– А что вы читаете? – поинтересовалась Пенелопа.

– «Мисс Баттеруорт и Безумный барон». И она пока еще жива.

– Ты прочитала дальше?

– Нет, но это нетрудно предугадать. Мисс Баттеруорт уже висела и на доме, и на дереве.

– И она все еще цела? – удивилась Пенелопа.

– Я сказала, что она висела, а не что ее повесили, – буркнула Гиацинта. – А жаль, следовало бы!

– Независимо от этого с твоей стороны было нечестно оставить меня в напряжении, – пожаловалась графиня.

– А это был конец главы, – ничуть не раскаиваясь, заявила Гиацинта. – К тому же разве терпение не является добродетелью?

– Ничего подобного, – заявила леди Данбери. – А если ты так считаешь, ты меньше женщина, чем я думала.

Никто не понимал, почему Гиацинта навещала леди Данбери каждый вторник, чтобы читать ей вслух, но девушке нравилось проводить время с графиней. У леди Данбери было много причуд, но Гиацинта обожала ее.

– Вместе вы представляете угрозу обществу, – заметила Пенелопа.

– Цель моей жизни, – провозгласила графиня, – быть угрозой как можно большему числу людей, поэтому я воспринимаю ваши слова, миссис Бриджертон, как комплимент.

– Почему, выражаясь высокопарно, вы всегда называете меня миссис Бриджертон? – спросила Пенелопа.

– Так звучит внушительнее.

Гиацинта усмехнулась. К старости она хотела бы стать точно такой же, как леди Данбери. Она любила пожилую графиню больше, чем многих людей ее возраста. После того как Гиацинта пробыла три сезона на ярмарке невест, она немного подустала от людей, которых видела каждый день. Хотя то, что и раньше ее восхищало и возбуждало – балы, вечеринки, поклонники, – пока не потеряло своей прелести, в этом она должна была себе признаться. Гиацинта не принадлежала к тем девушкам, которые вечно жаловались на богатства и привилегии, которые их заставляли терпеть.

Но что-то ушло. У нее уже не захватывало дыхание, когда она входила в бальный зал. Танец стал просто танцем, а не магическим кружением, как в прошлые годы. Ушло восхищение – вот что она поняла.

К сожалению, всякий раз, когда она делилась своими умозаключениями с матерью, ответ был один и тот же – найди себе мужа. Это, по убеждению Вайолет Бриджертон, должно было все изменить.

Как же!

Мать Гиацинты уже давно перестала говорить околичностями, когда дело касалось ее четвертой – самой младшей из дочерей. Это был ее личный крестовый поход.

Забудьте о Жанне д'Арк. Она, Вайолет Бриджертон, живет в районе Мейфэр в Лондоне, и ни мор, ни чума, ни вероломный возлюбленный не остановят ее поисков, пока все восемь ее детей не обретут счастья в браке. Оставались только двое, Грегори и Гиацинта, но Грегори только что исполнилось двадцать четыре, а этот возраст считался (весьма несправедливо, по мнению Гиацинты) вполне допустимым для холостого джентльмена.

Но ведь ей всего двадцать два! Единственным утешением для ее матери был тот факт, что старшая дочь Элоиза уже достигла возраста двадцати восьми лет, когда наконец стала невестой. По сравнению с ней Гиацинта вообще еще была в пеленках.

Никто бы не мог сказать, что Гиацинта не пользовалась успехом, но даже ей приходилось признать, что она потихоньку движется к критическому возрасту. С момента ее дебюта в свете три года назад ей было сделано несколько предложений, но не так много, если учесть ее внешность – она не была самой хорошенькой девушкой в городе, но симпатичнее половины предполагаемых невест, а ее приданое было не самым большим, но вполне достаточным, чтобы на него нашлись охотники.

Ее родословная была безупречной. Ее старший брат, как и ее отец до него, был виконтом Бриджертоном, и хотя это был не самый высокий титул в стране, семья пользовалась популярностью и была достаточно влиятельной. К тому же ее сестра Дафна стала герцогиней Гастингс, а сестра Франческа – графиней Килмартин.

Если мужчина стремился породниться с могущественными родами Британии, Бриджертоны были не самыми последними в их списке.

Но если задуматься над выбором времени для предложений, которые она получила, то картина вырисовывалась неприятная.

Три предложения в ее первый сезон.

Два – во второй.

Одно – в прошлом году.

И пока ни одного в этом.

Похоже, ее популярность пошла на спад. Это было настолько очевидно, что не имело смысла спорить на эту тему. Хотя мало кто из представителей высшего общества, как мужчин, так и женщин, мог перехитрить, переговорить или переспорить Гиацинту Бриджертон.

Возможно, именно этим и объяснялось то, что предложения руки и сердца убывали с такой катастрофической скоростью.

«Ну и что?» – она, наблюдая за девушками, ходившими по небольшой сцене, сооруженной в огромной гостиной. Еще неизвестно, приняла бы она какое-либо из вышеупомянутых шести предложений. Трое претендентов были охотниками за приданым, двое – дураками, а последний – занудлив до зевоты.

