– Но он же ничего не помнит! Или он только притворяется, что не помнит?

– Не знаю, – задумчиво произнес Филипп. – Может, я фантазирую, но мне порой кажется: не потому ли он все забывает, что его разум отказывается хранить память о том, что он вытворял в припадке безумия? Вы понимаете меня?

Кейт кивнула.

– Да. Пожалуй, понимаю. Я буду осторожна. Но вы ведь тоже останетесь пока в Стейплвуде?

– В этом вы можете быть уверены. Я подозреваю, что Делаболь запирает дверь в западное крыло, когда Торкил ложится спать, но верткому мальчишке нетрудно вылезти из окна; я сам делал это несколько раз, когда меня в наказание за что-нибудь сажали под замок. Так что вам лучше запираться на ночь в спальне, просто на всякий случай. И кстати, любовь моя, вы обещали объяснить, почему вы носите ключ в ридикюле.

Кейт рассказала ему, как в грозовую ночь не смогла открыть свою дверь, как на следующее утро, без труда открыв ее, она обнаружила, что ключа в замке нет, и как тетушка игриво предположила, что запертая дверь ей померещилась со сна и что ключ несомненно скоро найдется.

– Но он не находился, и я глубоко убеждена, что он и не пропадал, а все время был у Сидлоу! – Глаза Кейт засверкали. – Прошлой ночью я успела вовремя и не дала ей снова запереть меня! Она, конечно, думала, что я сплю. Строила из себя такую невинность! Боже, как я ненавижу эту женщину! Но зачем ей было запирать меня? Может быть, ей приказала тетя? Но почему все-таки? Чтобы уберечь меня от Торкила? Я не могу в это поверить. Если даже вы полагаете, что Торкил не бросится на меня без какой-либо причины, то тетя должна считать это еще более маловероятным!

Филипп, слушавший ее в молчании, хмуря брови, медленно проговорил:

– Мне кажется, это делалось не столько для того, чтобы уберечь вас от Торкила, сколько затем, чтобы вы ненароком не стали свидетельницей его выходок. Вашу дверь запирали каждую ночь?

– Не знаю, я после той ночи не пыталась выяснять, – сказала Кейт. – Я думала – раз ключ потерялся…

– А до этой ночи вы не выходили из своей комнаты?

– Выходила однажды, незадолго до вашего приезда. Это было после званого обеда – давным-давно! Мне не спалось, и я шила у себя в комнате, пока свеча не начала чадить. Спать все еще не хотелось, и я раскрыла ставни, чтобы поглядеть в окно, – я была бы не прочь прогуляться по саду. И тут в какое-то мгновение я увидела у изгороди человека. Он, наверное, спрятался, потому что заметил меня. Хотя луна была на ущербе, она светила прямо в мое окно. Я, конечно, решила, что это грабитель, и побежала прямиком к тете. В комнате ее не было, но пока я стояла и думала, что теперь делать, она появилась на лестнице в конце галереи. Она казалась очень усталой и в первый раз поговорила со мной резко. Велела идти спать, сказала, что человек, которого я видела в саду, был, скорей всего, кто-нибудь из слуг. И тут из западного крыла на галерею вышел Торкил, и мне показалось, что он был пьян.

Кейт помедлила, обдумывая сказанное.

– Мне и сейчас так кажется! Он сказал, что был в лесу, что доктор и Баджер все еще ищут его там. Он хихикал и, кажется, пытался напевать что-то веселое. Он довольно много выпил за обедом, а потом исчез. Это было, конечно, невежливо с его стороны, но я не могла винить его – это был на диво тоскливый обед! Сэр Тимоти, похоже, получал от него удовольствие, но тетушка сказала, что ей было невыносимо скучно. Я еще подумала, что ей не следовало тащить на этот обед Торкила, тем более что он туда и не рвался.

– А в каком он был расположении?

– Ну, сначала дулся, но вел себя безупречно на протяжении всего обеда.

– Тогда, возможно, его включили в общество, чтобы заставить замолкнуть слухи.

Кейт недоуменно взглянула на Филиппа:

– А что, ходят какие-то слухи?

– Гарни утверждает, что люди начинают шептаться о странностях Торкила. Да это и не удивительно.

– Да, это не удивительно, – грустно сказала Кейт. – Но как будет ужасно, если эти слухи дойдут до его ушей!

– Это маловероятно. Ну, не надо унывать, любимая! Не соблаговолите ли вы прогуляться со мной по парку? Или велеть запрячь мою лошадь и прокатить вас с ветерком по округе?

– Господи! – воскликнула она. – Уж тут-то будет тогда о чем почесать языки!

– Ну и что?

– Филипп, об этом узнает весь дом в мгновение ока! Сидлоу доложит тетушке, что я грешу тайным образом. Не смейтесь! Вы просто не знаете, какая это интриганка! Ее все в доме ненавидят. Она подглядела, что я пошла в цветник в тот день, когда вы приехали, что вы сели рядом со мной; наябедничала тете, и тетя сделала мне выговор насчет неприличности моего поведения. Ух как мне хотелось тогда натянуть ей чепец на нос! Поэтому я была так благодарна вам вчера, что никто не заметил, как я входила в дом. И так уже мало хорошего, что мы обручены тайно – не так надо было бы! Я не вынесу, если слух о вашем предложении дойдет до тетушки раньше, чем я расскажу ей сама. Она подумает, что я тайная распутница… – Кейт увидела, что брови Филиппа сошлись на переносице, и умоляюще воскликнула: – О, Филипп! Не сердитесь! Попытайтесь меня понять!

