— Брауни прав. Вы действительно гораздо больший дурак, чем я когда-либо был. Если вы не хотите заполучить ее способом, которым вы могли бы ее заполучить, вы заслуживаете всех страданий, выпавших на вашу долю… и даже больших. — Люк покачал головой. — Энтони Фортескью мертв, глупый вы осел.

Где-то вдалеке раздался клекот сапсана, и Куинн, взглянув на небо, свернул с тропы, намереваясь найти птицу.

Люк наклонился и прошептал:

— А вы — нет… Хотя многие могут обмануться, увидев трупный цвет вашего лица.

Проклятые герцоги. Всегда должны оставить за собой последнее слово.


Джорджиана надеялась, что второй неожиданный отъезд Куинна в Лондон две недели назад даст отдых ее сердцу. Но, смотря на Фэрли, сидящую на холме перед Ло-Пулом и окруженную членами «Вдовьего клуба» Аты, Джорджиана поняла — все стало только хуже.

— Джорджиана, — прошептала Фэрли, — сколько еще времени месье Латук попросит нас сидеть в этой позиции?

Джорджиана взглянула на миниатюрного французского портретиста, наполовину скрытого огромным холстом.

— Если ты не будешь больше задавать мне этот вопрос, я отправлюсь с тобой завтра кататься на лошади.

Девочка закусила губу:

— Джорджиана?

— Да? — ответила она.

— Когда?

Джорджиана спрятала улыбку:

— На рассвете.

Последовало пять секунд благословенной тишины.

— На какой лошади?

— Ты хотела сказать, на каком пони?

Фэрли вздохнула, и Джорджиана чуть не рассмеялась — это была точная копия ее собственного раздраженного вздоха.

— Прекрасно. — Джорджиана уступила. — Ты можешь взять Леди, маленькую серую кобылу в последнем стойле. Но только если ты прекратишь разговаривать. Иначе месье Латук может пририсовать нам усы, как у него.

— Рисование — гораздо более веселое занятие, чем позирование.

Сара Уинтерс наклонилась к ним:

— Но все те, кто будет смотреть на картину, будут благодарны, если ты будешь сидеть смирно. Посмотри.

Сара передала Фэрли медальон, и девочка открыла замок. Джорджиана заглянула через ее плечо и увидела джентльмена в военной униформе. Из всех вдов Сара больше всего оплакивала своего любимого мужа, погибшего в войне с французами.

— Это твой муж? — спросила Фэрли.

— Да. — Сара погладила Фэрли по волосам, и Джорджиана обратила внимание на то, какие у нее красивые руки. — И я всегда буду благодарна ему за то, что он не пожалел усилий и высидел все необходимое время. Иначе мне ничего не напоминало бы о нем.

— Ой, — перебила Фэрли, — а ты видела рисунок Джорджианы, на котором изображен глаз ее мужа?

Сара кинула взгляд на шаль Джорджианы и кивнула.

Мгновение они молчали, потом Фэрли засопела.

— В чем дело, милая?

— Я не хочу, чтобы рисовали мой портрет. Возможно, это плохое предзнаменование.

— Почему? — с нежностью спросила Сара.

— Потому что, похоже, все после этого умирают, — заявила Фэрли.

— В чьем дело? — Месье Латук махнул в воздухе кисточкой. — Это совершенно невыносьимо. Я не могу создать шедьевр, если вы будете все время двигаться. Вы должны заставить мадемуазель сидеть смирно.

— Месье, — произнесла Джорджиана, встав и начав разминать затекшие суставы. — Мне очень жаль, но, кажется, становится темно, и мадемуазель прекрасно вела себя последние полтора часа. Думаю, нам следует собраться снова завтра. Не правда ли?

Ата пробормотала свое согласие. Но Гвендолин Фортескью, оставшаяся в Пенроузе, несмотря на явное недовольство остальных леди, начала возражать. Она явилась на холм всего несколько минут назад. И выражение ее лица было более горьким, чем лимонад, который держал в руках замученный лакей.

— Ты позволишь ребенку диктовать всем свою волю? — Гвендолин фыркнула от отвращения. — Ей необходимо лучшее воспитание, ты не подходишь на роль ее воспитательницы. Она избалована и испорчена — и в ней нет ни следа женственности и положенного образования.

Джорджиана никогда не осмеливалась возразить маркизе. Но то, как она обрушилась на Фэрли, вынудило ее вспылить.

— Что вы сказали? — Джорджиана направилась к Гвендолин Фортескью. — Возьмите свои слова назад, мадам.

— Прошу прощения! — возмущенно воскликнула Гвендолин. Она понизила голос: — Я не подчиняюсь дочери управляющего.

— Вы возьмете свои слова, или я…

— Или что? — Гвендолин улыбнулась со всем удовлетворением женщины, бывшей маркизой четыре десятилетия. — Выкинешь меня из моего же поместья?

Краем глаза Джорджиана заметила приближающуюся Ату. Она подняла руку:

— Нет, Ата. Спасибо, но я больше не позволю тебе сражаться за меня.

Ата остановилась и сделала знак рукой остальным вдовам, выстроившимся за ней.

Джорджиана повернулась к Гвендолин:

— Возьмите свои слова обратно, или я превращу вашу жизнь в кошмар.

