В последний момент он крепко сжал её руку и притянул к себе. В глазах Джорджианы промелькнуло неистовое желание, прежде чем он коснулся ее губ своими и оказался в яростной буре… ничуть не слабее, чем та, в которую он попал в проливе Ла-Манш. Но тогда он путешествовал из одной точки своего бесконечного странствия в другую. Сейчас же он чувствовал себя так, как будто наконец нашел прибежище. Навсегда.

Это согрело ему душу и… ошеломило.

А уж как чувствовала себя она!..

Глава 6

Список? Какой список?

Джорджиана вложила в поцелуй всю себя. Она пыталась остановить дрожь, пока он словно дразнил ее, и наконец открыла губы навстречу ему. В душе ее полыхал пожар страсти, кожа ее горела от желания. Боже. Все ее мечты меркли в сравнении с происходящим. Теперь все, что она копила в себе последние двадцать лет, выплеснулось из глубины ее сердца.

Джорджиана бессознательно сжала его руки, подобно тому, как соколы сплетаются в золотых лучах заката на восходящих ветрах около мыса Пентайр, сцепив когти и словно демонстрируя миру глубину их страсти. Потому что, когда сокол выбирает себе пару, он выбирает ее на всю жизнь.

И когда эта неосуществимая мечта промелькнула в ее мыслях, она разжала руки, отпуская, его.

Куинн пошатнулся. Его загадочные глаза снова встретились с ее и потемнели.

— Нет, — прошептал он, — мы еще не закончили… далеко не закончили.

И время остановилось. Он снова притянул ее к себе, на этот раз положив ее руки к себе на плечи. Он обнял ее, и она тонула и плавилась в его тепле. Ее губы разжались, и его язык уверенно проник внутрь. Она чувствовала его жаркое дыхание на своей щеке. Он словно пожирал ее с ужасающей тщательностью, пока его руки сжимали ее и наконец коснулись ее чувствительной груди. И все это время его непостижимый, незабываемый запах щекотал ее ноздри и кружил голову.

Она полностью потеряла контроль над собой, ей хотелось только одного — чтобы это никогда не кончалось. Когда она вдруг поняла, что стон, который слышала, издала она, он оторвался от ее губ и покрыл поцелуями ее щеку, медленно опускаясь к шее. Его дыхание стало беспорядочным, и она замерла, с ужасом вспомнив неровное дыхание Тони в их брачную ночь… и мольбы Тони: вспоминай обо мне, не о Куинне.

Она оттолкнула его и убежала, даже не оглянувшись, убежала, чтобы спрятаться за делами. Она не увидела, как в его глазах на мгновение появилось то, чего она так долго ждала: всепоглощающее желание.

Появилось — и тут же исчезло, когда он взял себя в руки.

Но, если уж на то пошло, Джорджиана вечно упускала нужный момент.

Весь остаток дня и последовавший вечер Джорджиана пыталась изгнать из памяти воспоминания о поцелуе.

И естественно, это ей не удавалось.

Его глаза, его объятия, его губы заполняли каждый уголок ее разума, пока она прогуливалась с вдовами в сумерках и пока она ужинала, не чувствуя вкуса еды.

Позже, когда она смотрела, как туман клубится над темными водами Ло-Пула в холодном ночном воздухе, она вдруг поняла, что никогда не будет свободна от Куинна. Он забрал ее сердце, и вырваться не было никакой возможности.

Она все еще бредила о Куинне на следующее утро, ведя долгую беседу с мистером Брауном, твердо решившим рассмешить ее и, несмотря ни на что, ей помогать. Впервые в жизни ей было неинтересно работать с бухгалтерскими книгами.

Она не переставала гадать, куда Куинн скрылся. Вначале-то она обрадовалась, когда он исчез. Ее переполняли эмоции, она еще не успела оправиться от потрясения. Она хотела побыть в одиночестве, снова обрести способность трезво мыслить и представить, что же будет дальше.

Никогда ни в одной из своих фантазий не представляла она всей обнаженной, безумной чувственности этого поцелуя. Никогда не думала, что потеряет контроль над собой. Его поцелуй должен был быть романтичным и мечтательным, но никак не неистовым и всепоглощающим, вызывающим желание узнать больше — гораздо больше.

К ужину, когда Ата в третий уже раз спросила, где же Куинн, Джорджиана была уверена, что сойдет с ума.

Знал ли он? Сторонился ли ее потому, что отгадал ее секрет — ее чувства к нему? В любом случае он наверняка был растерян и пытался понять, как ему объяснить свои действия.

Той ночью она страстно желала оказаться на берегу Ло-Пула. Однако после прибытия мистера Брауна она чувствовала необходимость охранять последние остатки владений отца в Пенроузе. И все же ей хотелось взглянуть на звезды и потеряться в столь знакомых мечтах о том, прошлом Куинне. В мечтах, которые прогнала грубая реальность его поцелуя.


Куинн потер подбородок и, отодвинув учетные книги на край стола, поднял тяжелый взгляд на Джона Брауна.

Пожилой мужчина потер бровь:

— Мои первые впечатления?

— Если вам будет угодно, сэр.

— Молодой хозяйке не занимать мужественности.

— Женственности ей тоже не занимать, — не подумав, отозвался он.

