– Это слишком неожиданно…

– Но не слишком радикально. – Иван подмигнул ей и пообещал: – Все самые крутые виражи еще впереди. Ладно, до вечера.

Он помедлил, словно чего-то ждал от изумленной Тани, улыбнулся и двинулся к выходу. Она оторопело сидела, пытаясь разобраться в том, что творилось в душе. А там было нечто невообразимое.

«Падение метеорита в болото, – подумала Татьяна. – Главное, чтобы потом в радиусе ста километров не осталась выжженная, радиоактивная пустыня».

Она подозвала официантку и внезапно вспомнила, что не заплатила Ивану за работу.

– Господи, как неудобно!

Но еще неудобнее оказалось, когда выяснилось, что и за кофе он расплатился.


– Татьяна Анатольевна, а чего это вы такая? – Ленка многозначительно захихикала и поиграла бровями. – Чего случилось?

– Ой, Лена, я просто рада, что компьютер починили, – отмахнулась Татьяна, украдкой взглянув в зеркало.

– Ясно, – прыснула Ленка. – Я за вас рада.

Она уже выкатилась из кабинета, а Таня все смотрела на себя в зеркало, не в силах отвести взгляд.

Катька всегда говорила, что хороший мужик рядом – как таблетка красоты, кнопка «вкл» на телевизоре: вот только что стоял молчаливый ящик с пыльным экраном, а кто-то нажал кнопочку, и на тебе – бразильский карнавал, Эйфелева башня и все тридцать три удовольствия.

Теперь Таня осознала, что́ Морковкина имела в виду. Точно так же всякий раз сияла Ольга.

«Черт бы побрал этих мужиков! Но какой эффект от их присутствия в жизни, мама дорогая!»

Таня светилась. Она так давно не получала удовольствия от собственного отражения, что сейчас все еще не могла поверить, что эта красивая, эффектная женщина – она. Татьяна никогда не считала себя дурнушкой, но если мужчины видят в тебе лишь партнершу на ночь, кошелек или покорную лошадь, то и сама начинаешь смотреть на себя их глазами. А сегодня на нее посмотрел совершенно другой мужчина. И Таня преобразилась. Если раньше она высматривала лишь какие-то детали, вроде первых морщинок или дефектов кожи, то сегодня впервые увидела себя целиком – женщину, которую можно и нужно любить, которая достойна большего, чем она сама себе отмерила.

– Теперь я всегда буду такой! – сказала она зеркалу. – Кажется, я влюбилась. Нет, этого не может быть.


– Может, может! – радостно заохала Морковкина, которой Таня немедленно позвонила. – Подумаешь – два года разницы! Таня, я считала, ты умнее. Да что это за разница? Фигня. Представь: тебе шестьдесят два, ему шестьдесят. И что, это имеет какое-то значение?

– Катька, он совсем мальчик. Это я уже помятая жизнью, битая, гнутая и циничная. А он – дите совершенное. У него глазки чистые, мысли светлые. Хороший мальчик из хорошей семьи.

– Гнутая, битая, – сердито пробормотала Морковкина. – Безмозглая ты. Говоришь про себя, как про коррозионные «Жигули». Или амбарный гвоздь. Мысль материальна. Ты же женщина. Фея, мечта. Это ему счастье обломилось, а не ты мальчика совращаешь. Да вообще, тридцать два года – здоровый мужик. Учись в каждой ситуации видеть плюсы, а не минусы. Тебя возня с Ольгой сделала параноиком. В жизни не все краски серые. Теперь пришла твоя очередь радоваться.

– Я боюсь.

– Нельзя. Чего боишься, то всегда и случается. Проецируй позитив. Молодой, красивый, чего еще надо?

– Стабильности.

– Слушай, тебя всего лишь пригласили в кино, – наставляла подругу Катя. – Пригласили – иди. А там смотри по обстоятельствам. Но не отказывайся от подарков, которые тебе предлагает судьба. А то сейчас откажешься, потом и не предложат.

– Этого я тоже боюсь, – призналась Таня. – А еще мне кажется, будто у меня целлюлит начинается.

– Вот, мыслишь в правильную сторону. Никакого целлюлита у тебя нет. Но тот факт, что ты уже готова к тому, что он твои ноги увидит, хороший знак. Благословляю тебя, дочь моя, на кино, вино и домино. И на все, что тебе сегодня предложат. И не вздумай ломаться!

– Катя!

– Таня! Тебе четвертый десяток! Если ты станешь изображать институтку, то мальчик испугается. Или удивится. Или поржет, и в следующий раз ты в кино пойдешь со мной. Хочешь?

– Нет.

– Я обиделась, но мыслишь правильно. Все, хватит работать, иди масочку сделай, маникюр-педикюр, прическу.

– Ладно, – согласилась Татьяна. – Я тебе потом все расскажу.

– А как же, – засмеялась Катерина. – Всю ночь буду переживать, как вы там. Чтобы все запомнила и в подробностях мне передала. Разберем твою свиданку пошагово.


Конечно, никакую прическу Татьяна делать не пошла. Это было бы нелепо и бросалось в глаза. С первого же свидания стараться показать себя в полной красе, чтобы понравиться мужчине, – да много чести!

Так она уговаривала себя до самого вечера, а в конце рабочего дня вдруг остро пожалела, что не причесалась и не сбегала в салон красоты. Хотелось быть свежей и желанной.

И просто хотелось быть с ним.

«Влюбилась. Влюбилась», – выстукивало сердце.


