— Да, братан, рассчитывай на меня.

Я возвращаю ему игру, а он говорит:

— Клево. Увидимся в 21–00.

Потом он салютует мне и направляется к выходу.

Я беру свой портфель и спортивную сумку и выхожу спустя несколько минут. По пути к лифту я заворачиваю в кабинет Дрю.

Он стоит, склонившись над своим столом с бумагами, делая какие-то пометки красной ручкой в документах.

— Привет.

Он поднимает взгляд:

— Привет.

— Сегодня в девять Икс-бокс. У Стивена новый Call of Duty.

Переключая свое внимание снова на документ, Дрю говорит:

— Я не могу. Мне надо быть здесь хотя бы до десяти.

Люди, о которых я говорил, что живут ради работы? Дрю Эванс — такой тип людей.

Но ему это подходит. Он не какой-то там задрыпанный, удрученный работяга — совсем наоборот. Дрю по-настоящему наслаждается рутиной; он получает кайф от переговоров, даже если это надоедливая реклама. Потому что он знает, что он может заключить эту сделку, что он, возможно, единственный, кто может это сделать.

Ну… по крайней мере до тех пор, пока наши ряды не пополнились одной брюнеткой.

Я смотрю через холл на кабинет Кейт. Она за своим столом, зеркальное отражение Дрю — только сексуальнее. Облокачиваясь на стул, я говорю:

— Слышал, что Кейт уже близка к подписанию с Фарматаб?

Все еще не понимая глаз, он раздражительно бормочет:

— Угу, слышал.

Я улыбаюсь.

— Лучше бы тебе пошевелиться, друг. Если она заключит эту сделку, твой старик будет так поражен, что я не удивлюсь, если он захочет ее удочерить. А инцест — даже между усыновленной родней — запрещен в Нью-Йорке.

Издеваются друг над другом — вот, что обычно делают друзья. Это подобие того, как девушки обычно целуют воздух, прижимаясь друг к другу щекой. Знак привязанности.

— Хотя я думаю инцест не проблема здесь, судя по тому, как она тебя отшивает.

— Иди в задницу.

Я усмехаюсь.

— Не сегодня, дорогой. У меня голова болит.

Потом я иду к двери.

— Удачи.

— Пока.

* * *

После того, как я выхожу из офиса в подземный переход, как я это делаю каждый день после работы, чтобы пойти в спортзал. Это в Бруклине, то еще местечко. Кто-то назовет его свалкой, но для меня это неограненный алмаз. Пол твердый и грязный, заваленный вдоль стены потертыми красными сумками. Перед треснутым стеклом навалены гири, пластмассовый контейнер, заполненный скакалками, стоит возле гребного тренажера. Здесь нет скучающих домохозяек, одетых в спандекс, которые только и думают, как бы кого-нибудь подцепить или демонстрируют последние достижения косметики. Здесь нет орбитрека или хай-тек беговых дорожек, как, например, у нас в офисе. Я прихожу сюда попотеть, растянуть свои мышцы до предела при помощи проверенных временем упражнений. А больше всего, я прихожу сюда из-за боксерского ринга, который в центре спортзала.

Мне было двенадцать, когда я впервые посмотрел Рокки. Там место действия Филадельфия, но это могло произойти и в Нью-Йорке. С тех пор я стал фанатом бокса. Я не собираюсь бросать работу, чтобы тренироваться на титул боксера тяжелого веса или что-то такое, но нет лучшей тренировки, чем несколько раундов на ринге против достойного противника.

Ронни Батлер — пятидесятилетний, щетинистый мужичок в серой футболке с толстой золотой цепью с крестом на шее, который сейчас стоит в углу ринга, выкрикивая замечания двум спарринг-партнерам, танцующим друг вокруг друга — является собственником этого места. Ронни — не ангел, но он хороший человек, и еще лучший тренер.

На протяжении многих лет я по кусочкам собирал информацию, которая у него проскальзывала, когда я оставался здесь один перед закрытием. В конце восьмидесятых, Ронни был большой шишкой на Уолл-Стрит и жил своей мечтой. Потом, в один пятничный вечер он ехал со своей семьей в Хэмптонс на выходные. Из-за того, что он задержался на работе, им пришлось поздно выехать, а сонный водитель грузовика, клевавший носом за рулем, выехал на встречную полосу, и столкнулся лоб в лоб с БМВ Ронни. Он отделался лишь сотрясением и трещиной бедра. А его жена и дочь не выжили.

Несколько лет он провел, утопая в бутылке, и чуть больше приходя в себя от запоя. Потом он воспользовался своими сбережениями и купил это место. Он не превратился в жалкого или печального человека, но я также не могу назвать его счастливым. Думаю, спортзал помогает ему держаться, дает ему причину просыпаться по утрам.

— Отступи, Шонази! — кричит Ронни на одного бойца, который прижимает своего партнера к канатам, поколачивая его по ребрам. — Господи, это же не Вегас, дай парню вздохнуть.

