Потом, когда слезы иссякли, он поднял голову и посмотрел в лицо этой ласковой и отзывчивой старушки.

— Ох ты! — ахнула она.

— Что с вами, тетя Стеша? — забеспокоился Валерка, немного отстранившись.

— Ну-ну, ничего, — успокаивающе улыбнулась она. — Просто глаза у тебя, Валерочка, прямо жуть какие синие. Аж мороз по коже пробирает. — Она снова зарделась и лукаво добавила; — Небось от девок-то отбоя нет? Коли даже у меня, карги старой, и то кровь в жилах стынет?

Он легко рассмеялся, запрокинув голову. А тетя Стеша, явно им залюбовавшись, утвердительно проговорила:

— Ну да, конечно. Хорош ты, Валерка… Эх, скинуть бы мне пару десятков лет…

— Тогда, думаю, я на вас с удовольствием женился бы, — откликнулся он, подмигнув. — Пошли бы за меня, тетя Стеша?

— А то как же! — усмехнулась она в ответ.

Проводив вконец растаявшую тетю Стешу и договорившись, что он заберет у нее ключи через пару дней, Валерка еще раз окинул взглядом убогую материну квартиру и, задержавшись на минуту в дверях, мысленно констатировал: «Все. Кончено. Можно продавать».


Валерка сидел на веранде своего дома, стоявшего на склоне горы, и смотрел на пейзаж, расстилавшийся перед ним. Яркое послеобеденное солнце, синее небо, широкая лента спокойной серо-голубой реки, буйные краски осени на ее берегах и затерявшиеся в яркой оранжево-желтой листве крыши домиков.

Из динамиков музыкального центра лилась такая же, как река, тихая, спокойная музыка. Валерка, удобно устроившись в низком кресле, с удовольствием потягивал апельсиновый сок с каплей водки и полностью отдавался гармонии природы и гармонии ненавязчиво-расслабляющих негритянских блюзов. Суббота…

Его вырвал из приятного ничегонеделания резкий, по контрасту с окружающей обстановкой и внутренним расслабленным состоянием, телефонный звонок. Валерка нахмурился, но решил его проигнорировать. Звонок повторился. Ему не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Однако телефон продолжал настойчиво призывать. Валерка вздохнул, но не сдвинулся с места. Свой номер он дал только риэлтеру, занимающемуся продажей материнской квартиры, но и того предупредил, что в выходные, особенно в субботу, его лучше не беспокоить. Неужели этот балбес не понял?

Выходные были для него днями неприкосновенности и недоступности, об этом знали все, кто с ним общался. За неделю он успевал так вымотаться на работе, что в выходные ему хотелось просто побыть одному, а если появлялось желание с кем-то пообщаться, то он звонил сам. Мобильный на выходные и вовсе отключался. Никаких деловых звонков. Но кто же так настойчиво трезвонит сейчас, зная наверняка, что он здесь, в своем загородном доме? Может, кто-то из друзей? Валерка нахмурился еще сильнее. Если так, то, должно быть, случилось действительно нечто серьезное, иначе не побеспокоили бы. Делать нечего, он нехотя поднялся из кресла и пошел в дом, а там плюхнулся на мягкий, словно облако, диван, взял трубку, лениво проговорил:

— Слушаю.

— Валера… Валер… Это я… — голос в телефонной трубке дрожал.

— Кто — я? — Его словно током шибануло от звуков этого голоса, но ему почему-то захотелось ее помучить.

— Ты не узнал? — в ее срывающемся голосе появились отчаянно-истеричные нотки. — Это я, Света…

— А-а-а, — протянул он и сам удивился тому, как безразлично отозвался. — Привет, Света.

Повисла пауза. Он молчал намеренно, не желая ей помогать, хотя и догадывался, как, должно быть, трудно ей сейчас. Но ведь сама позвонила, пусть сама теперь и выкручивается, мстительно подумалось ему. Мысль была мелочной, но он упрямо продолжал молчать. Пауза затянулась настолько, что Валерке захотелось просто положить трубку. Он так и сделал бы, но тут она глубоко вздохнула и с явным отчаянием произнесла:

— Ты не хочешь узнать, почему я тебе звоню?

— Я жду, когда ты сама мне расскажешь, — ответил он немного устало, но уже не равнодушно.

— Валера, мне нужно тебя увидеть… — к ее отчаянной решимости примешалась надежда. — Я хочу тебя видеть, — тут же поправилась она и, не давая ему возразить, продолжила: — Давай встретимся, я думаю, это вполне реально…

— Не уверен, — спокойно перебил он.

Она осеклась, но помолчала только мгновение, видимо, решив довести разговор до конца:

— И все-таки, подумай, Валера. Я у Сережки в ресторане. Буду ждать тебя до шести вечера. Ты… Ты подумаешь? — осторожно спросила она.

— Ладно… — равнодушно согласился он. — Подумаю.

— Обещаешь? — не отставала Света.

— Обещаю, — лениво подтвердил Валерка.

— Хорошо, — облегченно выдохнула она. — Если ты по-прежнему ты, я тебе верю. Ты всегда держишь свое слово.

— Ну да… — вяло согласился он, а потом, сам не понимая, зачем, добавил: — В отличие от некоторых.

