— Десятилетие? Твоя тайна мучила тебя всего десять лет? — проговорила она. Голос Джорджианы дрожал.

Он не слышал ее.

— Разве ты не понимаешь? Рассказав Фэрли, что я не настоящий ее отец, ты причинишь ей только боль! Я хочу, чтобы она жила, окруженная любовью и заботой — не так, как я.

— Позволь мне заметить: десять лет — это ничто. Два десятилетия — уже побольше. Но даже они кажутся ничем, когда я смотрю в будущее и вижу там только еще шесть десятков лет.

Он не понимал, что она говорит. Ее голос зазвучал сильнее. Кажется, она была на грани истерики. И вдруг весь его знаменитый самоконтроль куда-то пропал.

В очаге пылало пламя. Он мысленно увидел, как огонь пожирает брошь, металл шипит и плавится, а нарисованный глаз Энтони обращается в пепел. И наконец только маленькие блестящие камешки остаются в камине.

Двумя широкими шагами он подошел к огню и занес руку.

— Нет! — вскрикнула Джорджиана. — Нет. Не смей! — Она стояла позади него, обхватив его кулак пальцами. — Боже мой, Куинн. Пожалуйста, не надо!

Он тут же разжал ладонь. Она схватила брошь и прижала к груди.

Весь гнев и ярость вдруг куда-то пропали. Она была бесконечно предана человеку, мучившему его.

— Фэрли уедет со мной завтра. Ты можешь покинуть нас, ведь я уверен, что ты больше не хочешь здесь оставаться.

Джорджиана закрыла глаза.

— Он твой, — произнесла она еле слышным голосом.

Полено в камине треснуло. Взлетел сноп искр.

Ее веки медленно приподнялись, и показались темные, почти черные глаза. Она громко, взволнованно дышала.

— Я нарисовала его пятнадцать лет назад, через неделю после того, как ты уехал. Это твой глаз, не его. — Она замолчала. Затем продолжила: — Возможно, ты прав. Возможно, я должна сжечь его, раз он так ненавистен и тебе, и Энтони.

Теперь уже Куинн не мог заставить себя заговорить.

— Я дала его Фэрли, чтобы при ней всегда была часть тебя. Я уверена, она будет очень рада иметь Грейс в качестве приемной матери. Она ждет, не дождется поездки в Лондон и жаждет осмотреть достопримечательности — особенно Тауэр. Грейс и Фэрли очень красиво смотрятся вместе, с их светлыми волосами, в бледно-розовых платьях и с жемчужными украшениями. Скоро никто даже не вспомнит, что Грейс — не настоящая ее мать. — Джорджиана говорила быстро и не останавливаясь. — Но я молю тебя — не забывай устраивать для нее приключения: поездки на лошадях, рыбалку и прочие развлечения. Она не будет счастлива одними уроками и вышиванием. Но что я говорю? Ты и так прекрасно это знаешь. Ты снова стал таким же, как раньше. И теперь ты идеальный отец для такой резвой девочки, как Фэрли. Ей очень, очень повезло с тобой и Грейс.

Он протянул руку, и она положила ему в ладонь брошку. Крошечный глаз приковал к себе его внимание, он поднес украшение поближе. Крошечный мазок зеленого виднелся на самом краю янтарной радужки.

Его сердце сжалось.

Он поднял глаза, но Джорджианы уже не было.

Он всюду искал ее. Ему необходимо извиниться. Ее запряженная повозка стояла в конюшне. Она не могла уйти далеко без лошади — не позволит увечье. Но Джорджиана знала каждый уголок поместья — даже лучше, чем он. Мили живых изгородей, акры высокой травы вдоль пляжей и бесконечные деревья. Через три часа он обнаружил, что его выдохшаяся лошадь уже не в силах продолжать поиски. Куинн преодолел крутой спуск к берегу и подъехал к каменистым утесам. Он слез с лошади и взобрался на небольшой пригорок, где росли несколько исхлестанных ветром сосен.

Изможденный, он оперся о твердый ствол самого высокого дерева и повернулся спиной к скалам. Холодный соленый ветер дул с бушующего темно-синего океана. Аромат дикого утесника и сосны дразнил Куинна, отчаяние наполняло все его существо.

Боже. Он ничего не понимал. Его изображение? Он достал брошку из кармана и снова посмотрел на нее. Большим пальцем он почувствовал какую-то неровность на краю украшения и, приглядевшись, увидел маленький запор. Открыв его, Куинн увидел несколько прядей темных волос. Порыв ветра унес их прежде, чем он успел их поймать, но это определенно были не светлые волосы Энтони. Он проклял свою глупость и вернул брошку в карман.

Знакомый клекот сокола привлек его внимание. Он поднял взгляд и увидел, как птица опускается на выступ скалы. Быстро повернувшись, Куинн понял — он очень близок к тому самому месту, где Джорджиана упала много лет назад.

Да. Вот и дерево, которое почти невозможно узнать теперь, когда оно лишилось листвы и совсем засохло. Он судорожно сглотнул, разглядев высоко наверху остатки обломившейся ветки — той самой. Он не видел, как она треснула — нашел ее только потом, когда она упала.

