Эллисон Чейз - Всем сердцем ваша

Июнь 1830 года

Из дневника мисс Лорел Садерленд

Сегодня в Торн-Гроув приехали гости, и вместе с ними пришло осознание того, что этот маленький тесный мир, в котором я прожила вместе со своими сестрами все эти одиннадцать лет, изменится, изменится навсегда.

Гости редко приезжали в это маленькое имение в Суррее, которое после смерти наших родителей мы считали своим домом. Мы были еще маленькими, когда остались на попечении нашего дяди Эдварда, и сейчас я не могу отличить воспоминания о своем детстве от того, что создало мое воображение. Я только знаю, что была здесь счастлива, и никогда мне не приходило в голову, что огромный внешний мир может в любую минуту вторгнуться в тихие владения и нарушить наше безмятежное существование.

В это утро принцесса Виктория приехала с матерью, дядей Леопольдом и несколькими слугами, которые обычно сопровождали их в поездках. Ее любимец спаниель Дэш тут же выскочил из открывшейся дверцы кареты и радостно запрыгал вокруг наших ног.

Наши связи с семейством Виктории возникли еще до моего рождения. Дядя Эдвард и мой отец служили офицерами под командованием отца Виктории, герцога Кентского, в Восьмом полку королевских стрелков в Канаде. Они работали на герцога еще несколько лет, когда тот был губернатором Гибралтара. Мне рассказывали, что наша семья вместе с герцогом и герцогиней Кентскими проводили время в коттедже на морском побережье в Сидмуте, но у меня не сохранилось никаких воспоминаний об этом.

Сегодня, как только внимание взрослых, казалось, было поглощено чаем и разговорами, принцесса схватила меня за руку и настойчиво потянула вместе с тремя сестрами на ступени террасы. Дэш побежал за нами, яростно фыркая. Он бросался на цветочные клумбы и снова путался у нас под ногами. Оглянувшись на мать и дядю, Виктория повела нас во дворик, когда-то служивший голубятней, а теперь засаженный кустами роз.

Благоухающую тишину нарушали только жужжание пчел и игривое повизгивание спаниеля. Никогда еще я не видела Викторию такой мрачной. Когда мы с сестрами сели на каменную скамью, а она осталась стоять перед нами, я похолодела от страшного предчувствия. Я молча смотрела, как она собирается с силами, расправляет плечи, и решимость сказать нечто важное ужесточает мягкую линию ее подбородка.

Всего лишь месяц назад ей исполнилось одиннадцать лет, и я думала, что же могло наложить такую печаль на эти детские черты, что она выглядела намного старше. Даже старше меня, хотя мне было семнадцать, и я была на шесть лет старше ее.

— Я уже не та, какой была при нашей последней встрече. — Ее заявление поразило нас, но мы ожидали продолжения и молчали. — Я могу по-прежнему называть вас Лорел, Айви, Холли и Уиллоу, как и всегда. Но вы не можете называть меня теперь Викторией. По крайней мере… — Голос изменил ей, нижняя губа задрожала. Глаза были полны слез, и они еще раз напомнили мне о ее нежном возрасте. — По крайней мере вы не должны говорить так, когда вас могут услышать другие. Ибо я, видите ли, всего лишь два дня назад сделала это потрясающее открытие. — Мое сердце замерло, когда она произнесла следующие слова. — Придет день, когда я стану вашей королевой.

Моей королевой. Королевой Англии.

Полагаю, что если бы я когда-нибудь задумалась над происхождением моей маленькой подруги, я бы уже давно пришла к этому очевидному выводу. Но законы монархического правления были так далеки от Торн-Гроув, этого тихого уголка небес.

Дело заключалось в том, что Виктории, маленькому созданию с огромными серьезными глазами, милой улыбкой, когда-нибудь придется взвалить на свои плечи ответственность за целую империю, потому что ни почивший король Георг IV, ни его брат, недавно взошедший на трон король Вильгельм, не произвели на свет законного наследника. Родной отец Виктории, который мог бы стать наследником Вильгельма, умер много лет назад, вскоре после смерти моих родителей.

Уставший от погони за насекомыми, Дэш подошел и положил передние лапы мне на колено. Я рассеянно почесала его за длинными ушами, вместе с сестрами ошеломленно глядя на Викторию. У меня сжалось сердце, и я не могла ничего сказать — ни хорошего, ни плохого. В голове проносились утешения, предостережения и глубокое горькое сожаление при воспоминании, что говорили об интригах и соперничестве, а также о скандалах и откровенной продажности Ганноверского семейства.

Возможно ли будет избавить Викторию от всего этого? Король Вильгельм стар. Что, если он вдруг умрет? Что тогда произойдет с этой маленькой девочкой, с таким храбрым видом стоявшей перед нами?

В ушах у меня гудело. От воздуха, тяжелого после недавних дождей, удушающе сладкого от аромата окружавших нас роз мне было тяжело дышать. Уиллоу, чуть старше Виктории, соскользнула со скамьи и присела на траву в глубоком реверансе.

