Он уставился на секретаршу, определенно не понимая, почему она ничего не может объяснить толком.

— Вы не спросили, кто она такая? — Секретарша обычно проявляла сообразительность, но, похоже, на этот раз растерялась.

— Она сказала, что пришла купить хлеба, мистер Фаин… Я попыталась втолковать ей, что она ошиблась отделом, что здесь находятся кабинеты работников администрации, но она принялась уверять меня, будто вы сами ей велели…

Внезапно Берни прыснул, вскочил с кресла и на глазах у изумленной секретарши сам пошел к дверям. Распахнув их, он увидел Меган Джонс, одетую так изящно, что никому не удалось бы распознать в ней детского врача из провинции. Ни джинсов, ни белого халата. Он посмотрела на него с озорной улыбкой, и он улыбнулся в ответ.

— Вы до смерти напугали мою секретаршу, — негромко сказал он. — Как вы здесь оказались?.. Ну да, конечно… вы пришли за хлебом.

Секретарша деликатно скрылась за другой дверью, и Берни пригласил Меган к себе в кабинет. Войдя, она огляделась по сторонам. Обстановка подсказала ей, что Берни занимает высокую должность, и она преисполнилась уважением к нему. Опустившись в кожаное кресло, она повернулась к Берни, стоявшему возле письменного стола. Он очень обрадовался ее приходу.

— Что привело вас сюда, доктор? Помимо необходимости купить хлеба, разумеется.

— Приглашение старинной подружки по колледжу. Она бросила учебу, когда решила выйти замуж и завести детей. В свое время ее поступок показался мне неосмотрительным… а теперь я думаю иначе. У нее только что родился пятый по счету малыш, и я пообещала навестить ее. К тому же мне пора пополнить свой гардероб. На праздники я полечу домой, а если я заявлюсь туда в том виде, в каком расхаживаю по Напе, мама придет в ужас. Порой мне приходится напоминать себе о том, что в Бостоне принято одеваться несколько иначе. — Она застенчиво улыбнулась. — Мне надо хоть немного привести себя в порядок. Как правило, меня хватает дня на три, а потом я опять влезаю в джинсы. Но на этот раз я намерена постараться как следует. — Она взглянула на свой синий костюм, затем подняла глаза на Берни. — Сегодня я решила потренироваться. Как я выгляжу? — Он вдруг понял, что она не уверена в себе, и нашел трогательной такую робость в человеке, наделенном большими способностями.

— Все просто прекрасно. Вы очень элегантны и хороши собой.

— Если на мне нет джинсов, мне кажется, будто я голая.

— И белого халата… почему-то для меня ваш образ неразрывно связан с белым халатом или непромокаемым плащом.

Меган улыбнулась. Ей тоже было легче представить себя именно в такой одежде. А Берни всякий раз вспоминается ей одетым в голубую рубашку с открытым воротом и белые брюки, как на вечеринке в День труда. Но этот деловой костюм тоже к лицу ему. У него такой солидный вид… если бы она не знала, что он за человек, его облик показался бы ей чересчур внушительным.

— Хотите, устроим для вас ознакомительную экскурсию по магазину?

Меган заметила, сколько бумаг скопилось у него на столе, и догадалась, что он занят. Ей не хотелось отрывать его от дел, хотя поболтать с ним пару минут было очень приятно.

— Я вполне справлюсь сама. Просто забежала по пути к вам.

— Я очень рад. — Но ему не хотелось отпускать ее. — А когда у вас встреча с новорожденным и его мамой?

— Я обещала зайти к ним в четыре, если успею все купить к тому времени.

— Может, встретимся после этого и выпьем где-нибудь по рюмочке? — с надеждой спросил он. Иногда, общаясь с Меган, он чувствовал себя мальчишкой. Ему хотелось стать ее другом… а вместе с тем он желал чего-то большего… хотя нет… Он не мог понять, чего он ищет в ней, кроме дружбы. Но пока что рано беспокоиться на этот счет. Они друзья, и это в радость им обоим, и ничего иного она от него не ждет. Она с удовольствием приняла его приглашение.

— Давайте. Мне нужно вернуться в Напу только к одиннадцати часам, а до тех пор меня подменяет Патрик.

— А после одиннадцати вы выходите на дежурство? — Берни пришел в ужас. — Когда же вам удается поспать?

— Никогда. — Она весело улыбнулась. — Сегодня я просидела до пяти утра с пятимесячным малышом, который заболел крупом. К такому режиму тоже можно привыкнуть.

— Я бы так не смог, — простонал Берни. — Именно поэтому я работаю в «Вольфе», а не стал врачом, хотя об этом мечтала моя мать. Знаете, — он лукаво прищурился, — вы — предел мечтаний любой еврейской мамы. Будь вы моей сестрой, моя мать была бы бесконечно счастлива.

Меган рассмеялась.

— А вот моя мама умоляла меня не поступать в медицинский колледж. Ей хотелось, чтобы я стала медсестрой, или учительницей, или, на худой конец, секретаршей. Чтобы я повстречала на работе какого-нибудь славного человека и вышла бы за него замуж.

Берни ухмыльнулся:

— Я уверен, что теперь она отчаянно гордится вами, разве нет?

Меган скромно пожала плечами:

— Когда как. По крайней мере, стараниями брата у нее появились внуки, а не то она замучила бы меня своими жалобами. — Она бросила взгляд на часы и с улыбкой сказала Берни:

— Пожалуй, мне пора. Где мы с вами встретимся?

