Кэлен наклонил голову и подул на сморщенный бугорок. Рионна застонала, охваченная нетерпеливым предчувствием и почти не понимая, что странные гортанные звуки вырываются из ее собственного горла.

Теплый шершавый язык скользнул по соску, оставив влажную дорожку до верха груди. Он отпустил ее запястье, сжал вторую грудь и стал мять и массировать, после чего свел их вместе и начал лизать сосок. Поцеловал вершинку, прежде чем перейти к другому соску. Она смотрела на его темную голову. Ее тело напрягалось все сильнее, пока не стало неподатливым.

Не в силах противиться желанию, она зарылась руками в его длинные черные волосы. Гладила косы на висках и дергала, когда он прекращал сосать. Он со смешком повиновался, и она стала пропускать пряди сквозь пальцы.

— Я хочу снова попробовать тебя, ощутить вкус меда на языке, — прошептал он.

Она закрыла глаза. Руки бессильно упали, когда он проложил дорожку из поцелуев по животу к развилке бедер. Приподнялся на локте и стал играть с завитками, скрывавшими ее женственность. Она сгорала со стыда, но втайне желала продолжения.

Ей одновременно хотелось стиснуть бедра и отвернуться и развести ноги пошире, чтобы дать ему доступ к своему телу.

Он осторожно разделил складки плоти и стал одним пальцем обводить крошечный чувствительный бугорок.

— Я готов взорваться, девочка, потому что мне не терпится как можно глубже погрузиться в твое тепло.

Она широко раскрыла глаза, застыла и уставилась на него. И увидела в его глазах то, от чего во рту мгновенно пересохло.

Его рука скользнула по ее животу, сжала грудь, и он снова поцеловал вершинку, превратив ее в острый нерасцветший бутон. Потом приподнялся так, что их губы были совсем близко. Коснулся ее щеки и провел пальцем от скулы до челюсти.

— Я не сделаю тебе больно, девочка. Ты боялась в нашу брачную ночь. Поэтому я не взял тебя.

Я буду нежен так, как только может быть мужчина, когда его трясет от желания к жене.

Она открыла рот, чтобы заверить, что ничего не боится. Но протесты замерли на языке, и она поскорее сжала губы.

А он с бесконечной нежностью стал целовать ее, гладя, лаская, успокаивая.

Каким-то образом он успел лечь на нее, накрыв своим телом, как теплым одеялом. Раздвинул ноги мускулистым бедром.

Обезумев от поцелуев, она не сразу поняла, что это очень большое, очень обнаженное тело все крепче прижимается к ней, а еще одна очень твердая, очень большая часть его анатомии настойчиво проникает в ее лоно. Он нашел узкий проход и застыл, когда она сжала его плоть, и испуганно взглянула на мужа. Ей явно было не по себе.

— Расслабься, девочка, — прошептал он. — Будет лучше, если ты успокоишься. Я подарю тебе наслаждение. Клянусь.

— Скажи, что мне делать, — выдохнула она.

— Обхвати меня ногами и держи за плечи.

Она подняла ноги и сомкнула их у него под коленями.

Ее руки казались такими маленькими на его плечах. Пальцы едва оставляли отпечатки на жесткой плоти. Она смотрела в его глаза и видела в них нежность, значит, он не хочет ее испугать. Но ведь она может обрести храбрость! Трудно ожидать, что он будет уважать свою «принцессу-воина», если она вечно пугается в его присутствии!

— Приди ко мне, муж, — смело сказала она.

Его плоть снова нашла ее. Настойчивая. Требующая входа.

Она охнула, когда он скользнул внутрь едва ли на дюйм, и хотя ее лоно приняло его, все же ощущение было непривычным. Какое странное сочетание нерешительности и мучительной потребности. Она хотела, чтобы он остановился. Хотела, чтобы он продолжал.

И закусив нижнюю губу, подняла бедра, словно подгоняя его.

— Ах, девочка, как сладко ты манишь меня, — прошептал он, закрыв глаза. По его плечам прокатилась дрожь. Непонятно, каким усилием воли он удерживался от того, чтобы не вонзиться в нее.

Она провела ладонями по его плечам и рукам, нежно лаская их. Наконец ее сердце смягчилось. Он и вправду старается не причинить ей боли.

— Все хорошо, — прошептала Рионна. — Я знаю, ты не ранишь меня.

Он сосредоточенно хмурился.

— Да, но придется, девочка. Я должен прорваться через твою девственность, и это больно, независимо от того, как бы я ни старался. — Он поцеловал ее в губы и тихо добавил: — Мне очень жаль, но тут ничего нельзя поделать.

— Тогда нужно поскорее покончить с этим. Нет смысла страдать от боли нам обоим. Я чувствую, как напряжено твое тело. Тебе тяжело удерживаться, и я это понимаю.

— Ты и представления не имеешь, девочка, — тихо рассмеялся он. — Ни малейшего.

Впервые она сама стала ласкать его. Сжала ладонями лицо, гладя большими пальцами скулы, угловатую челюсть, провела кончиком пальца по губам. Притянула к себе его голову и поцеловала. Их жаркие языки сплелись. Ей нечем было дышать, но она отказывалась отстраниться. Его поцелуй пьянил. Сладчайший нектар, который она когда-либо пробовала.