– Я не могу не сердиться! – резко ответил он, но, заметив, как в отчаянии расширились ее глаза, поспешил добавить: – Не на вас, нет! Никогда, Кейт, милая! Только на обстоятельства! Как же невыносимо прятаться, не сметь проявить свои чувства… и из-за чего! Из-за болезни Минервы! Но я понимаю ваши сомнения. Вы правы: никому из нас не нужны сплетни и догадки, которые неизбежно породит любая нескромность. Ах, как я все же мечтаю, чтобы вы позволили мне увезти вас из Стейплвуда… Но не буду больше об этом! – Он взял ее руку и поцеловал, говоря: – Не печальтесь, радость моя! Видит Бог, никогда я не стану убеждать вас действовать вразрез с вашей совестью!

– Если я покину тетушку сейчас, это будет висеть на мне тяжким грузом всю жизнь! – сказала Кейт, тревожным взглядом глядя в его лицо.

– Ну что ж, хорошо, – ответил Филипп. Поколебавшись мгновение и заметив ее вопросительный взгляд, он встряхнул головой и заговорщицки усмехнулся. – Ладно. Я много чего мог бы еще вам сказать, но вы только рассердитесь, так что я лучше придержу язык. Ну а от дядюшки мы тоже должны скрываться? Я хотел бы все рассказать ему, и немедленно!

Лицо Кейт прояснилось.

– О да, пожалуйста, расскажите ему! И если он даст согласие, все будет в порядке, правда?

– Его согласие не обязательно, малышка.

– Ну тогда его одобрение, – смиренно поправилась она.

– Оно также не обязательно, хотя мне хотелось бы его получить.

– Оно обязательно для меня, – сказала Кейт. – Более того, как бы это ни было для меня трудно, я надеюсь, мне хватило бы решимости не выходить за вас, если бы он был против.

– В этом случае, – бросил Филипп, направляясь к дверям, – мне оставалось бы только похитить вас!

Он уже вышел, а Кейт все еще улыбалась. Затем она поднялась к Сидлоу, которая ожидала ее лежа в постели. Глаза Сидлоу враждебно поблескивали, но речь ее была нарочито вежлива:

– Будьте любезны, мисс Кейт, я хотела бы сказать вам пару слов.

– Да, конечно! В чем дело? – спросила Кейт, изо всех сил стараясь говорить ласково.

– Я не осмелилась мешать вам, когда вы полдничали с мистером Брумом, но я была бы вам признательна, если бы вы поговорили с миссис Торн, так как сама я при сложившихся обстоятельствах на это не способна.

Подавив раздражение, Кейт спросила, о чем же надо поговорить, и вызвала целый шквал жалоб, большинство из которых, по ее мнению, были лишены основания. Однако она пообещала все уладить и даже приказать шеф-повару приготовить желе из тапиоки, которое должно было понравиться ее светлости.

Затем Кейт отправилась в комнату экономки, где с облегчением узнала, что состояние миссис Торн улучшилось настолько, что ей удалось заставить себя поесть для поддержания сил, о чем свидетельствовал поднос с пустой посудой.

Лишь спустя полчаса Кейт наконец смогла избавиться от потока красноречия, обрушенного на нее миссис Торн. Торкил и доктор к тому времени вернулись из своей экспедиции. Кейт услышала голос Торкила в холле: он спрашивал, где она находится. Кейт поспешила незаметно проскользнуть в свою комнату. Ей пришло в голову: если написать Саре письмо о складывающихся обстоятельствах и предупредить о возможном в скором времени ее приезде в Лондон, то мистер Филипп Брум сможет обеспечить надежную доставку его на почту.

В комнате у Кейт имелась элегантная маленькая конторка, снабженная (с издевательским умыслом, думала Кейт, памятуя о судьбе своих предыдущих писем) писчей бумагой, чернилами, облатками, набором перьев и ножиком для их заточки. Кейт начала писать. Она собиралась дать полный отчет о положении в Стейплвуде, но чернила сохли на пере: Кейт становилось ясно, что слова, которые можно передать из уст в уста, было бы неблагоразумно и даже опасно доверять бумаге. Поэтому письмо получилось совсем коротким, но в нем содержалась одна новость, которая должна была привести Сару в восторг, думалось Кейт.

Поглощенная сочинением письма, Кейт не прислушивалась к голосам в саду. Но когда она надписывала конверт, кто-то взбежал на террасу прямо под ее окном.

– Кейт! – прокричал Торкил. – Вы здесь? Выйдите сюда!

Она встала, подошла к окну и, перегнувшись через подоконник, взглянула в запрокинутое лицо Торкила. Он весело улыбался, глаза его сияли; увидев ее, он просительно сказал:

– Ну выйдите, кузина! Посмотрите, что я привез из Маркет-Харборо!

Он держал в руках круглую металлическую пластину с отверстием посередине.

– Что это такое? – поинтересовалась Кейт.

– Ну как же! Метательное кольцо, конечно! Мэтью показал мне, как его кидать. Это требует большой сноровки, доложу вам! Мы отмерили расстояние шагами и воткнули железный прут на другом конце… Как вы говорите называется этот прут, Мэтью? – крикнул он через плечо доктору.

– Не надо кричать, – попросила Кейт, – вы беспокоите вашу матушку.