Гейл Форман - Всего один день

Через пятнадцать минут подъезжает черный «Мерседес». Водитель поднимает табличку, и, увидев на ней свое имя — Эллисон Хили — я испытываю одновременно чувство облегчения и утраты. Лулу, взявшейся неизвестно откуда, теперь уже точно нет.

Я забираюсь на заднее сиденье, мы трогаемся, и оказывается, что ехать-то всего десять минут. Мисс Фоули попросила водителя зайти со мной в здание вокзала и показать мой поезд. Я иду за ним в оцепенении, и, только рухнув на сиденье, я вижу, что другие люди катят по проходу чемоданы, и понимаю, что мой остался в клубе. А там вся одежда и купленные в поездке сувениры. Но мне все равно. В Париже я потеряла нечто более ценное.

Я держусь до тоннеля. Но после Кале то ли из-за уединения темноты, то ли из-за воспоминаний о вчерашней поездке под каналом, я срываюсь и снова начинаю тихонько рыдать, слезы соленые и бесконечные, как воды моря, под которым лежит тоннель.

Мисс Фоули встречает меня на Сент-Панкрасе и ведет в кафе, усаживает за угловой столик и покупает чай, но он стоит и стынет. При встрече я рассказываю ей все: про неформальную постановку Шекспира в Стратфорде-на-Эйвоне, про то, как столкнулась с Уиллемом в поезде, как мы поехали в Париж, про этот идеальный день, про его таинственное утреннее исчезновение, которого я до сих пор не могу объяснить. И про то, как я в ужасе убежала.

Я готова к тому, что она будет меня ругать, за то, что я ее обманула, за то, что оказалась не такой уж хорошей девочкой, но она мне сочувствует.

— Ох, Эллисон, — говорит она.

— Я просто не понимаю, что могло с ним случиться. Я ждала, ждала по меньшей мере несколько часов, но мне было страшно. Я впала в панику. Не знаю, может, следовало еще подождать.

— Ты могла бы ждать до следующего Рождества, но не думаю, что в этом была бы хоть капля смысла, — отвечает мисс Фоули.

Я смотрю на нее. Смотрю с мольбой.

— Эллисон, он же актер. Актер. Они хуже всех.

— Вы думаете, что это все лишь игра? Не по правде? — я качаю головой. — Вчера все было по-настоящему. — Говорю я настойчиво, хотя уже и не знаю, кого именно я пытаюсь заставить в это поверить.

— Я бы сказала, что это было настоящим, но минутным, — говорит она, внимательно подбирая слова. — Но мужчины отличаются от женщин. Их эмоции непостоянны. А актеры вообще могут их как включить, так и выключить.

— Это было не представление, — повторяю я, но моя уверенность теряет запал.

— Ты с ним спала?

На миг я чувствую, будто он все еще во мне. Оттолкнув эту мысль, я смотрю на мисс Фоули и киваю.

— Значит, он получил то, чего хотел, — она говорит это сухо, но не зло. — Я не думаю, что этот парень хотел чего-то большего, чем однодневное приключение. В общем, именно это он тебе и предложил с самого начала.

Сначала да. Но не потом. Ночью мы признались друг другу в чувствах. Я хочу сказать об этом мисс Фоули, но осекаюсь. Действительно ли мы в чем-то признавались? Или же я просто свою руку слюнями потерла?

Я задумываюсь о Уиллеме. Всерьез задумываюсь. Что я вообще о нем знаю? Лишь несколько фактов — возраст, рост, вес, национальность. Хотя и этого не знаю, он же упоминал, что его мама — не голландка. Он путешественник. Более того, искатель приключений. Его жизненный курс определяют случайные события.

Я не знаю ни даты его рождения, ни любимого цвета, ни любимой книги, ни музыкального жанра. Были ли у него в детстве домашние животные. Или переломы. Или откуда у него шрам на ноге. И почему он так давно не был дома. Я даже фамилии не знаю! А ведь ему обо мне известно и того меньше. Он даже не в курсе, как меня на самом деле зовут!

И в этой уродливой кафешке, где нет романтического блеска Парижа, благодаря которому все видишь красивым, как сквозь розовые очки, я начинаю понимать, как все было на самом деле: Уиллем позвал меня в Париж на день. Ничего большего он ни разу не пообещал. А вчера даже пытался отправить меня домой. Он знал, что я на самом деле не Лулу, но не предпринял ни одной попытки узнать, кто я на самом деле. Когда я предлагала послать ему нашу фотографию, он предусмотрительно отказался выдать мне свои контактные данные.

И ведь он не то чтобы обманул меня. Он говорил, что много раз влюблялся, но никогда не любил. Сам сказал. Мне вспоминаются и девчонки в поезде, Селин, те модели, девушка в кафе. И все это за один день. И сколько нас таких? И вместо того, чтобы смириться с судьбой, получить удовольствие от этого единственного дня и жить себе дальше, я вцепилась мертвой хваткой. Я сказала, что влюблена в него. Что хочу о нем заботиться. Умоляла провести вместе еще один день — как будто он этого хотел. Но он мне не ответил. Не сказал «да».

Боже мой! Теперь все становится ясно. Как я могла быть такой наивной? Влюбиться? За один день? Все вчера было лишь притворством. Иллюзией. Когда все становится по своим местам, мне становится так тошно от стыда и унижения, что голова кружится. Я кладу голову на руки.

Мисс Фоули гладит меня.

