Куинн вздохнул.

«Отец, скучающий по ребенку, — то еще зрелище, — уныло подумал он. — Да уж, уложим дом в постель».

Он продолжил обход, в одиночестве гордясь доставшейся ему ролью хозяина этой огромной усадьбы, одной из самых больших на Британских островах. Пенроуз — самое южное из пяти имений семьи Фортескью. Все они процветают. Он вздохнул. Как бы все это порадовало Синтию. Если бы только она вела себя более сдержанно, более… Он беспощадно прогнал эту мысль.

Он не был уверен, когда принял решение пойти на противоположную сторону дома, где у мистера Уайлда были скромные апартаменты, пока тот не женился и не переехал в коттедж Литтл-Роуз. Но ноги сами неторопливо привели туда Куинна. Он остановился перед комнатами управляющего. Что-то не так. Все двери открыты настежь.

Джорджианы, однако, здесь не было.

Куинн поднял свечу, чтобы получше осветить комнаты, и переступил порог.

— Джорджиана? — на всякий случай окликнул он.

Матовый воск капнул на рукав, и знакомый аромат меда напомнил ему о запахе волос Джорджианы, который он чувствовал, когда нес ее в искусственные руины.

Куинн поставил блестящий серебряный подсвечник на подоконник и открыл окно, вдохнув теплый вечерний летний воздух. Тысяча и одна звезда наполняли ночное небо на всем протяжении до горизонта. Одинокая звезда светилась ниже остальных, как будто положив сверкающую голову на Ло-Пул. И всего лишь на краткий миг Куинн пожалел, что Джорджиана не стоит рядом с ним. Она разделила бы с ним радость от этой волшебной иллюзии. Он затушил свечу, наслаждаясь видом, но темнота только усилила его грусть.


Джорджиана села на скамью, обращенную к особняку Пенроуз, положила щеку на холодный подоконник озерного павильона и закрыла глаза.

Господи.

Все так сложно. Ее страсть к нему граничила с глупостью. Закончится ли когда-нибудь это умопомрачение? Или ей предстоит вечно страдать от этой тоски без всякой надежды на ответное чувство? Было столь очевидно, что он относится к ней только как к родственнице, которую надо одеть и отослать подальше. Те длинные летние дни, когда он смотрел на нее с радостью, приязнью и безграничным доверием, остались в прошлом. И тем не менее она продолжала тосковать по нему.

А после этой ночи Джорджиана поняла, что ее неутолимая жажда только усиливается. Она еще глубже погрузится в трясину боли, если ей придется терпеть растущую приязнь между Куинном и Грейс Шеффи — ведь они оба принадлежали к тем немногим людям, которых Джорджиана не только уважала, но и любила.

Грейс всегда держалась с чувством тихого достоинства, которого у Джорджианы никогда не будет. И хотя графиня редко делилась своими мыслями, со временем стало очевидно, что Грейс любила Люка Сент-Обина, герцога Хелстона, не меньше и столь же долго, как Джорджиана любила Куинна, пока герцог не женился в прошлом году на Розамунде, одной из вдов их клуба. Но Грейс Шеффи ни разу не выдала своей боли и выказывала только огромную радость по поводу состоявшегося союза. Единственным проявлением ее чувства стало немедленное отбытие в Италию на следующий день после свадьбы Розамунды и Люка. К чести ее следует заметить, что Грейс вернулась посвежевшей и вела себя абсолютно естественно в присутствии Розамунды и герцога.

Джорджиана знала, что не обладает такими характером и выносливостью. Если Куинн женится, она буквально рассыплется на кусочки. Придется ее запереть в одном из коровников.

Она раздраженно тряхнула головой. Интересно, есть ли еще хоть одна женщина в мире, способная вообразить счастливую свадьбу между людьми, познакомившимися меньше недели назад?

Она оглядела темную воду, окружавшую расположенный на острове посреди Ло-Пула маленький павильон. И как всегда, представила себе Куинна, плывущего к волшебному домику. Плывущего к ней. Только к ней с выражением вечной любви и желания в глазах. Именно эти чувства он мог бы прочитать в ее глазах, если бы попытался проникнуть за ту стену, которой она, отгородилась вскоре после их знакомства в далеком нежном возрасте.

Она выпрямилась и вдруг заметила крошечный отблеск в своих комнатах в спящем Пенроузе. Глубоко вдохнув, Джорджиана вновь безуспешно попыталась подавить возникшие чувства: это глупо, скорее всего, просто миссис Киллен, домоправительница, зашла пожелать спокойной ночи. Не было абсолютно никакой причины, по которой Куинн мог бы зайти в ее комнаты на восходе луны.

Но эта разумная мысль не могла остановить молитву, которая сама составлялась у нее в уме. Слова, которые она шептала, сколько себя помнила. «Приди ко мне. Пожалуйста, пусть он придет ко мне».

И вдруг огонек в ее далекой комнате погас — то же должно было случиться с ее мечтами уже давным-давно.

Глава 5

30 июля — список дел

— обойти поместье, проверить съемные коттеджи;

— открыть соты;

— кухонный сад — встретиться с новым помощником садовника;

— проверить новый клобучок и путы для Облидж;

— работать над собой — расстаться с мечтами.