С появлением Ивана Татьянина жизнь сделала крутой пируэт, словно гладкая дорога, обрывающаяся в пропасть и снова взлетающая в горку. У нее захватывало дух от его поцелуев, взглядов и прикосновений. Она никогда не знала, чего ждать от непредсказуемого Ваньки, который, словно салют мрачной ноябрьской ночью, разрывал тяжелое небо яркими праздничными вспышками. Он был прекрасен и трогателен в своем желании быть рыцарем и настоящим мужчиной. Даже квартиру нашел и снял сам, решительно отметя все Танины предложения «поучаствовать материально». Иван в прямом смысле слова носил ее на руках, подавал кофе в постель и осыпал подарками. Конечно, это были маленькие сюрпризы, но тем дороже они становились для Татьяны: брелки с сердечками, мягкие игрушки, шарики, открытки…

Ванечка был идеален и бесподобен.

Но тем беспокойнее ей становилось.

– Катька, я боюсь, – маялась Татьяна, приехав в очередной раз к Морковкиной и попивая в ее уютной кухне тягучий ликер. – Мне кажется, что мы очень разные. Словно мне пятьдесят, а ему десять. Он мальчишка, хулиган, а я пожилая, усталая тетка. Он шарик, а я гиря, которая намотала на себя веревку от этого шарика и не дает ему улететь, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Вы, Татьяна Анатольевна, с жиру беситесь. Намоталась веревка? Радуйся, что твой и не улетит. Вот у меня наоборот. Я вся такая воздушная, а у меня Леонид, как кирпич – заскорузлый, тяжелый параллелепипед. Представляешь, ответил мне как нормальный человек, красиво так, ща…

Катерина сбегала в комнату и притащила лист.

– Чего там, опять стихи? – насмешливо поинтересовалась Таня. – Ты их распечатываешь уже?

– А как же? На память. Вот, слушай:

Вы фея, вы звезда, наяда.

Для жизни мне такую надо.

От ваших форм я обалдел,

И центнер – тоже не предел.

Чем больше женщина, тем краше.

Я образую счастье ваше.

– Ну, как? – Катерина гордо помахала листом.

– Так, – неуверенно пожала плечами подруга. – Мне про центнер не понравилось. Но в целом – оригинально. Если мужчина пишет стихи, то он уже небанален.

– Вот и я так сдуру подумала, – вздохнула Катя. – Только это, оказывается, друг его написал. А Леня стихи писать не умеет.

– А ты с другом общайся.

– Другу нравятся тощие рыжие дылды без половых признаков. Мы с ними в выходные встречались, в смысле, с другом и его девицей. Друг классный, девица убогая, Леня примитивный, а я чуть с тоски не сдохла. Но у меня новый мужчина появился. Вчера написал. Мне понравилось.

– Опять в стихах? Кать, может, ну их, стихоплетов? Отвечай тем, кто без стихов, по-нормальному пишет. Бывает же, что человек сам по себе интересен, а с изложением мыслей на бумаге – проблемы. У меня в школе с сочинениями тоже вечная проблема была. Говорить могу сколько угодно, а как на лист ручкой нацелишься, так в голове чисто, как в стерильном боксе. И ни одной мысли.

– Таня, я хочу не просто мужлана в оттянутых трениках, а интересного мужчину. С высшим образованием, чувством юмора и активной жизненной позицией.

– Это тебе мой Ваня нужен. У него ого-го какая активная позиция. Приехал тут за мной на работу на мотоцикле. Представляешь? Сказал, что будет сюрприз. Я думала – ресторан или просто романтика, а он на мотоцикле меня решил покатать. Мало того, что я чуть не описалась от ужаса, еще юбку порвала по шву, когда на его байк забиралась, колготки дорогущие зацепила о какую-то железяку и два ногтя сломала.

– А ногти как сломала? – захохотала Катерина. – Пыталась тормозить на ходу?

– Очень смешно. За Ваньку держалась. У меня до сих пор руки побаливают – затекли. Я как в него вцепилась, так потом еле разогнула. С ним у меня такая жизнь бурная, что пора переходить на экстремальную форму одежды. Только мне брюки не идут. Но я теперь буду бояться свиданий с ним.

– Ну, ты и зануда. Мне бы так. Ветер, скорость…

– Кать, ты просто не представляешь, какой ветер и какая скорость. Это не так романтично, как кажется. Но Ваньке пришлось заявить, будто я в восторге. А чего еще говорить, если у него моська светится, как у ребенка, который кривую фигню из пластилина свалял и хвастается. Попробуй скажи, что это не космический корабль, а неидентифицируемое нечто. Я боюсь его потерять, боюсь! Потому что люблю! Но любить его все сложнее. Не он плохой или не такой, а я на него не тяну.

– А ты тяни. Или мягко говори, что писаешься, когда он быстро ездит. Это, конечно, романтики поубавит, но хоть общаться станет комфортнее. Хотя есть риск, что он найдет себе девицу помоложе и посмелее. – Катя поерзала и умоляюще состроила подруге глазки. – Татусь, пошли, глянешь последнего моего, а? Мне нужен совет.

– Опять стихи?

– Ты, как девушка, вообще должна позитивно относиться к поэзии, – надулась Морковкина. – Не хочешь, не надо. Я с тобой, можно сказать, самым сокровенным делюсь!

– Пошли, пошли, – испугалась Таня. – Это я так. Переживаю, что дам неправильный совет.