— Ну, ну, милая. Поплачь. Да, это было предсказуемо, но все равно жестоко. Мог бы хоть до вокзала проводить, помахать на прощание и исчезнуть. Так было бы покультурнее, — она сжимает мою руку. — Это пройдет. — Она замолкает и наклоняется ко мне. — А что у тебя с шеей, дорогая?

Моя рука взмывает к ране. Пластырь отлепился, и паршивый порез начал зудеть.

— Ничего особенного, — говорю я. Хотела добавить «случайно вышло», но передумала. — О дерево поцарапалась.

— А где часы? Они у тебя были красивые.

Я смотрю на запястье. В глаза бросается родимое пятно, страшное и ничем не прикрытое. Я натягиваю рукав свитера.

— У него.

Мисс Фоули цокает языком.

— Иногда такое бывает. Они забирают что-нибудь в качестве трофея. Как серийные убийцы, — она отхлебывает последний глоток чая. — Ну что, отвезти тебя к Мелани?

Я подаю ей клочок бумаги с адресом Вероники, и она открывает справочник «Лондон от А до Я», чтобы составить маршрут. В метро я засыпаю, все слезы пролиты, мое единственное утешение теперь в тупой усталости. Мисс Фоули будит меня на нужной станции, потом ведет к дому из красного кирпича викторианской эпохи — там квартира Вероники.

К двери подбегает Мелани — она уже нарядилась, чтобы вечером пойти в театр. Она просто светится от предвкушения и ждет от меня интересного рассказа. Но, увидев мисс Фоули, Мелани меняется в лице. Она еще ничего не знает, но уже поняла все: вчера на вокзале она попрощалась с Лулу, а сегодня ей вернули Эллисон как некачественный товар. Она едва заметно кивает, словно совершенно не удивилась. Потом скидывает туфли на каблуках и протягивает ко мне руки, и, оказавшись в ее объятиях, я от стыда и боли падаю на колени. Мелани садится на пол рядом со мной, крепко прижимая к себе. Я слышу удаляющиеся шаги мисс Фоули. Я с ней даже не прощаюсь. Не благодарю. И я понимаю, что уже никогда не смогу поблагодарить и что это плохо, ведь она мне так помогла. Но если мне суждено все это пережить, я никогда, ни за что на свете не вернусь к этому дню.

— Эллисон. Эллисон. Ты там?

Я накрываю голову подушкой и сильно зажмуриваюсь, притворяясь, что сплю.

В замке поворачивается ключ, моя соседка по комнате Кали открывает дверь.

— Мне не нравится, что ты запираешься внутри. И я знаю, что ты не спишь. Только прикидываешься. Как Бастер по команде «умри».

Бастер — это ее собака. Лхасский апсо. Его фотки тоже есть среди десятков других, что она пришпилила на стену. Когда в июле мы с ней общались по телефону, чтобы познакомиться перед колледжем, она рассказала мне о своем псе все. Заочно мне Бастер понравился, то, что Кали назвали в честь штата, где она жила, показалось мне чудным, ее говор — как она ударяла некоторые слова — тоже был приятным.

— Та-а-ак, Эллисон. Ну ладно. Можешь не реагировать, но, блин, с родителям-то свяжись. А то твоя мама звонила мне на мобильник — тебя разыскивала.

Все еще прикрываясь подушкой, я открываю глаза. Я как раз интересовалась, надолго ли можно оставить телефон незаряженным, прежде чем случится что-нибудь подобное. И так уже эта таинственная доставка через ЮПиЭс. Я уже даже ждала почтового голубя. Но звонить моей соседке?

Пока я продолжаю прятаться под подушкой, Кали принаряжается, красится и брызгается ванильным парфюмом, аромат которого теперь повсюду. И только когда она уходит, я снимаю подушку с головы и свешиваю ноги с кровати. Я отталкиваю раскрытый учебник по химии, в середине которого лежит маркер без колпачка — словно все ждет, что им воспользуются прежде, чем он засохнет от невнимания. В ящике с носками я отрываю телефон, зарядка прячется в шкафу за кучей грязной одежды. Когда телефон оживает, голосовая почта информирует меня, что у меня скопилось двадцать два новых сообщения. Я просматриваю список пропущенных звонков. Восемнадцать от родителей. Два от бабушки. Один от Мелани, один от секретаря колледжа.

«Эллисон, привет, это твоя мама. Я просто хотела узнать, как дела. Перезвони».

«Эллисон, привет, это мама. Я получила новый каталог Боден, там есть симпатичные юбки. И теплые вельветовые штаны. Закажу и привезу тебе на встречу с родителями. Позвони мне!»

Потом еще от папы: «Мама спрашивает, в каком ресторане заказать столик, когда мы приедем — в итальянском, французском или, может, в японском? Я ей сказал, что ты любому будешь рада. Я не думаю, что за эти двадцать пять лет еда в вашей столовке стала сильно лучше».

И снова мама: «Эллисон, у тебя телефон сломался? Только не говори, что ты и его потеряла. Не могла бы ты со мной связаться? Я пытаюсь распланировать выходные, когда мы к тебе приедем. Думала, может, сходить с тобой на занятия…»

«Элли, привет, это бабушка. Я зарегистрировалась на «Фейсбуке». Но не совсем разобралась, как там все работает, так что добавь меня в друзья. Или, может, позвони. Но я хочу понять, как молодежь этим пользуется».