— Где ты была прошлой ночью?

Джорджиана, даже не поднимая глаз, поняла — в сокольню вошел Куинн. А ведь она была уверена — сюда он точно не придет. Видит Бог, прошли месяцы после того случая, прежде чем она смогла вернуться сюда.

— Где? В Пенроузе, конечно.

Она продолжала смотреть на красивую соколиху, чистившую и оправлявшую перья своего хвоста.

— Тебя не было в доме и в старых комнатах твоего отца тоже.

Джорджиана краем глаза взглянула на него и осторожно надела клобучок на голову хищника.

— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась она.

— Потому что я беспокоился. — Он осмотрел проволочные стенки клеток.

— Как видишь, я в совершенном порядке. Я часто обхожу усадьбу и проверяю состояние животных.

— Так поздно вечером?

— Животные, похоже, не возражают. И честно говоря, — она понизила голос, — меня успокаивает эта проверка перед сном. Я не хочу, чтобы кто-нибудь страдал, или голодал, или мучился жаждой всю ночь. — Она получше натянула свою тяжелую перчатку. — Ты чего-то хочешь? Я уже распорядилась по поводу меню. Я думала, ты поужинаешь с Атой, Грейс и другими.

— Я отпросился после долгой партии в пикет. Я не имел ни малейших подозрений, что эта банда вдов способна на шулерство таких масштабов.

— Герцог всегда поощрял неспортивную игру.

— Почему-то меня это не удивляет.

Джорджиана сжала губы, сдерживая смех:

— Сколько они вытянули из тебя?

— Сундуки Фортескью почти не пострадали. — Он помолчал. — Собственно говоря, я хочу организовать пикник и искал тебя. Я надеялся обсудить несколько вещей, прежде чем прибудет Фэрли… Боже мой, неужели это Хубла?

Джорджиана подняла сокола на затянутой в перчатку руке. Полоски на оперении птицы складывались в узор, занимавший королей и императоров на протяжении веков.

— Нет. Это дочь сокола, которого я… — она запнулась, не осмеливаясь заговорить о прошлом, — достала в тот день, — тихо продолжила она. — Та птица стала одной из лучших охотниц. Энтони назвал ее Ноблес. А это Облидж.

Куинн смотрел на Джорджиану, пока она не опустила взгляд на мешок для добычи, лежавший перед ними на столе. Наконец Куинн прервал тишину, взяв мешок и перекинув его через плечо. Он подошел к двери и обернулся. Как когда-то давно, он поклонился и взмахнул рукой, демонстрируя желание пропустить ее вперед.

Они вышли из сокольни на перешеек из гальки, отделявший Ло-Пул от моря, и медленно пошли вдоль берега по любимым местам всех ловчих птиц Пенроуза. Как часто она бывала здесь в детстве вместе с Тони и Куинном! Как часто они выпускали соколов, рыбачили или плавали до изнеможения!

— Мне было интересно, выжил ли птенец после падения, — произнес он у нее за спиной так тихо, что можно было подумать, будто ей показалось. — И много ли месяцев ты страдала. Я не знаю, как ты перенесла это, Джорджиана. Тогда я преклонялся перед твоей тихой, скрытой силой. Никогда, ни до того, ни после, я не видел, чтобы кто-то, терпя столь многое, столь мало жаловался. Я всегда вспоминал о тебе, когда люди говорили о смелости.

Она сняла с Облидж клобучок, и сокол, подогнув ноги, рванулся с перчатки одним могучим движением, хлестнув крыльями воздух и плавно поднимаясь к верхушкам деревьев. Джорджиана была слишком тронута, чтобы ответить. Значит, Куинн все-таки о ней думал…

Она смотрела, как хищник поднимается в небо на воздушных потоках, водя головой из стороны в сторону в попытках обнаружить добычу.

— Я думала порой, не забыл ли ты о нас. Об Энтони, обо мне… о Пенроузе.

— Мне жаль, что я не послал ни единого письма. Я мог бы, по крайней мере, написать твоему отцу.

— Ты не должен ничего объяснять. — Она вошла в кусты, спугивая животных, которые могли там быть. — Ты был очень занят. Школа, работа, а потом брак и постоянные поездки в разные страны.

— Я не ищу оправданий. Дела людей говорят сами за себя. В конечном счете, слова ничего не значат. — Его шаги послышались рядом с ней в кустарнике. — Ты согласна?

— Честно говоря, нет. — Она остановилась и повернулась к нему. — Я всегда думала, что Энтони больше всего страдал от твоего молчания. Хотя бы одно письмо, хотя бы одно слово…

Куинн резко отвернулся. Солнечный свет четко обрисовал его профиль, а на твердом подбородке билась жилка.

— Когда я последний раз видел своего кузена в городе много лет назад, мои слова мало на него повлияли.

— Боже мой, — кровь прилила к кончикам ее пальцев, — я не знала, что вы с ним виделись!

Сокол упал на жертву. Стройное тело его было похоже на слезу, летящую с невиданной скоростью — быстрее, чем любое другое животное на земле.