— Я могла сверять часы по моим месячным. Каждые двадцать семь дней, как штык. Поэтому, когда они не пришли, я подумала: «О, черт», понимаешь? И даже если тест был отрицательным, я решила, что просто еще слишком рано. Поэтому я пошла к врачу, и я была уверена, что он скажет мне, что я беременна. И хоть это было незапланированно, я начала привыкать к мысли о еще одном ребенке. Я была рада. Но потом… потом он мне сказал, что я не беременна.

У меня похолодело внутри.

— Ты же… ты же не болеешь, нет?

Она качает головой.

— Нет, не болею, — вздыхает она. — Он сказал, что это менопауза. Ранняя менопауза. Больше я не смогу иметь детей — никогда. Я бесплодна.

С минуту она тихонько ноет.

Я с нежностью глажу ее по плечу.

— Ты и Стивен хотели еще детей?

Она немного хмурит брови.

— Ну… нет. Мы всегда планировали двоих. Когда родился Томас, я даже заговорила про вазектомию. Идея ему не очень понравилась.

Я пытаюсь понять проблему. Не получается, поэтому я спрашиваю:

— Но если вы больше не хотите детей, тогда почему ты так подавлена по поводу того, что не сможешь их больше иметь?

— Потому что я — женщина, Дрю! Мы создаем жизни. Воспитываем — вот, что мы делаем.

Не-а — все равно не понимаю.

— Но это не все, что вы делаете. То есть, Господи, Алекасандра, ты же не кормилица из Рассказа Служанки здесь. Значит, корзинка с яйцами пуста? Подумаешь. У тебя есть двое прекрасных детей — будь счастлива с ними. Может, это природа говорит тебе, что тебе не следует иметь больше. Я видел, что беременность делает с твоим телом. Это не особо приятно.

Теперь она пялится на меня. Это хороший знак. С психованной Александрой я могу справиться.

— Я и есть счастлива вместе с теми двумя. Просто… было приятно знать, что могла иметь больше… даже если больше никогда не имела бы. Я чувствую себя… обманутой. И старой. У меня внутренности шестидесятилетней женщины, Дрю. Как скоро это все отразится на внешности? И ты смотрел в последнее время на Стивена? С каждым годом он становится симпатичнее — более видным. Скоро какая-нибудь бимбо, охотящаяся за денежками, попытается запустить в него свои коготки, а он будет привязан к жене, которая выглядит, как Барбара Буш!

Она снова зарылась лицом в рубашку, и я не мог удержаться от смеха. Немного.

— Лекси… едва ли ты Барбара Буш. Я бы сказал, скорее, версия Кристи Бринкли. И, кроме того, Стивен любит тебя. Тебя. А не твои яичники. Ты стервозный центр его вселенной. И всегда им была. Когда остальные из нас дрочили с мыслями о Сестре Би, он — с мыслями о тебе. — И не думайте, что я чувствую себя уютно, зная это. — Он бы никогда не променял тебя на какую-нибудь худющую зануду, которая интересуется только размером его банковского счета. Стивен слишком умен для этого.

Она смотрит на меня. Почти с надеждой.

— Как бы ты себя чувствовал, если бы сегодня Кейт тебе сказала, что она больше не сможет иметь детей?

На какое-то время я задумываюсь. Чтобы представить такую возможность.

— Если бы Кейт сказала мне, что я могу спать с ней столько, сколько хочу, и при этом не переживать о том, что она залетит? Я бы проплясал ирландскую джигу по хреновой Пятой Авеню. Это было бы как Рождество каждый день. Никаких ПМС, никакого воздержания на три-пять дней каждый месяц… если только ты не позволяешь Стивену бороздить багровые реки. А если позволяешь, пожалуйста, соври мне.

Секс во время месячных — крайний случай для Кейт. Не важно, что я говорю, не важно, что делаю, ей это неинтересно. Чего я никогда не смогу понять. Мы — охотники, дамы. Мы любим кровь. Отчасти по этой причине ее так много в боевиках и фильмах о войне. Нам не кажется это мерзким. Просто… как дополнительная смазка.

Не смотрите на меня так. Я просто стараюсь быть честным.

Слезы почти высохли. Александра сопит и икает.

— Но разве ты не хочешь еще детей?

— Конечно, хочу. Джеймс — самый лучший. С Кейт — хоть двадцать таких. В теории. В реальности — другая история. Дети — это трудно.

Александра кивает.

— Тебе надо поговорить со Стивеном. Ты измучила парня. Это жестокое и необычное наказание.

— А что если он посмотрит на меня по-другому?

— Не посмотрит.

— Откуда такая уверенность?

Я наклоняюсь вперед и пытаюсь подобрать правильные слова.

— Потому что… потому что когда Кейт была беременна Джеймсом? Она была большая, словно дом — и мне все равно хотелось ее трахнуть также сильно, как мне хочется этого сделать прямо сейчас. Потому что когда я смотрю на нее? Я вижу просто Кейт… женщину, которая вошла в мою жизнь пять лет назад и навела в ней беспорядок. Которая встряхнула меня и перевернула с ног на голову, и сделала меня… лучше. Поэтому даже когда она станет морщинистой и седой? Она останется все той же Кейт. Она все равно будет заставлять меня смеяться и сводить меня с ума… и все равно будет любить меня больше, чем я того заслуживаю.