Куинн до сих пор помнил ужасный звук ударов ее тела о ветки, ее юбки и платье зацеплялись и рвались, оставляя ноги беззащитными. Он даже слышал страшный свист ее дыхания, когда она упала на землю в нескольких дюймах от его протянутых рук. И он до сих пор помнил высокий, испуганный голос Энтони.

Куинн невольно обхватил толстый живой ствол сосны, росшей в тени дерева, причинившего ему столько страданий и изменившего его жизнь на всегда. Он снова посмотрел вверх, на то, как свет пробивается через ветви сосны.

Гнездо сокола было высоко, и он вдруг почувствовал уверенность — даже, несмотря на то, что сезон уже кончился, он все равно найдет там птенца. Он никогда не был так уверен в чем-либо в своей жизни. Он достанет птицу для ее соколен в Трихэллоу и только потом уедет с Грейс.

Он просто обязан сделать это для Джорджианы. Она добра и наверняка примет его подарок в знак примирения, даже если не захочет видеть его после всего того, что он ей наговорил. Это будет последний подарок той, которая так много отдала ему.

Куинн взбирался по сочащимся смолой веткам гигантской сосны, а его разум блуждал в воспоминаниях. Его сердце снова сжалось при мысли о том, что он так много значил для нее. Она нарисовала его глаз и вспоминала о нем и после того, как его отослали. Она скучала по нему. Сильно скучала.

А он скучал по ней.

Куинн поудобнее перехватил ветку. Потом замер. Воспоминания давних лет как будто прорвали плотину и хлынули в его душу.

Когда его отослали, точнее сказать — заперли в Итоне, он видел сны о Джорджиане. И все же пытался забыть ее, поскольку Энтони тоже присутствовал в этих снах.

Ему снилось, что он разбивает окна в проклятом дортуаре на четвертом этаже и улетает обратно в Пенроуз, ищет ее. А она ждет его на вершине огромного утеса, приветственно раскинув руки. Она улыбается, и счастье светится в ее карих глазах. Он обнимает ее, и они кружатся, кружатся, кружатся… и падают с обрыва, не разжимая объятий. Куинн чувствовал такую радость, глядя в ее глаза, что его совершенно не волновало их падение, пока они не врезались в песок, и море не омывало их. Энтони подбирал ее изувеченное тело и уносил, а Куинна уносило море.

Но теперь Куинн понял — на самом деле его никогда не волновало присутствие Энтони во сне. Он был счастлив, когда был с Джорджианой.

Он скучал по ее невинной доброте, ее смеху, их общей любви к природе, приключениям, животным и — да — даже к рисованию. Он забыл, как они вместе рисовали. У обоих была страсть к животным… и к жизни.

Куини достиг выступа на скале и выглянул из-под сосновых ветвей. Разозленная самка охраняла трех пушистых белых птенцов, сидевших в сделанном из веток гнезде.

Он закусил губу. Возможно, сокол улетит при его приближении. Куинн подобрался по ветке поближе и услышал разъяренный клекот.

Он замер. В этот момент он вдруг понял то, что отрицал, пытаясь отгородиться от прошлого, не повторять его — ведь в прошлом все его привязанности оборачивались предательством. Этими попытками он изранил свою душу не меньше, чем падение изранило Джорджиану.

Он любил ее.

Нет, это было нечто большее. Он не мог выразить свои чувства словами. Его сердце принадлежит ей и, всегда будет принадлежать. Как же он был слеп…

И тут самец сокола накинулся на Куинна. Острые когти стали рвать рукава его сюртука, и он потерял равновесие.

Глава 20

Список мистера Брауна

26 октября

— упаковать вещи;

— попрощаться с миссис Киллен и остальными;

— выпить пинту с егерем;

— последний раз заглянуть в учетные книги;

— передать ключи от нового замка на каретном сарае Куинну;

— распорядиться о месте в экипаже для… девочки, если она примет мое предложение.


Нельзя прятаться вечно. И ходить тоже — особенно с больным коленом.

А ей к тому же было холодно.

Кроме того, Джорджиана знала — она ведет себя нелепо. Не то чтобы он не знал, как она к нему относится. Но ей просто не нравилась мысль, что она снова повела себя глупо.

Она надеялась не встретить больше Куинна до своего отъезда. И молилась, чтобы принятое ею решение было правильным.

Джорджиана вошла на кухню Пенроуза. Домоправительница о чем-то торопливо совещалась с кухаркой.

— Простите, миссис Киллен, его светлость еще не вернулся?

— Нет, леди Элсмир, — ответила домоправительница, — но…

— Извините, миссис Киллен, но мне нужно немедленно закончить одно дело. — Она быстро поднялась по лестнице, не в состоянии остановиться еще хоть на минуту.

Джорджиана тяжело оперлась на перила. Как ей когда-то нравился этот дом… Широкие полированные перила красного дерева. В детстве она помогала миссис Киллен полировать их. Она даже съезжала по ним вместе с Энтони, когда никто не видел. Ее пальцы чертили узоры на лестничном столбике, пока она смотрела на дверь комнаты, в которой она жила бы как жена Энтони, — комнаты, которую она выделила Грейс.