Лучше уж остаться незамужней, чем приковать себя к скучному мужу, который замучит ее глупыми разговорами. Даже ее мать, которая была неисправимой свахой, не сумела разубедить девушку.

Что же касается нынешнего сезона... что ж, если мужчины Британии не в состоянии оценить внутренние достоинства интеллигентной девушки, имеющей собственное мнение, это их проблемы, а не ее.

Леди Данбери постучала тростью по полу, чуть было не задев ступню Гиацинты.

– Послушайте, кто-нибудь из вас видел моего внука?

– Какого внука? – поинтересовалась Гиацинта.

– Как – какого? – нетерпеливо переспросила леди Данбери. – Того, которого я люблю больше других.

Гиацинта даже не стала скрывать своего изумления.

– Мистер Сент-Клер будет сегодня здесь?

– Я и сама в это почти не верю, – фыркнула графиня. – Я все время жду, что через потолок вот-вот пробьется божественный луч...

– Кажется, это богохульство, хотя я не уверена, – сморщила нос Пенелопа.

– Ничего подобного. – Гиацинта даже не взглянула на невестку. – А почему он должен прийти?

Леди Данбери улыбнулась:

– А почему тебя это так интересует?

– Меня всегда интересуют сплетни, – откровенно заявила Гиацинта. – Обо всех. Вы же знаете!

– Ладно, ладно, – проворчала леди Данбери. – Он придет, потому что я его шантажировала.

Гиацинта и Пенелопа переглянулись.

– Ну, это был не совсем шантаж, но я дала мальчику почувствовать себя очень виноватым. Я могла бы сказать ему, что плохо себя чувствую, – вздохнула леди Данбери.

– Что значит – могли бы?

– Да просто сказала, и все тут.

– Вы, очевидно, отлично притворились, если заставили его пожертвовать своими развлечениями. – Гиацинта с восхищением посмотрела на леди Данбери. Она всегда ценила актерские способности графини, особенно если той удавалась манипулировать окружавшими ее людьми, тем более что Гиацинта и сама обладала этим талантом.

– По-моему, я еще никогда не встречала его на музыкальном вечере, – заметила Пенелопа.

– Хм... Уверена, что это потому, что здесь мало безнравственных женщин.

Прозвучав из уст кого-либо другого, это заявление вызвало бы шок среди окружающих, но к провокационным замечаниям леди Данбери все давно привыкли. К тому же надо было знать мужчину, которого старая леди имела в виду.

Внуком леди Данбери был не кто иной, как пресловутый Гарет Сент-Клер. Впрочем, такая репутация была им не совсем заслужена, считала Гиацинта. В свете было немало других мужчин, не отличавшихся примерным поведением, а также таких, которые были не менее красивы, но Гарет был единственным, в котором эти качества сочетались с таким успехом.

Его репутация была ужасной.

Гарет был в том возрасте, когда мужчины женятся, но он ни разу не нанес визита приличной молодой девушке в ее доме. В этом Гиацинта была совершенно уверена. Вырази он хотя бы намеком желание поухаживать за кем-либо, обществу это сразу стало бы известно. Более того, Гиацинта узнала бы об этом от леди Данбери, обожавшей сплетни еще больше, чем она.

Всем было известно, что отец и сын Сент-Клеры не общаются, но никто не знал почему. Гиацинте нравилось, что Гарет не выставляет напоказ свои отношения с отцом она считала, что это характеризует его с положительной стороны. Гиацинта встречала в свете лорда Сент-Клера, и он показался ей неотесанным мужланом. Поэтому, что бы ни произошло между отцом и сыном, вина скорее всего лежит на отце.

Семейная тайна лишь добавляла шарма и без того харизматическому молодому человеку и порождала всевозможные слухи. Никто толком не знал, как же все-таки относиться к молодому Сент-Клеру. С одной стороны, матери оберегали от него своих дочерей, не подпуская его к ним, потому что знакомство с Гаретом Сент-Клером могло погубить репутацию девушки. С другой стороны, после смерти брата он остался единственным наследником барона. А это делало его романтической фигурой и, конечно, завидным женихом. Месяц назад Гиацинта увидела, как какая-то девушка упала в обморок – или притворилась, – когда он снизошел до посещения бала у Бевелстоков.

Выглядело это ужасно.

Гиацинта попыталась убедить глупую девчонку, что Сент-Клер приехал только потому, что его заставила бабушка, а его отца не было в городе. Ведь всем было хорошо известно, что он общается только с оперными певичками и актрисами, а не с порядочными девушками, с которыми он мог бы познакомиться на балу у Бевелстоков. Но девушку никак не удавалось вывести из ее возбужденного состояния, и она в конце концов упала на кушетку в весьма живописной и грациозной позе.

Гиацинте удалось первой раздобыть флакон с нюхательной солью, который она и сунула под нос девице. Пока Гиацинта приводила ее в чувство, она заметила, что Гарет смотрит на нее, очевидно, находя забавной. Незачем говорить, что его внимание – пусть и мимолетное – ей не понравилось.

Гиацинта повернулась к леди Данбери, которая все еще выискивала среди гостей своего внука.