А если, как он того хочет, я бы вышла за него замуж, не любя его, возможно, нет, наверняка у нас появились бы дети. Как я могла бы иметь других детей? Лисса и Джейми были такими… совершенными.

Вот такие мысли роились у меня в голове в то утро, когда я шла по направлению к холмам и несла кружку черного кофе. Я подняла глаза и, как обычно, посмотрела на небо.

Было облачное утро, все было затянуто тучами, и дождь над холмами угрожал пролиться в любой момент. Однако цвет неба был очень необычным — оно было бледным, как будто вылинявшим, почти белым. Не было слышно раскатов грома; но, несмотря на это, воздух был тяжелым и густым, и я чувствовала, что сейчас погода должна измениться. Во всяком случае, дождь был нам необходим.

Усевшись под старой яблоней, я пила кофе и рассеянно рассматривала все кругом. Ненадолго мой взгляд задержался на группе красных амбаров, ставших теперь моими маленькими магазинами, и я почувствовала, как во мне слегка зашевелилась гордость, — ведь они имели огромный успех. Затем я перевела взгляд на длинную лужайку, немного ее поизучала, а затем стала смотреть на пруд. У края его сгрудились кряквы и канадские гуси; а на дальнем берегу гордо стояла на длинных ногах самая изящная птица — голубая цапля. Мое сердце забилось прерывисто. Эта картина меня очень порадовала.

Я улыбнулась сама себе. Все длинное лето мы ждали, когда нас посетит голубая цапля. Ее все не было, но вот сегодня утром она появилась и выглядела так, как будто никуда отсюда и не улетала.

Закончив пить кофе, я откинулась назад, закрыла глаза и погрузилась в свои мысли. Не прошло и нескольких минут, как я уже знала, что мне надо сделать, что я должна ответить Ричарду.

Нет.

Я должна сказать ему «нет» и расстаться с ним.

Кроме того, зачем ему женщина, которая больше не может полюбить? Женщина, влюбленная в своего покойного мужа?

«Жизнь для живых», — услышала я голос Дианы, говорящей эти слова.

Я не стала обращать внимание на голос, но сама мысль меня захватила. Я прогоню Ричарда Марксона, как и намеревалась это сделать.

Но, может быть, он уже и сам ушел от меня. Вот уже неделю я не имела от него никаких известий. В действительности, он перестал мне звонить регулярно сразу после того, как покинул Боснию.

Он оставался в этой измученной войной стране десять дней, как и намеревался. А затем он переехал в Париж. Это был его любимый город — он сказал мне об этом, когда позвонил. Он когда-то там работал корреспондентом «Нью-Йорк Таймс» и с любовью вспоминал каждую минуту своего четырехлетнего пребывания во Франции. Четыре года — это большой срок. Без сомнения, у него там много друзей.

Может быть, Босния и Париж излечили его от меня.

Может быть, мне не придется его прогонять, в конце концов.

Это было бы большим облегчением, если бы мне не пришлось говорить «нет» ему в лицо, если он никогда не вернется и будет оставаться вдалеке или если даст нашим отношениям прекратиться самим по себе.

Может быть, у него вспыхнул какой-нибудь старый роман. Это тоже было бы облегчением. Не так ли?

— Привет, Мэл.

Я выпрямилась, настолько испуганная, что уронила пустую кружку из-под кофе, которую держала в руке. Она упала в траву и исчезла, скатившись по склону холма.

Я молча смотрела на него.

— Прости, что я так тебя напугал, — сказал Ричард, стоя надо мной.

— Я даже подскочила от страха! — воскликнула я. Глубоко вздохнув, я спросила: — И откуда же ты появился?

— Из своей машины. Я оставил ее у дома.

— Нет, я имею в виду, когда ты вернулся из Парижа?

— Вчера ночью. Я приехал сюда прямо из аэропорта Кеннеди. Собирался тебе позвонить, но было очень поздно. Так что я решил приехать и увидеть тебя лично утром. — Он помолчал, посмотрел на меня пристально. — Как ты, Мэл?

— У меня все в порядке, — ответила я. — А ты?

— Замечательно, — сказал он. — Но я бы хотел выпить кофе. Пойдем в кафе.

Я позвенела связкой ключей перед его носом.

— Еще не открыто. Только восемь тридцать. Я как раз иду открывать двери.

— Ох, Господи, у меня парижское время… для меня уже середина дня.

— Пошли, — сказала я. — Проводи меня до магазинов. Я открою их, а потом мы вернемся вместе в дом за чашкой кофе.

— Годится. — Он протянул мне руку.

Я приняла ее и вскочила на ноги.

Мы спускались с холма в молчании. Когда мы подошли к подножию холма, я открыла кафе, бутик «Индейские лужайки», галерею «Килгрэм-Чейз» и спрятала ключи в карман.