— Да уж, вы-то это заметили. — Мистер Браун душевно рассмеялся — манера, к которой Куинн слишком быстро проникся симпатией.

Он безнадежно вздохнул. Жизнь в Пенроузе сделала его уязвимым. А ведь из всех людей именно ему следовало бы знать, как опасно кому-то доверять.

— Она не может продолжать так жить и дальше. Ей нельзя…

Его прервал неистовый стук в дверь кабинета.

— Войдите.

В дверном проеме появилась измученная гувернантка Фэрли. Руки ее дрожали, она судорожно сжимала и разжимала кулаки.

— Милорд, я с величайшим сожалением вынуждена сообщить вам, что ваша дочь снова заставила меня бегать за ней, а теперь я нигде не могу ее найти. — Щеки мисс Бидцлуорд ярко покраснели.

Безобразница.

— Хм. Вы не пробовали поискать в конюшнях?

— Нет, сэр. Я полагала, после вашего предупреждения она больше не будет так делать.

Он поднял брови:

— О моей дочери лучше не строить никаких предположений, мисс Бидцлуорд.

Мистер Браун снова усмехнулся, сверкнув голубыми глазами.

— Сэр… — начала пожилая гувернантка.

— А как насчет сокольни?

— Сэр…

— Или сенного сарая? Там на стропилах висят качели…

Мисс Бидцлуорд совершила немыслимое — она перебила своего нанимателя.

— Сэр, я пытаюсь сказать вам, что увольняюсь. Простите, но так больше не может продолжаться.

Она приняла величественную позу, выглядевшую несколько смешно — волосы грозной дамы совершенно растрепались, а шпильки торчали в разные стороны.

— Я могу позволить себе говорить с вами совершенно откровенно, сэр, поскольку я решила удалиться в Сомерсет к своей сестре. Ваша дочь абсолютно неисправима. Никогда за все свои тридцать лет работы не видела я ребенка столь испорченного и столь неспособного и нежелающего учиться.

Гувернантка, высказав все, что было у нее на душе — а она не позволяла себе такого ни разу за последние три десятка лет, — быстро растеряла пар.

— Хотите еще что-нибудь добавить, мисс Бидцлуорд? — обманчиво спокойным голосом спросил Куинн.

— Я прошу довезти меня до ближайшей деревни, где я сяду на первую же почтовую карету.

Куинн пообещал выплатить ей полную плату за квартал, несмотря на обстоятельства, и вежливо попрощался с последней из шести гувернанток за последние шесть лет.

— Позвольте мне сопроводить вас, мадам, — сказал мистер Браун, — удобно ли будет вам отправиться через час?

Гувернантка горячо закивала и отправилась восвояси, громко хлопнув дверью.

— Похоже, вы получаете удовольствие, общаясь с разъяренными женщинами, мистер Браун.

— Как и вы, милорд.

— Здесь вы ошибаетесь. Я упрямых женщин всего лишь терплю.

— Прошу извинить меня, но, знаете ли, учитывая характер вашей дочери, я бы посоветовал вам изменить свое отношение к женскому упрямству. — Пожилой мужчина как будто хотел добавить еще что-то.

— Говорите же, мистер Браун.

— Ведь есть еще Джорджиана Уайлд — или Фортескью?

— Будьте осторожны, сэр. Мне кажется, у вас и так достаточно поводов для беспокойства. Что подумает Ата, если увидит, как вы провожаете гувернантку?

— Не беспокойтесь обо мне, сэр. Я знаю бабушку Дьявола уже пятьдесят лет. Мою старую тушу уже ничем не напугать.

— Вы храбрый человек, мистер Браун. Храбрее, чем я.

— Не знаю, милорд. Я думаю, вы понимаете, какое удовольствие можно получить, общаясь с умными женщинами…

Куинн не дал ему закончить:

— Спасибо, мистер Браун.

Через четверть часа Куинн, ускоряя шаг, вышел из амбара, не обращая внимания на прилипшие к одежде соломинки. Ему вдруг стало страшно, и он побежал. Ло-Пул. Нет. Она не сделает этого. Он специально запретил Фэрли ходить туда одной. Она не сумеет плавать. Не умеет…

Спускаясь по склону поросшего лесом холма у озера, он увидел вдалеке две фигуры — одну грациозную и темноволосую, другую — маленькую и белокурую.

Остановившись и глядя на них, он попытался успокоить дыхание, но не улегшийся еще страх за дочь мешал ему. Или, по крайней мере, он пытался уверить себя, что причина в этом. Он уже больше полутора суток старался не думать о Джорджиане.

Тот поцелуй…

Впрочем, можно было ожидать чего-то подобного. Он уже давным-давно не удовлетворял свои естественные потребности. Много лет назад он отказался от близкого общения с женщинами — включая жену и даже шлюх, предлагавших свои услуги по очень выгодной цене в лучших борделях худших районов города.

От них он отказался в последнюю очередь. Временное облегчение не стоило возможных последствий, и он не мог позволить себе пуститься по скользкому пути разврата.

Возможно, подумал Куинн, именно поэтому он вдруг решил пожить в Пенроузе. Здесь ему было легче избегать приглашений от матерей со свадьбой на уме и распущенных жен городских знакомых.