— Ты бы хоть иногда выходил куда-нибудь проветриться. — Судя по словам миссис Пиппин, он проводил все свободное время дома с детьми, а это ему не полезно.

— Мама, мне не хочется. Мне куда веселей сидеть дома с детьми.

— Пройдет время, и они вырастут. Как вырос ты. — Оба улыбнулись. Но Руфь не осталась одна, у нее есть Лу, и на мгновение ей стало неловко.

— У меня есть еще целых шестнадцать лет. Пока что рановато беспокоиться об этом.

Руфь решила, что не стоит больше его донимать, и перевела разговор на дом, который Берни снял в долине Напа.

— Джейн очень хочется, чтобы ты приехала к нам летом в гости.

— Хорошо, хорошо… приеду.

А когда Руфь и в самом деле приехала к ним, ей там очень понравилось. Живя в таком месте, можно не заботиться о прическе, ходить по траве, валяться в гамаке, подвешенном в тени раскидистых деревьев, часами глядя в небо. По краю участка протекал ручей с каменистыми берегами, по которому можно было бродить, шлепая босыми ногами по воде, как делал в детстве Берни, когда они жили в горах Кэтскилл. Долина Напа многим напоминала ему о тех далеких днях, и Руфь тоже припомнились те времена. Она увидела, как дети играют, бегая по траве; заметила, какое делается у Берни лицо, когда он смотрит на них, и ей стало немного спокойней за сына. Руфь согласилась с Берни: жизнь в Оуквилле — как раз то, что им нужно, и дети повеселели, и сам Берни тоже.

Потом она улетела в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с Лу: в Голливуде в это время проходил медицинский конгресс. А оттуда они должны были отправиться с друзьями на Гавайи. Она напомнила Берни о том, что Эвелин Розенталь по-прежнему живет в Лос-Анджелесе и ей вполне можно позвонить. На этот раз он только рассмеялся. Женщины не вызывали у него интереса, но настроение у него стало получше, и он больше не кричал на мать.

— Ох, мама, ты опять за свое? Руфь улыбнулась:

— Ну ладно, ладно.

В аэропорту она крепко расцеловала сына и в последний раз внимательно посмотрела на него. Он все так же высок и привлекателен, только за этот год в волосах у него прибавилось седины, морщинки вокруг глаз стали глубже, и взгляд у него печальный. С тех пор как умерла Лиз, прошел почти год, а он до сих пор горюет по ней. Но по крайней мере он перестал злиться. Он больше не сердится на нее за то, что она его покинула. Просто ему страшно одиноко. Ведь он потерял не только любимую женщину и жену, но и своего лучшего друга.

— Береги себя, родной, — шепнула ему Руфь на прощание.

— Ты тоже, мама. — Он еще раз обнял ее. Пока Руфь поднималась по трапу, он все стоял и махал ей рукой. За последние два года они стали гораздо ближе друг другу, но какой ценой им это далось! Страшно подумать, сколько страданий выпало на их долю за это время. Возвращаясь вечером в долину Напа, он думал об этом… о Лиз… До сих пор не верится, что ее нет… как будто она куда-то уехала и должна вернуться. Слово «никогда» не укладывается в голове. И когда Берни подъехал к дому в Оуквилле и поставил машину в гараж, его мысли по-прежнему занимала Лиз. Няня еще не легла спать и ждала его. Был уже одиннадцатый час вечера, и в доме царили покой и тишина. Джейн уснула у себя в постели за чтением «Черного красавчика» — Мистер Фаин, по-моему, Александр нездоров.

Берни нахмурился. Дети занимали главное место в его жизни.

— Что с ним? — Мальчику всего два годика, он совсем маленький, и у него нет мамы. Поэтому для Берни он всегда будет беззащитным малышом.

Няня призналась с виноватым видом:

— Боюсь, я напрасно разрешила ему так долго плескаться в воде. Когда я стала его укладывать, он жаловался на ушко. Я согрела масла и сделала компресс, но, похоже, он не помогает. Если к утру ему не станет лучше, придется отвезти его к доктору.

— Вы только не тревожьтесь, — с улыбкой сказал ей Берни. Миссис Пиппин отличалась редкой добросовестностью, и он благодарил небо за то, что она повстречалась им в нужную минуту. Воспоминания о садистке из Швейцарии и неряхе из Норвегии, которая все время таскала из шкафа вещи Лиз, до сих пор повергали его в дрожь. — Няня, у него все пройдет. Ложитесь спать.

— А вы не хотите попить на ночь теплого молока, чтобы вам лучше спалось? Он покачал головой:

— Я засну и так.

Но миссис Пиппин заметила, что на протяжении уже не одной недели он допоздна не ложится в постель и все бродит по дому, мучаясь бессонницей. Всего несколько дней назад исполнился год со дня смерти Лиз, и няня понимала, как ему тяжело. Зато Джейн перестали сниться кошмары. Впрочем, в ту ночь, уже под утро, послышались жалобные крики Александра. Берни едва успел прилечь, но тут же встал, надел халат и побежал в комнату к малышу. Няня уже взяла его на руки и попыталась укачать, но тщетно.

