— Айви, что ты так стараешься? — Лорел с трудом сдерживала раздражение. — Мы не продали ни одной книги.

— Я это прекрасно знаю, Лорел, — ответила та со своей обычной деловитой самоуверенностью. — Она продолжала смотреть на страницу. — Но я обнаружила неточность. Боюсь, Холли опять напутала с цифрами.

Айви всегда была готова обвинить свою двойняшку-сестру, когда числа не совпадали. К счастью, Холли предпочла, невзирая на дождь, сходить в булочную, а не выслушивать обвинения, которые вызвали бы еще одну из частых неприятных ссор.

Лорел подошла к конторке.

— Дай мне взглянуть.

Айви отодвинула подальше книгу.

— Если я когда-нибудь попаду в затруднительное положение относительно исторического факта или литературной цитаты, Лорел, я обязательно обращусь к тебе. Но нам всем хорошо известно, что когда дело касается цифр, то… — Она не закончила фразу, приподняв бровь.

Лорел подняла руки и отошла. Айви была права: ни она, ни Холли никогда не отличались способностями к математике.

— Почему бы тебе не приготовить чай, Лорел? — Милая Уиллоу всегда оставалась дипломатом. Она пыталась смахнуть возникшее напряжение, как пыль с полки. — Мы закроем лавку, как только Холли вернется. Какой толк оставлять ее открытой в такие вечера, как сегодня?

Лорел невольно подбежала к ней и крепко прижала к себе «любимое дитя» семьи. Месяцы, прошедшие после смерти дяди Эдварда, были тяжелыми для любой из них, но особенно для Уиллоу, которой было девятнадцать и она готовилась к своему первому сезону здесь, в Лондоне.

Но ни у одной из них не имелось никаких выгодных связей или какого-то будущего. Были только четыре сестры и дядя Эдвард. Добрый, хотя несколько далекий от них, старший брат их матери всегда заботился обо всем необходимом для них, но ничего «лишнего» — в виде званых вечеров, сезонов и знакомств с подходящими молодыми холостяками — не предусматривалось.

Они никогда не обсуждали причины подобных отношений с внешним миром. Они просто принимали свою тихую жизнь в Торн-Гроув такой, какой она была — спокойной, ясной и полностью предсказуемой. Отставной армейский офицер, дядя Эдвард избегал большинства светских развлечений, предпочитая книги и длинные прогулки со своими собаками по лесным тропинкам в лесах, окружавших Торн-Гроув.

Жизнь могла бы сложиться значительно хуже. Лорел это знала и всем сердцем мечтала дать своим сестрам все, чего они заслуживали. Выдать замуж двойняшек и вырастить ребенка или двух… А Уиллоу, самую хорошенькую из них, одеть в белое шелковое платье, украсить волосы шелковыми лентами, представить ко двору, и чтобы она закончила свой блистательный сезон, получив прекрасное предложение руки и сердца.

Что касается ее самой… да, у нее были желания, потребности, но их нельзя было удовлетворить, оставаясь в их маленьком замкнутом мире.

Путешествия, приключения — своими глазами увидеть чудные места, о которых читала только в книгах, познать, хотя бы чуть-чуть, ощущение независимости, свободы.

О, какое множество причудливых желаний, но какое это имеет значение? Они, как и мечты, никогда не исполняются. Уиллоу пристально посмотрела на нее.

— Что тебя беспокоит, Лорел?

— Ничего. Могу же я просто обнять свою милую сестренку? — Она выпустила из объятий Уиллоу и отвернулась, сдерживая слезы. Не следовало показывать другим свою слабость. Несмотря на то что им, особенно двойняшкам, не хотелось бы признаться в этом, сестры нуждались в ее руководстве и защите, особенно теперь, когда они остались совсем одни на этом свете.

Она снова посмотрела на слабо освещенную улицу, мокрые камни зданий, снова желая, чтобы Холли не выходила из дома с наступлением темноты, и надеясь, что она скоро вернется, направилась к лестнице.

Резкий звон колокольчика и сильный порыв ветра с дождем остановили ее. Вместо вошедшей Холли, стряхивающей капли дождя со своей накидки, на пороге стоял высокий молодой человек, придерживая открытую дверь. Первой мыслью Лорел была признательность. Очевидно, в этом городе нашелся человек, чья любовь к книгам была сильнее страха перед ненастной погодой.

Капли дождя стекали на пол с его плаща; порыв холодного ветра раздувал страницы бухгалтерской книги. Человек стоял молча. Его застывшее лицо было лишено всякого выражения. Разглядев его очень высокий рост и сдержанную манеру держаться, Лорел решила, что он, должно быть, был лакеем. В раскрытой двери виднелась карета, фонари которой таинственным золотистым светом освещали дождь. Черная, блестящая, очень дорогая карета не имела ни герба, ни знаков отличия. Лорел услышала, как раскрылась дверца, опустились ступеньки и кого-то вывели на улицу. Появилась закутанная в плащ фигурка, согнувшаяся под дождем, несмотря на то что за ее спиной стоял с зонтиком второй слуга.

В миниатюрности этой фигурки, в ее четких, легких, танцующих шагах Лорел почудилось что-то знакомое.

