— Куинн! Ты становишься еще более несносным, чем Ата, в своих своднических порывах!

— Совершенно не… — Он запнулся, увидев Джорджиану. — Не так. Сводничество стоит оставить женщинам.

Грейс прыснула, и ему пришлось приложить все силы, чтобы устоять перед желанием снова взглянуть на Джорджиану. Ее совершенно не узнать! Куинн взял себя в руки и поклонился графине, прежде чем подойти с Атой к Джорджиане.

Она казалась удивительно хрупкой в тонком бальном платье с пчелиным мотивом, фасон которого по его просьбе придумала Грейс. Раньше он видел Джорджиану только в бесформенных темных одеждах деревенских девушек. Теперь же он понял, чего не разглядел за обычной практичностью Джорджианы.

Он заметил крошечные розовые бутоны в ее блестящих каштановых волосах, посмотрел в ее огромные темные глаза, осторожные и как будто наполненные мудростью веков. Он открыл рот, собираясь сделать ей комплимент, но заметил низкий вырез ее платья, и у него пересохло в горле.

— Джорджиана, тебе… тебе не холодно? Возможно, мне стоит принести тебе шаль. — Он мог видеть каждый изгиб ее груди и, кажется, даже намек на отвердевшие соски. Он никогда не догадывался, как хорошо она сложена. Еще на полдюйма ниже — и он мог бы увидеть розовый краешек… Он почувствовал вполне предсказуемое напряжение между ног и с трудом сдержал стон. Господи Боже!

— Спасибо, не надо. Портниха спрятала их все, — игриво ответила Джорджиана. — Мне жаль. Я знаю, что это платье неприлично. Я говорила Грейс…

Графиня наклонилась к ним и цыкнула:

— Какая досада, Джорджиана, мое платье гораздо более дерзкое, чем твое. Я уже говорила тебе, что твой наряд сочли бы чрезмерно скромным в городе. Хватит уже этих глупостей. Куинн, накажи ей держать спину прямо. Грейс направилась к герцогине. Начали прибывать первые гости.

Куинн с трудом оторвался от созерцания форм Джорджианы и попытался подавить те явно не братские чувства, которые она в нем вызывала. Его тело вибрировало от желания, и он искренне надеялся, что она не заметила исходящего от него жара. Куинн медленно повернулся, радуясь необходимости принять на себя бесконечно скучную роль очаровательного хозяина, целующего воздух над множеством рук в перчатках, кланяющегося и представляющего гостям Джорджиану и остальных вдов. И все же его тело не могло забыть соблазнительного зрелища, открывшегося ему. Куинн сглотнул:

Целью сегодняшнего вечера были не только развлечения. Здесь собрались все: и знатные, и нетитулованные дворяне Корнуолла, и немало заметных людей из Лондона, и он знал, что его действия будут иметь знамение. Все увидят — он принял Джорджиану как законного члена семьи Фортескью. Она новая маркиза Элсмир. Представив ее так, он заметил облегчение на лицах гостей — они наконец знали, как к ней обращаться.

Как самого титулованного из присутствующих, герцога Хелстона попросили станцевать открывающий бал менуэт с Джорджианой. Куинн надеялся, что она в силах это сделать. Вначале он не был даже уверен, способна ли она танцевать вообще, но он осторожно расспросил Ату. И все же ее нога, должно быть, ужасно болела.

Джорджиана хорошо умела это прятать. Но Куинн знал, чего стоил ей этот танец. И знал — любые обсуждения бесполезны, она только солжет и будет все отрицать. Однако Куинн был с ней в тот роковой день, когда она упала с ели возле скал.

Он постарался отвлечься от неприятного воспоминания.

— Куинн? — Грейс дернула его за рукав.

— Милая?

— Это был последний из гостей. Не пора ли нам начать бал?

Он кивнул, оглянулся и увидел, как герцог Хелстон, поддерживая Джорджиану под локоть, осматривает ее с головы до ног. О нет, этого он не позволит. Куинн выступил вперед.

— Хелстон, попрошу вас прекратить бросать на Джорджиану свои плотоядные взгляды, — тихо произнес он.

Розамунда, стоявшая с одним из своих бесконечных братьев, рассмеялась:

— Люк?

— Я не имею ни малейшего понятия, какого дьявола вы имеете, в виду, Элсмир, но если вам дорога ваша трусливая и в высшей степени безмозглая шкура, рекомендую вам остановиться, пока вы не выставили себя дураком, — напрягшись, ответил герцог.

Куинн возблагодарил Господа за то, что тот дал ему лишний дюйм роста по сравнению с проклятым герцогом с его блуждающими где не надо глазами.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, и если вы хотите обсудить это на людях, мы можем направиться… — Краем глаза он заметил печальное выражение лица Грейс и резко остановился.

— Ох… Что это у нас здесь случилось? — Джон Браун со своим шотландским акцентом появился рядом с Атой. — Мерседитас, вот вы где, милая. Меня поставили в известность о вашем желании танцевать со мной. Я благодарен Куинну за…

— Ничего такого я не предлагала, — фыркнула Ата. — Я никогда не опущусь до танца с…

— Пойдемте, Ата, — перебил ее Люк Сент-Обин. — Похоже, чертов дипломат потрудился и…

— Почему ты все время перебиваешь меня? — перебила, в свою очередь, его Ата.