— У него болит ухо? — Она кивнула, продолжая баюкать ребенка. — Может, мне позвонить врачу? Няня покачала головой:

— Боюсь, вам придется отвезти его в больницу. Ему очень больно, он не сможет терпеть так долго. Ох, бедолажка. — Малыш прильнул к ней всем телом, и она поцеловала его в лобик, в щечку и в макушку, а Берни опустился на колени и посмотрел на сына, при взгляде на которого у него становилось теплей на сердце, но в то же самое время оно сжималось от тоски, ведь мальчик очень сильно походил на свою маму.

— Ну что, наш великан захворал? — Алекс кивнул и перестал плакать, но ненадолго. — Давай-ка, иди к папе.

Берни взял сына на руки. У Александра сильно поднялась температура, и легчайшее прикосновение к правой стороне головы вызывало невыносимую боль. Берни понял, что няня права. Придется отвезти его в больницу. Его лечащий врач сказал Берни имя доктора, к которому он сможет обратиться, если кто-то из детей заболеет. Берни отдал Александра няне и пошел одеваться. В ящике тумбочки он нашел карточку с номером телефона, под которым стояло — д-р М. Джонс. Он позвонил по этому номеру, и ему ответил диспетчер. Берни объяснил, в чем дело, и попросил соединить его с доктором Джонсом, но в ответ услышал, что доктора Джонса срочно вызвали в больницу.

— А нельзя ли нам подъехать туда? У моего сына очень сильные боли.

У Александра и раньше случались нелады с ушами, но укол пенициллина и заботливый уход, которым его окружали папа, сестра и няня, неизменно помогали.

— Сейчас узнаю. — Ждать не пришлось и минуты, и он услышал голос диспетчера:

— Да, приезжайте, пожалуйста.

Ему объяснили, как добраться до больницы, а затем он отправился за Александром и усадил его в машину. Няне пришлось остаться дома с Джейн. Она закутала малыша в одеяло и дала ему плюшевого мишку. Мальчик так жалобно плакал, что у няни сердце разрывалось на части.

— Мне очень не хочется отпускать вас одних, мистер Фаин. — Вечером и по ночам, когда няня уставала, ее шотландский акцент становился гораздо заметнее, и Берни это очень нравилось. — Но вы же понимаете, я не могу оставить Джейн. Вдруг она проснется и напугается? — Оба они знали, что Джейн стала намного пугливей после того, как Скотт похитил ее.

— Конечно, няня. Мы отлично справимся. И постараемся вернуться как можно скорей. — Часы показывали полпятого утра, и Берни хотелось побыстрей добраться до больницы, но на дорогу пришлось потратить двадцать минут, ведь путь от Оуквилла до города Напа далеко не самый близкий. Александр по-прежнему плакал, когда Берни принес его в бокс и осторожно усадил на столик. Мальчик зажмурился: освещение в боксе было невыносимо ярким, и тогда Берни присел на столик, взяв его на руки, чтобы укрыть от света. Дверь открылась, и в бокс вошла женщина, одетая в джинсы и свитер с высоким воротом. Берни заметил, что ростом она почти с него, что у нее очень приветливая улыбка, а волосы — иссиня-черные. «Как у индианки, — подумал он. — А глаза синие, как у Джейн… и у Лиз…» Спохватившись, он объяснил, что ждет доктора Джонса. Он не знал, кто эта женщина, но решил, что скорей всего это медсестра из бокса.

— А я и есть доктор Джонс, — с улыбкой ответила Она. Голос у нее был мягкий и чуть хрипловатый. Он пожал ей руку и ощутил, какие у нее сильные прохладные пальцы. Несмотря на высокий рост и явный профессионализм, она излучала тепло и ласку. Что-то материнское и в то же время по-женски соблазнительное ощущалось в ее движениях. Она взяла у него Александра и стала осматривать больное ушко, при этом она все время что-то рассказывала мальчику, стараясь отвлечь его, а время от времени ободряюще поглядывала на Берни.

— К сожалению, одно ушко у него сильно воспалено, да и второе не совсем в порядке.

Она проверила ему нос и горло, ощупала животик, убедилась в том, что больше у него ничего не болит, а затем быстро и ловко ввела ему пенициллин. Александр заплакал, но вскоре притих, а доктор надула ему шарик и, предварительно спросив у Берни разрешения, дала ему леденец на палочке, который очень понравился мальчику, хотя чувствовал он себя не особенно хорошо. Сидя на руках у Берни, он задумчиво посмотрел на доктора. Улыбнувшись ему, она выписала рецепт с тем, чтобы Берни утром смог купить лекарство. Она велела на всякий случай давать ему антибиотики и принесла Берни две таблетки кодеина, сказав, что их нужно будет растолочь и дать ребенку, если боль до утра не пройдет.

— Впрочем, — добавила она, заметив, как у Алекса дрожит нижняя губа, — почему бы не сделать это прямо сейчас? Зачем ему мучиться?

Она ненадолго вышла и вернулась, держа в руке ложечку с белым порошком. Берни заметил, как волосы подпрыгивают у нее на плечах. Александр проглотил лекарство так быстро, что даже не успел возмутиться. Все это показалось ему веселой игрой. Потом он вздохнул, поудобней устроился на коленях у отца и принялся сосать леденец. А когда Берни заполнил формуляр, Александр уже спал. Берни улыбнулся и с уважением посмотрел на доктора. Такой теплый взгляд бывает лишь у добрых людей, которые любят детей.

— Спасибо вам. — Берни погладил сына по голове и снова перевел взгляд на врача. — Вы так замечательно с ним обращались. — Берни считал, что это важно, ведь сам он души не чаял в своих детях.