— В «Этуаль» в шесть часов. — Эти слова вырвались у него непроизвольно, и он тут же принялся мысленно укорять себя. С тех пор, как умерла Лиз, он не водил туда никого, кроме матери. А потом махнул на все рукой. «Этуаль» — замечательное место, где можно посидеть и выпить, а Меган не из тех женщин, которых можно приглашать в какие-нибудь второразрядные заведения. Он подметил в ней врожденную изысканность манер и вкуса. Он понимал, что Меган — необычная женщина, она очень умна, она — отличный врач и надежный друг.

— Тогда до встречи. — Задержавшись в дверях, она улыбнулась ему на прощание, и весь день после ее появления ему работалось как-то веселей.

В половине шестого он вышел из кабинета и не спеша купил французскую булку и флакон любимых духов Меган, а затем отправился в «Этуаль». Он вручил подарки Меган, когда они уже сидели за столиком друг против друга. Она изумилась.

— Господи, и все это мне? — И хотя она очень обрадовалась, Берни понял по ее взгляду, что она чем-то огорчена.

— Что-нибудь случилось? — спросил он чуть позже, попивая кир. Выяснилось, что им обоим по вкусу этот напиток; заодно Меган сообщила, что провела детство в Провансе и в совершенстве владеет французским языком, чем произвела на Берни глубокое впечатление.

— Не знаю… — со вздохом сказала она и выпрямила спину. Она всегда откровенно отвечала на его вопросы, и он спокойно выслушал ее признание. — Когда я увидела новорожденного малыша, что-то случилось со мной. — Берни не торопился прерывать ее. — Я впервые ощутила невероятную тоску, о которой прежде слышала от других женщин. И призадумалась: а правильно ли я распорядилась своей жизнью? — Отпив глоток, она грустно посмотрела на Берни. — Какая ужасная судьба — вовсе не иметь детей, правда? Такая мысль никогда еще не приходила мне в голову, Наверное, я просто устала после бессонной ночи с больным ребенком.

— Думаю, дело не в усталости. Я твердо знаю: дети — это лучшее, что у меня есть. А вы очень умны и все понимаете. В отличие от большинства женщин вы отдаете себе отчет в том, чего вам недостает.

— И что же делать? Похитить чьего-нибудь ребенка или попытаться забеременеть от мясника из магазина в Напе? — Меган улыбалась, но можно было без труда заметить, что ей не по себе, и в ответной улыбке Берни промелькнула тень сочувствия.

— Полагаю, добровольцев найдется более чем достаточно. — Он ни за что не поверил бы в обратное. В зале стоял полумрак, но он заметил, что она слегка покраснела. Было слышно, как в отдалении негромко звучит рояль.

— Возможно, но мне бы не особенно хотелось растить ребенка одной. Я даже не вполне уверена, что хочу иметь детей. Но сегодня, — на лице у нее появилось задумчивое выражение, а в голосе послышались мечтательные нотки, — когда я взяла этого малыша на руки… Дети — великое чудо. — Она подняла глаза на Берни и пожала плечами. — Пожалуй, я впадаю в излишний лиризм. Мне и так неплохо живется.

Берни ответил, думая не только о ней, но и о самом себе:

— Но вы могли бы жить еще лучше.

— Возможно. — Ей расхотелось продолжать разговор на эту тему. Как и всякий раз, на нее нахлынули воспоминания о Марке, и ей стало тоскливо, несмотря на то, что со времени его гибели прошло много лет. — Зато мне не приходится возиться с пеленками. Я только размахиваю фонендоскопом направо и налево, и никто не запрещает мне любить чужих детей.

Такая жизнь показалась Берни одинокой. Он не допускал мысли о том, что смог бы обойтись без Джейн или без Александра, и решил сказать об этом Меган.

— Мне было тридцать семь лет, когда родился Александр, и я считаю это самым счастливым событием в своей жизни.

Меган растрогало его признание.

— А сколько лет было вашей жене?

— Почти двадцать девять. Но будь Лиз на десять лет старше, она все равно родила бы его. Она хотела завести еще несколько детей. — Как жаль, что этого не случилось. Как жаль, что она умерла. И как печально, что Марк погиб. Но это произошло, и никуда от этого не денешься. А Верни и Меган придется жить дальше.

— Во время приема мне часто доводится видеть не слишком молодых матерей. По-моему, они очень храбрые женщины. Мне нравится, что они все сделали вовремя, успели погулять, насладиться свободой, как следует поработать. Порой мне кажется, что и детям с ними лучше, чем с молодыми родителями.

— Ну так что же? — Он улыбнулся, поймав себя на том, что ведет себя как Руфь. — Заведите ребеночка. Она от души расхохоталась в ответ:

— Я передам своим родителям, что получила у вас авторитетный совет.

— Скажите им, что я вам разрешил.

— Непременно. — Они тепло посмотрели друг на друга, а затем Меган откинулась на спинку стула, прислушиваясь к звукам рояля.

— А что они за люди? — С самого начала он почувствовал, что Меган интересна ему и хочется узнать о ней как можно больше. Он успел выяснить, что она мучается, раздумывая, не завести ли ей ребенка, что она училась в Рэдклиффе и Стэнфорде, что ее жених погиб во Вьетнаме, что она родом из Бостона, а живет в долине Напа, но этим все его познания ограничивались. А кроме того, он понимал, что Меган замечательная женщина, которая нравится ему. Очень. Может быть, даже слишком сильно, но ему не хотелось признаваться в этом даже самому себе.