— Возможно, вы хорошо его учили, — заметил мистер. Браун, подмигнув. — Не отпустите ли еще один комментарий по моему поводу, прежде чем я провожу вас внутрь? Я знаю, вы делаете это только потому, что любите меня.

Ата зашипела, и напряжение спало, хотя гнев все еще переполнял Куинна.

Розамунда позвала всех к двойным дверям, за которыми в бальной комнате, редко открытой для гостей, уже собралась огромная толпа. Сегодня вечером цветы были рассыпаны на каждом столе, и позолота блистала повсюду. Увешанные драгоценностями дамы с нетерпением ждали начала танца, пока джентльмены внутренне готовились к вечеру отдавленных ног. Но, по крайней мере, им хватит замечательного вина и бренди, чтобы заглушить боль.

Куинн заметил Хелстона, сжимающего руку Джорджианы и ведущего ее внутрь, и ему страшно захотелось чесать кулаки от гнева. Его остановило только воспоминание о печально опустившей голову Грейс. Но оно не заглушило голос одного из братьев Розамунды, пригашавшего Джорджиану на следующий танец. Куинн вмешался в разговор прежде, чем она ответила:

— Джорджиана слишком устала, чтобы танцевать весь вечер, Майлз. У нее найдется занятие и поинтереснее.

Ата рассмеялась:

— На балу? Занятие поинтереснее, чем танцы? Глупости, Куинн.

— Я только пытался…

Джорджиана перебила его со смертельным спокойствием:

— Я с радостью потанцую с тобой, Майлз. Я уже так давно тебя не видела. Как поживает твой отец?

Прозвучали первые ноты вальса, и Куинн попытался сосредоточиться на графине Шеффилд, а не на похожем на стервятника герцоге. Вальс? Он был уверен, что Грейс распорядилась начать бал с менуэта.

Он оглядел окружавшие их пять пар: мистер Браун и Ата, Розамунда и ее брат, оставшиеся вдовы, также с ее светловолосыми братьями, и, наконец, герцог, возвышавшийся над Джорджианой. У Куинна не осталось никаких сомнений — именно чертов невоспитанный дьявол Хелстон, распорядился начать с возмутительного вальса.

— С тобой все хорошо, Куинн?

Он опустил взгляд, увидел робкую улыбку на губах Грейс, и ему стало невероятно стыдно.

— Конечно, Грейс. Как же иначе, если самая красивая женщина в зале танцует со мной?

— Я надеюсь, ты не возражаешь против вальса? Это не самое обычное начало, но иногда весело побыть наглой, не правда ли? Я вспомнила, что тебе нравится смелость, и, боюсь, Ата приказала нам всем быть сегодня вечером чуть-чуть неприличными.

Он рассмеялся:

— Ну, Грейс Шеффи, я бы никогда не подумал, что ты настолько храбра!

Она залилась румянцем — то ли от смущения, то ли от царившего в зале жара.

— Иногда так надоедает вести себя прилично. Ты знаешь, мне только двадцать пять… Нет, я не буду врать тебе, Куинн. Мне двадцать семь, но кажется, что я прожила очень… защищенную жизнь — единственный ребенок в семье, очень недолгое замужество, и теперь я одна на всем свете… Если не считать моих друзей. Все говорят — я должна находить утешение в доставшемся мне богатстве, но утешение это весьма холодное. — Она замолчала. — Конечно, я никогда не призналась бы кому-либо, не обладающему такими же средствами, так жалко это звучит. Каждый день я понимаю, как мне повезло, ведь я окружена леди, которым повезло гораздо меньше. Но полагаю, ты знаешь — богатство не гарантирует счастья.

Он встретился с полным чувства взглядом Грейс:

— Как это верно, моя милая.

Ведя прелестную маленькую графиню в выверенных фигурах танца, он уже не в первый раз понял — брак с этой леди мог бы стать ответом на многие из его проблем. Как приемная мать, Грейс показала бы прекрасный пример его дочке, проникшейся симпатией к графине, если и не к ее страстям — чтению и вышиванию. И в отличие от множества других леди Грейс ничего не приобретала в результате свадьбы, кроме спасения от обычно столь хорошо скрываемого одиночества. В конце концов, она была наследницей состояния, и ее характер, честность и репутация не вызывали сомнений.

И самое важное — она примет правила брака из удобства. Брака, в котором будет так мало проблем с чувствами.

Да, она замечательно подходит на эту роль, подумал Куинн, глядя на ее безупречное лицо.

— Грейс, я должен поблагодарить тебя за время, которое ты проводишь с моей дочерью. Я знаю, она может быть тяжелым испытанием.

— Ни в коем случае. Она очень мила. Упряма, да, но зато очень энергична.

Он вздохнул:

— Она ненавидит читать.

— Еще больше она ненавидит фортепиано и рукоделие, — рассмеялась Грейс. — Но она еще может измениться. Она ведь еще ребенок.

Куинн услышал знакомый низкий ритмичный смех Джорджианы и повернулся. Дьявольская улыбка играла на губах Хелстона, и Куинну внезапно захотелось его бить.

— Куинн? — спросила Грейс так тихо, что ему пришлось наклониться, чтобы слышать ее.