— Зачем ты так? — с обидой спросила она, но Валерка и сам себя успел выругать за несдержанность. Должно быть, ему действительно хотелось ее помучить.

— Извини, — проговорил он. — Вырвалось. Может быть, я приеду.

— Хорошо, буду ждать, — сказала она и пошила трубку, наверное, с тайной уверенностью, что теперь он точно приедет.

Валерка послушал короткие гудки и тоже положил трубку. Затем посмотрел на часы — половина третьего. Он вздохнул и поплелся обратно на веранду, опустился в кресло и попробовал снова расслабиться, вытянув ноги, устроившись поудобнее, даже закрыл глаза. От разговора остался неприятный осадок и расслабиться не получалось. Валерка снова вздохнул, открыл глаза и сложил на груди руки. «Ну что, Валерий Николаевич, — спросил он себя, — обещали даме подумать? Обещали. Вот теперь и думайте». Он посмотрел на противоположный берег, глотнул сока и — делать нечего — задумался.

Валерка не принадлежал к людям, живущим прошлым, каким бы замечательным оно ни было и каким восхитительным ни представало бы в воспоминаниях. Он не умел с мазохистским удовольствием разбирать то, что прошло, припоминая все деталечки, доставать из тайников памяти свои чувства и разглядывать их на свет, тоскливо вздыхая, увы, мол, ничего из этого уже не вернуть. Валерка вообще не любил вспоминать того, что с ним было, ковыряясь в давно минувших событиях, трясясь над ними, как над драгоценными жемчужинами.

Прожив день, он не без облегчения отпускал его от себя и, может быть, даже старался его забыть. В памяти оставались ощущения, встречи, даты, имена и лица. Но восстановить в подробностях, до часов или минут, прошедшие сутки он частенько не мог. Помнил только важное, нужное, то, что могло ему пригодиться завтра, а то, что считал для себя бессмысленным, забывал сразу, не жалея. Этому Валерка научился, когда ушел от матери. Он будто отрезал все, что было до этого, постаравшись забыть нанесенные ею ему боль и обиду. Так проще и правильнее жить, считал он. Так и жил. Но сейчас ему снова вспомнилось то, что он, казалось бы, надежно похоронил, упрятал, считал окончательно забытым. Сначала толчком к тому послужила смерть матери, а вот теперь очередное появление в его жизни женщины из прошлого. Светки…


Он вспомнил ее такой, какой она была в вечер их знакомства девять лет назад. В какую он влюбился. Милое, нежное лицо с огромными, прозрачно-зелеными глазами под тонкими дугами бровей, четко очерченные небольшие алые губки, россыпь неярких веснушек на шаловливо вздернутом носике, и легкое облако светлых волос.

Компания собралась большая, шумная. Что они тогда отмечали? Повод для веселья бесследно стерся, может быть, была просто очередная вечеринка.

Светка сидела в углу огромного мягкого дивана, и ее хрупкая фигурка казалась беззащитной и трогательной в его темно-синих тисках. Возможно, это ощущение складывалось оттого, что одета она была по контрасту с ним в ярко-желтую вязаную кофточку с круглым вырезом, белую коротенькую джинсовую юбочку. На безупречной формы ногах — тоже белые теплые колготки. Казалось, будто от нее исходит какое-то золотистое сияние, в лучах которого хотелось понежиться. Может быть, и не одному Валерке.

Он обратил на нее внимание сразу, как только вошел. К девятнадцати годам он уже познал немало женщин и считал себя вполне искушенным в плотских утехах, только, как правило, его привлекали иные — более яркие и более чувственные девушки. С ними было приятно проводить время, и ни на чем большем они не настаивали.

Но пройти мимо этого сияющего чуда он не мог, хотя она явно не принадлежала к той категории беззаботных, развеселых и довольно откровенных девушек, с которыми он предпочитал общаться. И с ней — он понял это сразу, — ему придется непросто, и вообще от такой девушки ему лучше бы держаться подальше. Она опасна, потому что способна занять место в сердце и причинить боль. Все это он знал, сразу четко почувствовал, однако ничего не мог с собой поделать — его потянуло к ней словно магнитом. Валерка едва дождался, когда начнутся танцы.

И как только кто-то воодушевленно объявил: «А теперь танцуем!», буквально рванулся к ней, опередив еще пару таких же, соблазнившихся ее мягким светом, парней.

— Потанцуем? — с наигранной уверенностью спросил он.

Светка подняла на него свои большие прозрачные глаза, и Валерка прочитал в них интерес и опасение. Ну, интерес, это понятно, к этому он привык, хотя сейчас это польстило, а вот опасение отчего?

— Потанцуем, — согласилась она, явно предварительно прикинув, стоит ли это делать, и поднялась. Видимо, интерес все-таки победил.

Обнимая ее ладную стройную фигурку, Валерка думал о том, как бы не спугнуть этого золотистого мотылька. Опасение, мелькнувшее в ее глазах, он запомнил. «Тут нужно действовать деликатнее», — сказал он себе, а в большей степени — своему молодому телу.

Музыка кончилась, Света попыталась освободиться из его объятий.

— Подожди, — попросил он, — сейчас будет другая.

Она стрельнула в него глазами, но послушалась. Зазвучала другая, такая же медленная и приятная мелодия.