Гвендолин рассмеялась:

— Не могу представить себе, как ты можешь сделать мою жизнь еще хуже. Я страдаю каждый раз, когда оказываюсь в твоем присутствии.

Вдовы ошеломленно вдохнули. Ата покраснела от гнева.

— Меня не волнует, что вы думаете обо мне, но я не позволю вам плохо говорить о Фэрли. Или вы действительно считаете себя подходящим образцом воспитательницы детей после того, как не сделали ничего, чтобы вразумить Энтони, ведшего печальный образ жизни в городе?

— Ты свела его в могилу, не я, — ответила маркиза. Гвендолин явно рассталась с надеждой стать частью круга влиятельных друзей Аты.

По спине Джорджианы пробежал холодок. Она никогда не умела ставить людей на место. Никогда не могла быстро придумать, как возразить. Рабочие и слуги поместья слушались ее только потому, что их начинала мучить совесть, когда они видели, как работает она сама.

Она почувствовала касание чьей-то руки, повернулась и увидела стоящую рядом Грейс.

— Леди Элсмир, — произнесла Грейс, — я хочу напомнить вам — вы здесь только потому, что разрешила Джорджиана. Я даже осмелюсь выразиться более четко на случай, если вы не поняли: никого из нас не волнует ваше расследование или встреча с помощником архиепископа. Более того, никого из друзей старой герцогини Хелстон и моих друзей в городе они не волнуют. У вас есть выбор. Вы можете или тут же продемонстрировать уважение к Джорджиане, которого она заслуживает, либо вам более не будут рады в Лондоне.

— Сама идея того… — возмутилась Гвендолин.

— Конечно, выбор за вами. И все мы, — она обвела рукой остальных дам, — к несчастью, не так культурны и цивилизованны, как нам следовало бы. Полагаю, все дело в том, что мы слишком много времени проводили в обществе Дьявола из Хелстона, а последнее время — в доме дочери управляющего — женщины, в мозолистых руках которой больше изящества, чем в ваших довольно-таки… — Грейс внимательно осмотрела леди Элсмир, — неуклюжих чертах.

Сложно было придумать большее оскорбление для дамы, гордившейся одеждой и осанкой. В ее жизни не было больше ничего, подумала Джорджиана. Но, хотя она и была безумно благодарна Грейс за отпор, который та дала Гвендолин, в то же время эта сцена заставила ее снова почувствовать себя не на своем месте.

Пусть бы лучше эта встреча никогда не случилась. Ведь она все равно вскоре покинет Пенроуз и никогда более не увидит Гвендолин Фортескью. Ей все это так надоело.

— Гвендолин, — тихо сказала она, впервые обратившись к своей свекрови по имени, — я знаю, почему вы ненавидите меня. Я напоминаю вам о вашем собственном происхождении. Меня не волнует, что вы думаете обо мне. Никогда не волновало. Но если вы посмеете плохо говорить о Фэрли, я…

— Побежишь к Куинну? — перебила ее леди Элсмир. — Не сомневаюсь. Ты всегда бежала к нему — или к моему милому Энтони.

Джорджиана закрыла глаза, потом снова открыла их:

— Нет, я не буду просить других разрешить мои проблемы. Если вы не извинитесь, я приеду в Лондон, и буду сопровождать вас на каждом шагу, как бы я ни ненавидела город. Я приму приглашение Аты и буду посещать каждое увеселение, вечер, обед, музыкальное представление, бал, и вы вынуждены будете терпеть меня. И если вы будете слишком упрямы, я тайно организую доставку известной свиньи в ваши комнаты.

Раздался звук приглушенного кашля. Джорджиана обернулась и увидела Куинна, опирающегося на дерево и наполовину скрытого листвой. Одному Богу известно, сколько времени он там стоял.

— Куинн! — воскликнула Гвендолин Фортескью. — Когда ты пришел?

Он направился к ним.

— Джорджиана и Грейс не сочли нужным сказать вам о еще одном обстоятельстве, мадам. Перед тем как вы уедете сегодня ночью, — он достал что-то из кожаной папки, — вы должны знать: если Джорджиана решит посетить Грейс или Ату в Лондоне, она будет представлена как истинная маркиза Элсмир — или, — продолжил он, взглянув на Грейс, — как вдовствующая маркиза. У меня есть документ, подтверждающий это.

— Это невозможно. Лорд Торнли, помощник архиепископа, сказал… — перебила Гвендолин.

— Возможно. Но архиепископ Кентерберийский, когда я встретился с ним на прошлой неделе, решил по-другому. Совсем по-другому. Брак Джорджианы и Энтони подтвержден. — Он положил несколько листов тяжелого пергамента в руки Джорджиане.

— Ты не… — побледнев, произнесла Гвендолин.

— Да, мадам. И между прочим, пока я был в городе, я позволил себе организовать переезд ваших дочерей и ваших вещей в Элсмир-Эбби в Чешире. Сегодня ночью вам подадут карету. Вам будет чрезвычайно удобно там.

Джорджиана услышала, как Ата шепчет:

— Но это же недостаточно далеко…

Джорджиана взглянула на Куинна, и их глаза встретились. Грейс взяла его за плечо и шепнула что-то ему на ухо. Он перевел взгляд на графиню и улыбнулся.

Куинн держал в руке крошечный розовый бутон. Грейс взяла его и начала крутить в своих изящных пальцах.