– Отстаньте! Отпустите меня! – кричала я, пытаясь проскользнуть у него подмышкой.

Полицейский с легкостью удержал меня в своем капкане. Я хмуро посмотрела на него. Если он меня не отпустит, я вмажу ему коленом по самому дорогому. Да в жизни я никому не позволю остановить меня, когда я пытаюсь добраться до Клэя. Парень посмотрел через плечо, и я тоже бросила взгляд на Блейка. Двое полицейских все еще пытались удержать Блейка, который кричал, что это не его вина, что Клэй все это заслужил. Что здесь преступник не он, на него напали, и это все было самообороной. Я слышала, как полицейские защелкивают на нем наручники и ставят его на ноги лицом к стене. Блейк зашипел от боли.

– Он обезврежен! – закричал один из полицейских. Он слегка передвинул Блейка, и я увидела красную полосу рядом с его ногой. Это его кровь? Они его подстрелили? Я вспомнила громкий хлопок и в это мгновение как раз заметила, как один из полицейских убирает пистолет в кобуру на поясе. Я нахмурилась. Если у них было оружие, почему они не могли выстрелить, прежде чем Блейк ранил Клэя? Они могли бы остановить его!

Я со злостью посмотрела на держащего меня парня.

– Теперь вы можете отпустить меня! Мне нужно к Клэю! – отчаянно завопила я.

Он кивнул и тут же отпустил меня. В ту же секунду я покачнулась. Не уверена, что смогу устоять. Парень схватил меня под руку, не позволяя упасть, но я могла думать только о Клэе. Я сбросила руку полицейского и побежала через всю комнату, падая на пол рядом со своим мужем. Он тяжело дышал, его дыхание было неглубоким и рваным. Его глаза были закрыты. На рубашке везде была кровь, пропитывающая белый материал, словно в фильме ужасов.

Я наклонилась и убрала волосы с его лица, отчаянно обдумывая, что мне делать. Мне зажать рану? Или я сделаю только хуже? Перевернуть его на спину? Или от этого ему будет труднее дышать?

– Клэй? Малыш, ты меня слышишь? Я здесь. Все будет хорошо. О Боже, пожалуйста, все будет хорошо! – прошептала я, снова убирая волосы с его лба.

Клэй застонал, и я увидела, как дергаются его веки, видимо, он пытался открыть глаза. Я чувствовала ужас и печаль, наполняющие меня, но я отказывалась им поддаваться. Ради него мне нужно быть сильной, поэтому я не собиралась сдаваться. Во всяком случае, перед ним. Он должен верить, что все будет хорошо, несмотря на то, что темное пятно на его рубашке становилось все шире и шире. С каждой секундой он терял все больше крови. Я посмотрела на полицейских: двое из них вели хромающего Блейка на улицу, практически волоча его на себе. А он все кричал, что не сделал ничего плохого.

Гнев разгорелся в моем желудке и начал подниматься по пищеводу. Я уже чувствовала вкус ненависти у себя во рту. Я хотела схватить валяющийся рядом нож и изрезать Блейка на мелкие кусочки. Но я должна быть рядом с Клэйем, я не могла его оставить. Полиция надолго запрет Блека за решеткой. Все симпатия и жалость, которые я испытывала к нему до этого, испарились. Осталась только ненависть.

Я взглянула на полицейского, который до этого удерживал меня. Он что-то говорил по рации, а затем подошел к нам с Клэем.

– Пожалуйста, помогите ему! – попросила я, сжимая руку Клэя.

Полицейский кивнул.

– Скорая помощь уже едет, – ответил он, разрывая рубашку на теле Клэя. Я вздрогнула, неуверенная, смогу ли взглянуть на рану. Но я просто не смогла отвернуться. То, что я увидела, заставило мое сердце остановиться. Я громко сглотнула, стараясь не измениться в лице. Внизу спины, чуть выше пояса его джинсов была по-настоящему глубокая рана. Кровь текла из нее так быстро, что я снова готова была начать паниковать.

– Дайте мне какую-нибудь ткань или что-то в этом роде, – приказал полицейский, кивая на шкафы.

Я оторвала взгляд от самого страшного и душераздирающего зрелища в своей жизни и заставила себя вскочить. Я открывала каждый ящик, пока не нашла полотенца. Я схватила несколько штук и побежала обратно к Клэю так быстро, как только могла. Полицейский сосредоточился на Клэе, зажимая рану принесенными мной полотенцами, а я сидела и тихо умоляла его не позволять моему мужу умереть.

Я посмотрела на Клэя, его дыхание стало совсем поверхностным и неровным. Лицо казалось расслабленным, как будто он просто спал, такой мирный и идеальный. Ну, за исключением следов, оставленных на его лице Блейком. Я нежно поцеловала его в нос.

– Я люблю тебя, малыш. Все будет хорошо, обещаю. Завтра я обещаю тебе на завтрак блины с шоколадной крошкой. Я даже немного позволю им подгореть, все, как ты любишь, – прошептала я, грустно улыбаясь и снова сжимая его руку.

Я слышала, как полицейский говорит остальным, что у Клэя проколото легкое и что ему срочно нужна медицинская трубка, прежде чем остановится сердце. В его голосе было столько паники, когда он спросил, через сколько приедет скорая... Еще один полицейский помогал ему что-то делать с Клэем, но я не могла оторвать глаз от мирного лица моего мужа. Я провела пальцем по его переносице, кривой губ, скулам, запоминая снова и снова все его черты, пока вокруг меня кто-то суетился.

