока рюмки. – Пульсатилла быстро набрала свой домашний номер и строгим голосом отдала приказание. Через минуту в дверь позвонила ее младшая девочка, протянула пакет и исчезла. – Подношение родителей, – объяснила Пульсатилла и извлекла на свет пузатую бутылку ирландского сливочного ликера и коробку конфет. – Зарплата никакая, но без конфет не живу! – пояснила она,

Ликер был разлит.