Тот Шонази просто придурок. Знаете таких — молодые горячие головы, такие идиоты запросто могут выскочить из своей машины, чтобы отметелить какого-нибудь глупца, который посмел подрезать их на дороге. Вот еще одна причина, почему мне нравится бокс — отличная возможность поставить всякого идиота на место и при этом тебя не привлекут за нападение. Шонази уже несколько месяцев подначивает меня на борьбу на ринге, но нет никакого удовольствия драться с кем-то, у кого такая никчемная техника. Не важно, как сильно они наносят удары, у них нет шанса на победу. Я жду, когда он станет лучше — тогда надеру ему задницу.

Я ловлю взгляд Ронни, когда он заканчивает бой и приветствую его кивком головы. Потом направляюсь в раздевалку, переодеваюсь и полчаса бью по боксерскому мешку. Потом иду на гребной тренажер до тех пор, пока мои бицепсы не начинают ныть, а ноги не превращаются в желе. Заканчиваю десятиминутными прыжками на скакалке, что может показаться легким, но это не так. Попробуйте попрыгать на ней хоть вполовину меньше, и я готов поспорить, вам покажется, что у вас сердечный приступ.

Когда ринг становится пустым, я выступаю три раунда против Джо Уилсона, юриста с пригорода, с которым я сражался и раньше. Джо — хороший соперник, но победа явно на моей стороне. После этого мы по-дружески стукаемся перчатками, и я возвращаюсь в раздевалку и собираю свои вещи. Хлопаю Ронни по спине по дороге к выходу, пробегаюсь по тротуару и сажусь на метро до дома.

* * *

Мне не стыдно сказать, что мои родители обеспечили меня жильем после колледжа. В то время, эта квартира была едва ли мне по карману. Месторасположение отличное — в шаговой доступности до работы и в поле зрения Центральный Парк. Так как я живу здесь со времен колледжа, здесь нет особого стиля, которого вы обычно ждете увидеть в доме успешного бизнесмена. Оглядитесь.

Черные кожаные диваны стоят перед телевизором с большим экраном и первоклассной звуковой и игровой системой, которая лежит на стеклянной полке под ним. Кофейный столик тоже стеклянный, но со сколами по кругу от многолетнего контакта с чьими-то ногами и стеклянными бутылками. На стене висит расплывчатая картина горной вершины знаменитого японского художника, а напротив нее находится моя ценная коллекция винтажных бейсбольных кепок. В углу стоит освещенная витрина, демонстрирующая кристальную награду с надписью ЗА ОТЛИЧИЕ В ИНВЕСТИЦИОННОМ УПРАВЛЕНИИ, которую я получил в прошлом году… и подлинный шлем Боба Фетта, со съемок Звездных Войн. Встроенные книжные полки из темного дерева заставлены коллекционной спортивной символикой, книгами по искусству, фотографии и банковскому делу, а также кучей различных фотографий с изображением семьи и друзей и лучших моментов моей жизни. Фотографии, которые я сделал сам.

Фотография — это мое хобби. Позже вы об этом узнаете побольше.

В столовой, вместо абсолютно бесполезного формального стола и стульев, стоит биллиардный стол и игрушка Космические захватчики. Но моя кухня полностью укомплектована — черная гранитная столешня, итальянские мраморные столы, приборы из нержавеющей стали, кухонная техника, которой бы позавидовал сам Эмерил.[6] Мне нравится готовить, и у меня хорошо получается.

Может, путь к сердцу мужчины и лежит через его желудок — но это, определенно маршрут в женские трусики. Для женщин, мужчина, который чувствует себя свободно на кухне — это большой куш. Скажите мне еще, что я не прав.

Как ни крути, моя квартира офигенная. Она большая, но удобная. Производит впечатление, но не отпугивает. После того, как я принял душ в стеклянной кабинке, я вытираюсь и с минуту смотрю на свое отражение в зеркале в полный рост. Мои обычно светло-коричневые волосы сейчас темные, потому что мокрые и нелепо торчат в разные стороны от того, что я вытер их полотенцем. Надо бы подстричься — они непослушно вьются, когда сильно отрастают. Потираю щетину на лице, но не собираюсь бриться. Поворачиваюсь боком и поднимаю руку вверх, сгибая ее, чтобы посмотреть на свои бицепсы, испытывая чувство гордости при виде выпирающих мышц. Я не объемистый, как какой-нибудь качок, но я подтянутый, стройный и сильный, ни одного лишнего сантиметра, чтобы ущипнуть меня за кубики.

Возможно, вам покажется идиотским, что я рассматриваю себя в зеркале, но поверьте мне — это делают все парни. Мы просто не любим, когда нас застают за этим занятием. Но когда тратишь на свое тело столько времени, сколько это делаю я, результат того стоит.

Я натягиваю пару трусов, потом разогреваю чашку с остатками пасты и курицы. Я не итальянец, но если бы я мог, я бы ел это каждый день. Время показывает девять тридцать, когда я заканчиваю мыть посуду. Да, я — мужчина, который моет за собой посуду.

Завидуйте, дамы — я вымирающий вид.

Потом я падаю на свою прекрасную, королевского размера кровать и достаю золотую карточку из своих брюк

Я разглядываю буквы на светло-зеленой карточке.


ДИ УОРРЕН

ХИМИК

ЛИНТЕРНОЕ ГОРЮЧЕЕ


И я вспоминаю нежную гладкую кожу, которая выпирала за пределы ее узкой розовой рубашки. Мой член дергается — наверно, он тоже это помнит.