Дождь утих и перешел в морось. Мистер Данлоп – она наконец узнала его имя – продолжал настаивать на ее уходе со ступеней, до того как члены клуба начнут расходиться. Она не видела смысла в дальнейших расспросах, как не видела смысла в том, чтобы спорить с ним. Она считала, что ей уже повезло, ведь он согласился разделить с ней ступени под козырьком и даже развлек ее немного, снизойдя со своих высот, для того чтобы сообщить ей то, что она хотела узнать. И впервые по приезде в Лондон она позволила себе надеяться на благополучный исход.

Стоя на углу, у кованых ворот решетки, огораживающей чей-то особняк, она наблюдала, как джентльмены один за другим спускались по лестнице. Каждый из выходящих останавливался на верхней ступени, поправляя котелки из стриженого бобра, чтобы дождь не попадал налицо. Руки господ сплошь обтягивали лайковые перчатки, а плечи – плащи с капюшонами. Некоторые носили трость. Теперь дождь почти утих, и джентльмены уже не говорили о нем, однако время от времени нелестные замечания по поводу погоды все же отпускались. Она не понимала, к чему роптать на погоду тем, у кого всегда под рукой карета. Извозчики, зная примерное время, когда богатые господа покидают клуб, заранее подгоняли к нему экипажи. Она наблюдала, как мистер Данлоп, то и дело выскакивая под моросящий дождик, подзывает извозчика. И тут же карета подъезжала.

Она почти пала духом – час прошел, как господа начали расходиться, а его она все не видела. Хотя во всем можно найти приятную сторону – не может быть, чтобы в клубе оставалось еще много людей. Человек шестьдесят уже покинули помещение, и едва ли оно могло вместить столько же.

– Ваша светлость, вам вызвать экипаж? – с поклоном обратился Данлоп к очередному господину.

Когда же, наконец, он сможет нормально реагировать на то, что к нему обращаются таким образом? Уэст посетил клуб всего два дня назад, и к нему обращались вежливо, но без неприятной подобострастности. У Уэста прямо руки зачесались. Врезать бы ему как следует.

– Спасибо, я бы предпочел пройтись пешком, – ответил он. – Вы не думаете, что вечерние прогулки весьма полезны? – Уэст прекрасно видел, что привратник считает безумцем того, кто отказывается от экипажа в дождливый и холодный вечер, когда вполне в состоянии позволить себе такой комфорт. – Так как, Данлоп? – с сарказмом переспросил Уэст.

– Что я думаю, ваша светлость? Простите, я не понимаю, что вы имеете в виду.

Данлоп, по-видимому, действительно не понимал, о чем говорит Уэстфал.

– Два дня назад ты держался со мной иначе – независимее.

– Я вас оскорбил? Уверяю вас, я не хотел.

Видя, что Данлопу все больше не по себе, Уэст оставил тему. Не мог же Данлоп сказать ему, что два дня назад Уэст относился к господам уважаемым, но оставался бастардом без всякой перспективы на изменение положения.

– Мои друзья, наверное, взяли кареты.

– Да, – подтвердил Данлоп. – Они уехали примерно полчаса назад.

Уэст прекрасно знал, когда уехали остальные. Он сам убедил их в том, что за него волноваться не стоит и пора им разъезжаться по домам, где их ждут. Уэст потягивал бренди, раздумывая, что с ним станет после предсмертного заявления отца. Герцог объяснил свое решение собравшимся у его постели. Обо всем Уэст узнал от поверенного, который объяснил, что последнее завещание отец написал задолго до того, как настал его смертный час.

Естественно, Уэст справился у поверенного, находился ли герцог в здравом уме, когда писал завещание. Мистер Риджуэй, не понимая того, что Уэст совсем не жаждет получить титул, земли, состояние, стал убежденно заверять Уэста в том, что сознание его родителя оставалось ясным, как никогда, вплоть до того дня, как он позвал Мег. Во внезапном помутнении рассудка поверенный убедился, когда герцог решил, что она пришла к нему и присела на край постели.

Отношение Уэста к отцу ничуть не смягчилось из-за того, что он при смерти позвал к себе Мег. Он помнил, как часто его мать вот так же звала герцога, и как редко он откликался на ее зов. Если она и парила над его постелью, то только потому, что намеревалась показать ему, в какой стороне ад. Уж наверное, она не стала бы провожать его в райский уголок, где покоилась сама. Даже Всемогущий не может быть настолько всепрощающим, чтобы обеспечить герцогу Уэстфалу место в раю.

Уэст хлопнул по тулье бобровой шляпы, натянув ее поглубже, чуть заломил ее набок и пошел вниз легкой походкой. Его поступь почти не слышалась за дробью дождя. Он повернул направо, в сторону дома. Ступив на проезжую часть, он на мгновение, почти незаметно со стороны, остановился. Из-за густого тумана он не мог бы разглядеть приближающийся экипаж. Склонив голову набок, он прислушался. В его направлении ехали тяжелая карета, запряженная парой, и легкая коляска. Ни тот, ни другой экипаж не ехал быстро, и он решил пересечь улицу без промедления, не думая о том, что тот, кто шел за ним, мог бы попасть под копыта или колеса.