Казалось, прошла всего пара секунд, и меня попытались поднять, желая поставить на ноги и утащить от Клэя. Я схватилась крепче за его руку, не желая оставлять его ни на секунду: вдруг он очнется.

– Мэм, медики тут, вам нужно отойти и позволить им помочь! – велел мне кто-то. – Пожалуйста, отойдите. – Хватка на моих плечах стала сильнее, и меня оттащили от Клэя.

Я огляделась и заметила несколько новых человек в синей форме. Они сразу же засуетились над Клэем. Я пыталась не вникать в то, о чем они говорили, не желая из-за их слов потерять над собой контроль. Я сосредоточилась на лице Клэя, пока они срезали с него остатки рубашки. Я всхлипнула, заметив, как один из медиков достал скальпель и пластиковую трубку, собираясь разрезать Клэю грудь.

Спустя целую вечность, они все-таки решили, что Клэя можно перемещать. Видимо, трубки, которые они вставили в его тело, помогали ему дышать. Я буквально слышала его сердцебиение. Один из медико сказал самое прекрасное, самое красивое слово из всех, что я когда-либо слышала. Самое лучшее слово, которое придумали за всю историю. Стабилен.

Я почувствовала, как мое тело расслабляется. Я рассмеялась про себя и посмотрела на потолок, повторяя слово «спасибо» снова и снова в своей голове. Но медики все равно выглядели очень обеспокоенными. Они сосредоточенно обсуждали, как лучше переместить Клэя, не навредив ему еще больше. Один из них предлагал перевернуть Клэя, другой – поднимать, как есть. Я нахмурилась, не понимая, что происходит. Они сказали, что он стабилен, почему же тогда медики так напряжены?

Уже знакомый мне полицейский развернул меня к себе лицом.

– Мэм, кому я должен позвонить? Его родителям? Вашим? – спросил он, глядя на меня с сочувствием. Я оглянулась через плечо, видя, как Клэя поднимают на каталку и пристегивают черными ремнями. Почему они так осторожны? – Мэм? – Я почувствовала его пожатие на своей руке и посмотрела на полицейского. Он ждал моего ответа.

– С ним все будет в порядке? Они сказали, что он стабилен, это значит, что все будет хорошо? – прошептала я.

Полицейский грустно улыбнулся.

– Они делают все от них зависящее. Вы будете знать больше, когда его доставят в больницу. Но вы могли бы сообщить, кому мне следует позвонить... – Он замолчал, с надеждой глядя на меня.

Я мало что соображала и не могла думать ни о чем, кроме Клэя. Но я все же осознала, что позвонить его родителям необходимо, они должны знать. Я благодарно улыбнулась полицейскому и достала свой сотовый. Я едва сдерживала себя, и от одной мысли, что мне придется все объяснять его родителям, я почувствовала тошноту. Я протянула телефон полицейскому.

– Номера родителей Клэя. Линда и Ричард. Мои родители – мама и Дэвид, – пробормотала я, оглядываясь на медиков, которые застегивали последние ремешки на казавшемся безжизненным теле Клэя.

– Хорошо, я позвоню им и сообщу, что произошло. Скажу, чтобы ехали сразу в больницу. Вы поедете в машине скорой помощи или вас нужно подвезти? – спросил он, наблюдая за тем, как врачи поднимают носилки.

Я поспешила за ними, не желая выпускать Клэя из виду.

– Можно мне поехать с вами? – спросила я одного из медиков.

Он улыбнулся и кивнул.

– Конечно, мэм.

Я залезла в вслед за Клэем, усаживаясь на небольшое сидение в санитарной машине. Я наблюдала, как один из медиков вставляет в вену Клэя капельницу и пускает по ней какую-то жидкость. Я буквально окаменелела: не чувствовала никаких эмоций. Я не знала, что делать, что говорить, поэтому просто сидела, не двигаясь. Я ни о чем не думала. Я отказывалась признать, насколько серьезной была данная ситуация. Медик морщил лоб и выглядел очень напряженным. Клэй будет в порядке. Он не оставит меня одну.

Когда мы добрались до больницы, Клэя сразу обступили пять человек и повезли его в направлении операционных. Я толкнула двери, собираясь последовать за ними, но медсестра, положив руку мне на плечо, сочувственно улыбнулась. Все вокруг были такими печальными, обеспокоенными и виноватыми, что мне стало по-настоящему страшно. Я не хотела думать о том, что может случиться. Клэй будет в порядке. Завтра я буду снова и снова извиняться, а он поцелует меня в нос и скажет, что это не было моей виной и что он любит меня. Это все, о чем я могла сейчас думать, потому что то, что спряталось в глубине моего мозга, было слишком страшным...

– Вам придется подождать снаружи, пока врачи его осмотрят. Кто-нибудь выйдет, чтобы сообщить вам последние новости. – Медсестра улыбнулась и повела меня к пластиковым стульям, стоящим у стены.

Я слабо кивнула и села, стараясь замедлить дыхание и пульс до нормального темпа. Все было хорошо. Мне нельзя терять над собой контроль, потому что истерически рыдающая девочка точно никак не поможет Клэю.