Ее лоно открылось под его настойчивым толчком, словно огненный меч входил в ее глубины. Такой твердый и бархатистый. Ее тело сопротивлялось вторжению победителя, но он удержал ее на месте, сжимая бедра. И снова нанес удар.

— Поцелуй меня, девочка, и все мгновенно кончится.

И как только их губы слились в головокружительном поцелуе, он вонзился в нее быстро и жестко. Она не была готова к боли. Да, знала, что это должно случиться. Но ожидала простого укола, может, быстрой пронзительной боли. Но ее словно разрывали надвое, а внутренности жгло огнем.

Она вскрикнула. По щекам полились слезы, прожигая соленые дорожки. Кэлен немедленно замер, не выходя из нее. На его лице отразилась та же боль. Он сильно сжал челюсти. Ноздри раздулись, и пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, пока он вздрагивал в ней.

Кэлен поцеловал ее лоб, веки, скулы и даже нос. Снял губами последние слезинки, скользившие по щекам.

— Мне очень жаль, девочка. Так жаль! — произнес он, и искренность в его голосе пронзила ее сердце. В горле застрял ком, распухая так, что она не могла выговорить тех слов, которые жаждала сказать.

Он снова поцеловал ее и застонал.

— Скажи, когда будет лучше. Я не шевельнусь, пока ты не разрешишь мне.

Она попробовала сжать его потаенными мышцами, проверяя, сильна ли еще боль.

— Зубы Господни! Пощади, девушка!

Она улыбнулась, радуясь, что острая боль перешла в ноющую.

— Уже гораздо лучше. Боль смягчилась.

— Слава Богу, — пробормотал он. — Я бы дольше не продержался.

Она вытерла его влажный лоб и припала к губам.

— Заканчивай, я потерплю.

Он осторожно вышел из нее, и глаза Рионны широко раскрылись, когда ее атаковали мириады ощущений. Да, она еще не оправилась и боль по-прежнему оставалась, хоть и не такая сильная, но в лоне что-то нестерпимо горело, и это что-то не имело ничего общего с болью.

— Осторожнее, — пробормотал он, — подожди немного, девочка. Ты получишь наслаждение.

Он медленно и с такой нежностью продвинулся вперед, что она вздохнула. Похоже, Кэлен полон решимости доставить ей такое же удовольствие.

Его пальцы нашли ее сосок и стали потирать его, пока сосок не затвердел. Потом он начал ласкать другой, так что груди налились и стали тугими.

Он улыбнулся ей с лукавым блеском в глазах:

— Твое лоно повлажнело. Груди, которые ты так старалась скрыть, служат источником наслаждения. Твоего. И моего. Они прекрасны, как ты, и делают честь любой женщине. Мягкие, какими и должны быть, и приятны на вид. В тебе нет ни единого изъяна, девочка. Бог сделал тебя идеальной. Я — настоящий счастливец.

Она обязательно напомнит ему нежные речи, когда он вздумает неодобрительно хмуриться или унижать ее. И напомнит все его ласковые слова. Будет держать их у самого сердца и притворяться, что она его драгоценная любовь, а не отвергнутая невеста, навязанная ему во имя преданности и чести.

Кили предупреждала, что в такие минуты мужчины много чего способны наговорить. Даже то, во что вовсе не верят. Теперь Рионна понимала, что имела в виду Кили.

Он вышел из нее и снова вонзился, на этот раз с гораздо большей легкостью. Кэлен был прав. Она повлажнела в тот момент, когда он ласкал ее груди. Они так долго были для нее источником раздражения. Но теперь она начинала понимать, что и груди на что-то годятся.

Впервые она свыклась с мыслью о том, что родилась женщиной. И к тому же прекрасной. Теперь ее не охватывало отчаяние при мысли о необходимости казаться мягче и не такой свирепой. Приятно чувствовать себя женщиной в сильных мужских объятиях.

— Тебе до сих пор больно? — спросил он.

Она потянулась к нему губами:

— Нет, воин. Мне очень-очень хорошо.

— И мне тоже, жена.

Он подвел ладони под ее ягодицы, раздвинул бедра еще шире и вонзился в нее глубже, чем раньше.

Куда девался нежный воин, боявшийся причинить ей боль? Теперь, уверенный, что плохо ей не будет, он стал доказывать свою власть, свое право владеть ею.

Его зубы царапали ее челюсть, прикусывали шею, дыхание обжигало кожу. Он попеременно кусал, сосал и целовал ее, пока не уверился, что она будет носить его метки не менее двух недель. Был ненасытным, словно голодал слишком долго и больше не мог сдержаться. И она принимала его силу. Склонялась перед ней. По доброй воле. Он пробудил в ней безумное желание. Чувства, которых она до этого не знала. Она хотела принадлежать ему. Хотела, чтобы он лелеял ее.

Она — его жена.

Рионна больше не хотела помнить о причинах, по которым был заключен их брак. Если все началось плохо, это еще не значит, что все не сможет измениться потом.

Она хотела его любви.

Требовала.

Теперь, когда она поняла, что он может быть нежным и почтительным, узнала, на что он способен. Да, больше чем способен на нежные чувства. И что бы он ни думал, его сердце не полностью отвергло любовь.