Уэст перешел улицу, резко свернул направо и быстрым шагом пошел вдоль дома. Он нырнул в просвет между двумя строениями и стал ждать.

Шаги, которые он слышал у себя за спиной, стихли. Зажав в руке оружие, Уэст приготовился к встрече с разбойником.

– Ваша светлость?

Если бы не удивление, которое он испытал, услышав приятный женский голос, он бы мог подумать, что ему приснился его новый титул. Хотя факт его преследования от самого клуба женщиной не умалял опасности. Он знал по опыту, что женщины, зарабатывающие себе на жизнь на улице, не менее вероломны, чем их коллеги мужчины. Он не мог сбросить со счетов вероятность того, что где-то поблизости ошивается ее сутенер, готовый избавить его от лишних денег в том случае, если дама не справится сама.

– Прошу вас, ваша светлость! Я не вижу собственных пальцев на расстоянии вытянутой руки! Вы здесь? Да. – Она заморгала, отпрянув. К носу ее приставили лезвие. – Да, теперь я вижу.

– Вот и хорошо. Будьте добры, вытащите ваше оружие.

– У меня нет оружия.

Он ей не поверил. Молниеносным движением Уэст перехватил ее кисть и вывернул так, что она оказалась прижатой к нему. Таким манером он затащил ее в переулок и притиснул к мокрой от дождя стене. Она едва успела повернуть голову, чтобы не разбить нос и не оцарапать щеку о кирпичную стену. Она не кричала, не звала на помощь, лишь раз вскрикнула. Ее поведение для Уэста оказалось неожиданностью, поскольку опытные воровки редко молчат, бывая пойманными. Наоборот, они как можно громче возмущаются, уверяя возможных свидетелей в своей невиновности.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

Несмотря на то, что ответ ее прозвучал еле слышно, в нем отчетливо проступали командные нотки.

– Я хочу, чтобы вы убрали от меня руки.

– Но ваше желание не совпадает с моими намерениями. – Он продолжал обыскивать ее не останавливаясь. Откинув плащ, он ощупал ее. Ничего лишнего. Он лишь искал припрятанный на теле кинжал или пистолет, затем руки прошлись по талии, по линии бедер, тщательно обыскали нижнюю часть тела, на всякий случай приставив острие своего ножа к ее пояснице.

Закончив обыск, он медленно отступил и положил свое оружие в мягкий кожаный чехол, спрятанный в голенище сапога.

– Вы можете повернуться, – спокойно и вежливо произнес он. – И еще вы можете рассказать, зачем преследовали меня.

Она ответила не сразу, и Уэст решил не давить на нее. Он давал ей возможность собраться с духом, используя время, чтобы изучить ее профиль. Увы, из-за тяжелого шерстяного капюшона, который скрывал прическу и ниспадал на лоб, он ничего не видел. Уэст протянул руку, чтобы откинуть капюшон. Она изо всех сил ударила его ладонью по руке. Ее мгновенная реакция поразила его, однако она не могла бы помешать ему, если бы он захотел. Чтобы его остановить, ей потребовалось бы гораздо больше сил.

– Вы не смеете меня касаться. – Она старалась говорить с достоинством и все же обмирала от страха: она ведь его ударила. – Больше не посмеете. – Сделав паузу, она добавила: – Пожалуйста.

До него слишком медленно дошло, что он допустил роковую ошибку в суждениях. Перед ним стояла не воровка. Судя по тому, что она вытерпела обыск, молча страдая, она и не проститутка, которая непременно бы комментировала каждое его движение. Уэст не хотел утомлять себя рассмотрением иных вариантов. Он не вел себя так по-хамски, когда был просто Эваном Марчменом. Но с приобретением титула он, очевидно, перестал понимать, что является правильным, а что нет.

Он стал похож на своего отца.

Черный зев ада будет как раз по нему, если он продолжит вести себя в том же духе.

– Пойдемте, – промолвил он наконец. – Я найму для вас экипаж. Мне кажется, здесь для вас не вполне подходящее место. – Он успел поймать ее взгляд – усталый, умоляющий, когда она тихо попросила его больше ее не трогать.

Он видел ее лишь в профиль, и то сквозь пелену тумана, но и то, что он видел, ему понравилось. Высокие скулы, прямой маленький нос, выгнутые изящной дугой брови, густые и темные ресницы, отбрасывающие тень на ее щеки. Он не видел цвета ее глаз, потому что она держала ресницы полуопущенными.

Уэст предложил ей руку и усмехнулся, когда она не приняла его предложения. Впрочем, ее отказ его не удивил. Они вместе вышли из переулка – он впереди, она на полшага позади него – и остановились под уличным фонарем.

– Я бы хотел, – произнес он, – чтобы вы объяснили, какое у вас ко мне дело. Как я понял, у вас нет привычки выслеживать людей. – Он умолк на мгновение и, выгнув бровь в сардонической усмешке, уточнил: – Или все же есть?

Она покачала головой.

Такое впечатление, что она утратила способность говорить, но, услышав, как стучат у нее зубы, Уэст понял, что она не может говорить, потому что продрогла от сырости и холода. Он приложил пальцы к губам и звонко свистнул.

На призыв откликнулись немедленно. Откуда-то из тумана появился экипаж. Уэст свистнул во второй раз, чтобы возница понял, в какую сторону ехать.