— Вот и все, — сказала я. — Пошли на кухню. Я приготовлю тебе какой-нибудь завтрак, если хочешь. Как ты отнесешься к яичнице и английским сладким пончикам?

— Замечательно!

Я улыбнулась ему, и мы направились к дому.

— Мэл…

Я остановилась и обернулась к нему. Ричард все еще стоял у двери галереи.

— В чем дело? — спросила я.

Покачав головой, он поспешил ко мне.

— Ничего особенного. Я просто думаю… — Он замолчал. — У тебя есть для меня ответ, Мэл?

Вначале я ничего не сказала, не желая его обижать. Затем медленно и тихо пробормотала:

— Нет, Ричард, нет ответа.

Он стоял и глядел на меня.

— Это неправда. Есть ответ, — исправилась я. — Я не могу выйти за тебя замуж, Ричард. Я не могу. Мне очень жаль.

— И ты не хочешь жить со мной? Попытаться?

Я покачала головой, кусая губы. Он выглядел таким убитым, что я с трудом могла выносить это.

— Ты знаешь, Мэл, я полюбил тебя сразу, как только увидел. И я не имею в виду вечер десять месяцев тому назад, когда я пришел обедать в тот день, когда помог Сэре сменить колесо. Я имею в виду, когда я впервые тебя увидел, приехав в «Индейские лужайки». Ты об этом не знала: мы не встречались. Я просто был сражен тобой. Я хотел, чтобы меня представили тебе, но один мой друг из Шерона сказал, что ты… недосягаема.

— Что? — Я удивленно подняла брови.

— И когда, наконец, я познакомился с тобой, был вместе с тобой все эти месяцы, я понял, что это самое лучшее, что произошло в моей жизни. Я люблю тебя, Мэл.

Я стояла и смотрела на него. И молчала.

— Я тебе совершенно безразличен? — спросил он тихо.

— Конечно, ты мне не безразличен, Ричард, и я беспокоилась о тебе, когда ты был в Боснии. Я беспокоилась из-за шальных пуль, и воздушных налетов, и бомб, и боялась, что тебя убьют.

— Тогда почему ты не хочешь попробовать?

— Я… просто… не могу. Прости меня. — Я отвернулась. — Пойдем в дом и выпьем кофе, — невнятно произнесла я.

Он не ответил. Он шел рядом со мной, не говоря ни слова.

Мы медленно поднялись на вершину холма.

Я следила за ним краем глаза и видела четкую линию его сжатых челюстей, жилки, бьющиеся у него на виске, и какой-то барьер внутри меня разрушился. Пропало мое сопротивление Ричарду. Мое сердце устремилось к нему при виде его горя. Я почувствовала его боль так же остро, как будто она была моя. И я поняла, что я действительно к нему неравнодушна. Мне его не хватало. Я скучала по нему. Я была рада, что он здесь, цел и невредим. Да, я беспокоилась о нем.

— Эндрю не хотел бы, чтобы я оставалась одна, — пробормотала я, подумав вслух.

Ричард ничего не ответил.

Мы вошли в дом. Я снова заговорила:

— Эндрю не хотел бы, чтобы я была одна, правда ведь?

— Не думаю, чтобы он этого хотел, — сказал Ричард.

Я глубоко вздохнула.

— Я не уверена насчет замужества, пока еще нет. Меня оно пугает. Но, знаешь… может быть, мы попытаемся жить вместе? — Я взяла его за руки. — Здесь, в «Индейских лужайках».

Он застыл на месте. Я тоже. Обняв меня за плечи, он повернул меня лицом к себе.

— Мэл, ты действительно это решила?

— Да, — сказала я таким тихим голосом, что его почти не было слышно. — Да. Но ты должен быть со мной терпеливым, дай мне время.

— Я дам тебе все время на свете, которым располагаю!

Он наклонился ко мне, крепко поцеловал в губы. И тогда он сказал:

— Я знаю, ты очень хрупкая, в тебе можно что-нибудь разбить. Я обещаю быть осторожным.

Я кивнула.

— И еще… — начал он, но замолчал.

— Что?

— Я понимаю, что ты пережила ужасную утрату, но со мной у тебя все впереди…

— Я знаю это, — сказала я и, вспомнив Дианины слова, добавила: — Моя жизнь. У меня хватит смелости смотреть в будущее.

— Ты самая храбрая женщина, которую я знаю, Мэл.

Мы продолжали подниматься по склону холма, прошли мимо яблони и кованой скамьи, направляясь к парадной двери. Ричард обнял меня за плечи, когда мы шли по обширной зеленой лужайке.

Я подняла голову и посмотрела на него.

Он ответил мне таким же спокойным взглядом и улыбнулся.

Когда мы вместе вошли в дом, он притянул меня к себе, крепко взяв за плечи.

Впервые после смерти Эндрю я почувствовала себя в безопасности. И я знала, что все будет хорошо.