— Ваше высочество, — прошептала она. Слезы повисли на ее густых ресницах.

Двойняшки Айви и Холли, освещенные лучами жаркого летнего солнца, тоже присели. Виктория испуганно смотрела на них. Вероятно, думая, что это игра, Дэш носился вокруг, тыкаясь в них мокрым носом.

— Мне страшно, — прошептала она. — Я так боюсь будущего. Я чувствую себя такой одинокой.

— Тебе нечего опасаться, дорогая, — целуя ее волосы, шепотом успокаивала ее я. Спаниель сидел, глядя на нас, и его склоненная набок голова тоже выражала сочувствие. У меня чуть не разорвалось сердце при мысли, что, кроме моих сестер и меня, Дэш был самым преданным ее другом.

— Когда-нибудь, через много лет, из тебя получится великолепная королева, — сказала я ей. — И у тебя всегда будем мы. Мы ведь останемся твоими подругами, твоими служанками, если потребуется.

Пытаясь успокоить ее, я думала, как скоро ее мать и королевский двор начнут считать меня и моих сестер — незнатного происхождения и небогатых — неподходящим обществом для будущей королевы Англии? Если бы не служебные связи нашего отца и дяди с герцогом Кентским, наши дороги никогда бы не пересеклись.

Но мы искренне любили Викторию, мы обожали ее, с того самого момента, когда девять лет назад ее маленькие ножки затопали в холле Торн-Гроув. Кто лучше сестер Садерленд мог понять грусть и тоску ребенка, потерявшего отца?

Прошло несколько минут, пока я не почувствовала, как Виктория выпрямляется, становясь выше ростом. Шмыгнув носом, она храбро подняла голову и освободилась от наших объятий.

— Мы останемся друзьями, правда? Мне так этого хочется.

— Конечно, дорогая, — заверила ее Уиллоу, которая была на год старше и на голову выше Виктории. Милая моя Уиллоу, еще такая неискушенная, чтобы сохранить свой оптимизм. И слишком юная, чтобы сознавать правду.

Я посмотрела на Холли и Айви, которые в свои пятнадцать лет так отличались друг от друга, несмотря на то что были двойняшками. Холли, веснушчатая, с каштановыми волосами и фиалковыми глазами, энергично кивала в знак согласия с чувствами Уиллоу. Айви с унылым выражением лица нерешительно улыбнулась, бросив на меня грустный взгляд.

Конечно, время и обстоятельства неизбежно лишат наш близкий дружеский кружок присутствия Виктории, и грусть охватывала меня. Но, как и мои сестры, я заставила себя улыбнуться моей маленькой подруге, взяла ее за руку и опустилась на колени, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Мои тайные друзья, — повторила принцесса, подняв голову, вдумываясь в эти слова. Она взглянула на тихо сидевшего Дэша, видимо, понимавшего важность происходившего. Неожиданно страх и беспокойство исчезли с лица Виктории. Сжав мою руку, она решительно кивнула:

— Моя тайная служба.

Лондон

Июль 1837 года

В этот яркий, солнечный, непривычный для Лондона полдень Эйдан Филлипс, девятый граф Барнсфорт, обнаружил, что потерял из виду одного незаконнорожденного пьяненького принца, и это расстроило его.

Пробираясь на своем коне через забитую толпами людей улицу, он избегал столкновения с другими всадниками, каретами, телегами и непрерывным потоком спешивших куда-то пешеходов. Переулки были тоже забиты людьми, как будто все обитатели города собрались вместе в один и тот же день.

Несмотря на толкотню, в воздухе чувствовался праздник, яркие, веселые белые, синие и красные флаги украшали фасады домов. Уличные торговцы протискивались сквозь толпу со своими тележками, и их крики: «Пироги! Имбирные пряники! Апельсины! Соленья!» перекрывали общий шум. Маленькие дети, затаив дыхание, сидели на плечах своих отцов. А мальчишки постарше залезали до половины фонарного столба и смотрели оттуда.

— Сэр! Извините меня, сэр! — Рядом с лошадью Эйдана, положив руку на узду, шел полицейский в форме. — Вам следует свернуть в переулок. Мы сейчас перекроем Найтсбридж. Сейчас здесь будет проезжать королева.

Эйдан коротко отсалютовал ему. Полицейский отошел, чтобы повторить приказание другим занимавшим дорогу.

Прищурившись от яркого солнца, Эйдан пристально смотрел в направлении, откуда должна была появиться королевская процессия, двигавшаяся к недавно отремонтированному Букингемскому дворцу. Новая королева Англии ехала к своему новому дому. Признаков приближавшейся кавалькады еще не было видно, и Эйдан с облегчением вздохнул.

Но тут же раздраженно выругался. Предполагалось, что он не будет спускать глаз с кузена королевы, Джорджа Фицкларенса, старшего сына покойного короля Вильгельма и самого несчастного человека королевской крови, каких Эйдан когда-либо встречал. Но надо заметить, что старина Фиц, строго говоря, не был членом августейшей семьи, поскольку имел несчастье родиться, как говорилось, не на той стороне королевской постели.