В последний раз Александра вытирает глаза моей футболкой. Она становится похожей на себя.

— Значит, ты говоришь, что я раздуваю из мухи слона?

— Я говорю о том, что если ты расскажешь Стивену, то это уже не будет выглядеть таким страшным.

Она слегка мне улыбается.

— Ты прав. Я знаю, что ты прав. Я поговорю с ним сегодня вечером.

— Хорошо.

Александра поднимается, наклоняется и обнимает меня. Я сжимаю ее в ответ, давая ей понять, что я готов ее поддержать. Выслушать, и надрать ей задницу при любой возможности.

— И, смотри, чтобы у тебя не вошло в привычку рассыпаться на части, — отчитываю ее я. — Эксклюзивные права на саморазрушающее поведение в этой семье у меня.

Она усмехается и направляется в дом. Потом останавливается и поворачивается ко мне.

— Эй, Дрю?

— Да?

— Когда ты успел стать таким умным?

Это просто.

— Лет пять назад.

***

Покончив со своим сэндвичем, я отправился в спальню, чтобы разбудить Кейт. Но когда я туда пришел, она уже встала и была в душе. Напевая песню, пока моет тело, которым обладаю я.

Nobody does it half as good as you

Baby, you’re the best10

Ее голос разливается по ванной комнате. Это дурацкая песня — Карли Саймон — из какого-то Джеймса Бонда, снятого в семидесятых. Но где-то внутри мне все равно приятно, и эти звуки разливаются у меня в груди. Потому что насколько я уверен в том, что однажды Долорес поместят в больницу для душевнобольных, также и уверен, что Кейт поет обо мне. Я складываю руки, облокачиваюсь о дверь и наблюдаю за ней через запотевшее стекло. Под горячей струей воды она отклоняет голову назад. Корпус ее тела гордо выгибается — это будет пособлазнительнее, чем у любой стриптизерши в Вегасе. Ее длинные волосы слегка задевают ее зад, поигрывая в прятки с татуировкой бабочки у нее на пояснице.

Кейт выключает воду и выходит из душа. Она улыбается, когда видит меня.

— Привет. Где ты был?

Мне, наверно, следует подать ей полотенце. Это было бы вежливо с моей стороны. Кафель на полу ванной холодный и набухшие соски подтверждение тому, что она озябла. Но вы же на самом деле не думаете, что я это сделаю, не так ли?

Да ладно.

Можно подумать, я когда-нибудь упущу шанс трахнуть глазами Кейт Брукс, когда она вся такая мокрая, с голой задницей. И торчащие соски просто восхитительны. Поэтому, словно смешливый, развратный мальчишка, который до сих пор является частью меня, я не делаю ни малейшего движения, когда Кейт скачет на цыпочках через всю ванну и хватает с крючка халат на дальней стене, потом укрывает мой любимый вид.

— Я был на террасе с Александрой.

Кейт наматывает себе на голову второе полотенце, словно корону, как это умеют делать только женщины. Потом обеспокоенно хмурится.

— Она и вправду сама не своя в последнее время. Надеюсь, она расскажет мне сегодня вечером, что происходит между ней и Стивеном.

— Я тебя уже опередил. Все улажено.

— Что случилось?

Я протягиваю руку к душу и включаю его на полную. Потом стягиваю свои боксеры. Не смотря на всю серьезность разговора, Кейт также слегка пожирает меня взглядом.

Мило.

— Ее фабрика по производству детей получила досрочное предписание о закрытии в счет погашения кредита.

— Что это значит?

— Доктор сказал ей, что у нее менопауза.

Кейт кладет себе руку на грудь, сочувственно вздыхая.

— Но она еще так молода!

Я киваю.

— Да, она просто подавлена из-за этого. Она боялась рассказывать Стивену, но я убедил ее поговорить с ним позже. Скоро у них все будет нормально.

Кейт выпучивает глаза.

— Ты убедил ее поговорить со Стивеном?

— Ну.

— Как тебе это удалось?

— Она говорила, выплакала все глаза, а я… утешил… ее.

Теперь Кейт в замешательстве.

— Ты утешил ее?

— Ты что, чертов попугай? Да, я утешил ее — почему ты так шокирована?

Кейт складывает руки на груди.

— Ну, давай посмотрим. Может, это потому что твои представления об утешении Маккензи, когда умер ее кот, состояли в том, чтобы сказать ей не грустить, потому что теперь Снежок с его кошачьими друзьями в аду?

Наверно, я сказал это не так.

— Или, может потому что, когда моя мама пропустила крестины Джеймса из-за урагана, ты утешил ее, сказав, что когда он вырастет, все равно едва ли будет знать, кто она такая?

Некоторые люди просто не терпят правды.

— Потом, как-то раз…

Я закрываю ее остроумный ротик своей рукой. Ее темные, глубокие глаза смотрят на меня с теплотой и заигрывающим обожанием.

— Я согласен, не все способны воспринимать мой особенный тип утешения. Но в данном случае, Александра смогла. Из-за меня, она и Стивен на пути к воинственному блаженству. За это я заслуживаю шлепок по попке. Если ты поласкаешь меня рукой — тоже сойдет.