Две пухлые ручки вытянулись, чтобы откинуть капюшон, а из кареты вылез спаниель короля Карла, растолстевший и поседевший от старости. Его мокрые лапы скользили на прочном деревянном полу, он встряхнулся и обрызгал водой юбки Лорел. Пес поднял на нее влажные бархатистые глаза и помахал хвостом, подтвердив, что узнал ее.

— Пожалуйста, простите за вторжение. — Прошло несколько лет с тех пор, когда она слышала этот высокий звонкий голос, но Лорел хорошо его помнила. Виктория опустила капюшон на плечи. — Я не знала, куда еще обратиться.


Глава 3


— До моей коронации осталось три месяца, а я уже столкнулась с первыми угрожающими обстоятельствами. Дорогие мои друзья, мне нужна ваша помощь.

На верхнем этаже в тесной гостиной сестер Садерленд в окна стучал непрекращавшийся дождь, а в камине шипел, сгорая, уголь. Между глотками чая, жуя горячие пирожки с маком, принесенные Холли из булочной, Виктория объясняла создавшееся затруднительное для нее положение.

— Это мой кузен Джордж, — без лишних слов сказала она. — Он злится на меня за то, что я занимаю трон, который, как он давно убежден, по праву должен принадлежать ему.

Годы мало изменили детскую открытость выражения лица Виктории, и, хотя она выросла, Уиллоу по-прежнему была на голову выше ее. Фигура Виктории приобрела женственную округлость, но в ней оставалось что-то трогательно-кукольное, что всегда заставляло Лорел и ее сестер так бережно относиться к принцессе.

Внизу, когда их старая подруга так радостно здоровалась с ними, обнимая и целуя их в щеку, Лорел почувствовала неловкость и явственно ощущала напряженность, возникшую в гостиной.

С болью в сердце она призналась себе, что их детское чувство товарищества, пожалуй, уже не сможет возродиться. Возможно, так и должно быть. Сестры Садерленд больше не были подружками принцессы Виктории; они были всего лишь подданными ее величества.

— Джордж открыто не повинуется мне, — сказала королева. — Этот человек — самый настоящий негодяй, у него нет никакого уважения к власти. Я думаю, он затевает что-то нехорошее и, скажу вам откровенно, опасаюсь того, что он может сделать.

Эти слова еще больше усилили ощущение нереальности. Конечно, королева Англии не могла сидеть в этой жалкой гостиной, на потертых подушках старого дивана, пить чай из чашек, из которых пили простые люди, и обсуждать подробности возможной измены при дворе.

— Но и с вами, и без вас, ваше величество, — сказала Лорел, — трон не может перейти к Джорджу Фицкларенсу. Не может, потому он…

— Незаконнорожденный, — закончила фразу Виктория, подняв бровь. — Не секрет, что в семействе Ганноверов законные наследники были так же редки, как маргаритки зимой.

Она помолчала и пила чай, внимательно оглядывая каждую из сестер. Дэш, которому надоело выпрашивать кусочки с тарелки своей хозяйки, свернулся у камина, уткнувшись носом в лапы.

С грустной улыбкой Виктория отставила чашку в сторону.

— Несколько лет назад, когда я узнала, какое будущее ожидает меня, я сказала вам, что вы, когда нас могут слышать, не должны называть меня по имени. Вы всегда помнили об этом и соблюдали это правило. Но сейчас мы совсем одни. Нас никто не услышит, даже мои лакеи.

Лорел увидела, как ее собственные мысли отразились на лицах ее сестер. Да, когда-то они были очень близки. Но это было до того, как чрезвычайные обстоятельства проложили пропасть между ними. Мысль о том, чтобы обращаться с их королевой как с равной…

— Причина, по которой я решила встретиться с вами, далека от соблюдения приличий, — сказала Виктория. — Даже королева должна подчиняться определенным правилам, и, приехав сюда, я нарушаю некоторые из них. Две фрейлины, сидящие в моей карете, охотно солгут ради меня, не важно, по каким причинам. Мои лакеи тоже. Остальные во дворце верят, что я лежу в постели с головной болью. — Выражение ее лица стало серьезным и сосредоточенным. — Как я уже сказала, мне больше некуда пойти. Никто никогда не должен узнать, что я просила у вас помощи. Но я обращаюсь к вам, потому что несколько лет назад вы дали мне обещание навсегда остаться моими верными друзьями. Моими тайными друзьями.

— Навсегда, — убежденно повторила Лорел. — Вы можете положиться на нас… Виктория.

Остальные выразили свое чистосердечное согласие.

— Хорошо. Значит, в этой комнате я всего лишь подруга вашего детства, которая просит вашей помощи.

Ее серьезный тон оставил у Лорел дурное предчувствие.

— Ваш кузен угрожал вам?

— Не открыто, — ответила Виктория, — но можно сказать, что да. Или он, возможно, думает, что доклады о его наглых заявлениях и вызывающем поведении не доходят до моего двора. Пьянство, попойки и общение с людьми с сомнительной репутацией — все это непристойно. Не говоря уже о невыносимо неприличном отношении лично ко мне. Я полагаю, он получает огромное удовольствие, унижая меня в глазах моих подданных, надеясь представить меня неумелым правителем.