И сейчас перед домиком стояло три или четыре юных дарования — видимо, учащиеся художественной школы при Национальной галерее — и кто маслом, а одна девушка пастелью с разных ракурсов рисовали этот симпатичный маленький домик.

Дели оглянулась, ища памятник Куку, но так и не увидела его поблизости. Тогда она подошла к девушке, которая рисовала пастелью, и спросила:

— Извините, вы не подскажете, где памятник Куку?

— Его перенесли в другое место, на улицу Кука, в городе. А здесь будет другой памятник, — ответила девушка.

— Понятно. Видимо, копия?

— Не знаю, его тоже делает мистер Крайтон, да вы спросите у него сами, вот он, — понизив голос, шепнула девушка и кивнула в сторону одного из рисующих.

У Дели похолодело в груди, она почувствовала, как застучало сердце, и, сказав «спасибо», она медленно стала поворачивать голову, куда указывала девушка.

Дели готова была увидеть все что угодно, но только не это. Ей показалось, что это совсем еще юный молодой человек, с роскошными густыми, длинными кудрями желтовато-золотистого цвета, которые чуть ли не спадали на плечи. Она видела лишь его тонкий, одухотворенный профиль и начала думать, что девушка пошутила или ошиблась. Он быстро и вдохновенно рисовал маслом лужайку перед домиком Кука и так был погружен в свою работу, что, видимо, не замечал того, что его бархатная черная блуза, а вместе с ней и подбородок и пальцы, были испачканы неаполитанской лазурью, охрой и белилами.

Дели поискала взглядом Максимилиана. Тот стоял позади нее и, улыбаясь, смотрел на этого студента художественной школы.

— Вот и встретились раньше времени, — сказал он Дели. — Давай, я тебя познакомлю. Вон тот в черном — это и есть Берт Крайтон, про которого ты меня вчера расспрашивала.

— Никогда бы не подумала, что скульпторы такие, — растерянно протянула она.

— А какие они должны быть, по-твоему, — усмехнулся Максимилиан.

— У скульпторов обязательно большие и крючковатые руки, они с бородой, у них красное мясистое лицо, и вообще, они похожи на Микеланджело или, по крайней мере, на его фрески.

Максимилиан снова усмехнулся:

— Я даже не знаю, какие они должны быть, но мой родственник такой, какой уж есть.

— Но ему на вид столько же лет, сколько моему Гордону, — недоуменно сказала Дели и добавила: — И это от него я получила цветы?..

Максимилиан громко рассмеялся.

— А ты надеялась завести с ним роман? — спросил он, но тут же одернул себя, испуганно взглянув на Дели. — Опять? Опять я что-то не то говорю?

— Все то, очередные глупости ты говоришь, — улыбнулась Дели. — Не надо его отвлекать, он так увлечен…

— Ничего страшного, он постоянно увлечен, — сказал Максимилиан и подошел к Берту со спины.

Он некоторое время смотрел, как на холсте быстро появлялись контуры пальм и зеленых кустов; Берт или не видел, или не хотел оглянуться, чтобы узнать, кто стоит у него за спиной.

Дели тоже подошла и взглянула на то, что делал Берт Крайтон. Это был вполне профессиональный этюд маслом, может быть, несколько поспешно и небрежно написанный, на холсте она увидела контуры памятника Куку, которого сейчас не было на лужайке.

— Берт, — тихо сказал Максимилиан.

— Угу, сейчас, — не отрываясь от работы, ответил Берт. — Это кто-то знакомый… Это ты, что ли?

— Да, Максимилиан. Берт, однако ты невежлив, как всегда…

— Почему? Не видишь, я занят.

— Я не один, ты не хочешь посмотреть, кто со мной?

Максимилиан бросил короткий взгляд на Дели и увидел, что у нее на скулах появились небольшие пятна румянца, видимо от жаркого солнца.

— Очень хочу, сейчас… Еще секундочку… Ну вот, пожалуй, все, — сказал Берт и, бросив на этюдник маленькую овальную палитру и кисть, обернулся к Максимилиану.

Но взгляд его встретил Дели.

Она увидела, что на нее смотрят большие миндалевидные глаза светло-коричневого цвета с золотистыми искорками. Его брови были очень длинными и абсолютно черными, а маленькие тоненькие усики, тянувшиеся словно щеточка по краю губы, были совершенно каштановые, даже почти рыжие. Дели поразилась этому странному разнообразию цвета волос. Но не только это поразило ее. Она увидела, что возле его бледных скул и по краям глаз были обильные мелкие морщинки. Бледный лоб тоже бороздили глубокие морщины, так что сейчас ему можно было дать лет тридцать восемь — сорок. Но в его роскошных больших кудрях она заметила только желтизну ржаной соломы, и ни одного седого волоса при первом взгляде в его густой шевелюре не блестело. Его чуть припухлые яркие губы были полураскрыты, а посреди нижней губы виднелась зеленая полоска, оттого что он зажимал кисть зубами.

«Золотые искорки, совершенно золотистые, как у Адама!» — пронеслось в голове у Дели, когда она смотрела в его глаза.

Она опустила голову чуть ниже, теперь ее глаза смотрели на Берта сквозь тонкую белую вуаль.

— Максимилиан, — протянул он довольно высоким, певучим голосом. — Я просто потрясен… — сказал он, по-прежнему глядя в глаза Филадельфии.

— Неужели? И что же тебя так потрясло? — спросил Максимилиан не без самодовольства.

— Я думал, когда ты вчера позвонил… — сказал он и, замявшись, перевел взгляд на Максимилиана. — Ну, здравствуй, я рад вас видеть, тебя и…

— Филадельфия Гордон, — представил Максимилиан Дели.

— Крайтон. Берт Крайтон, мисс Гордон, — чуть кивнул он.

— Я также приятно удивлена, мистер Крайтон. Я о вас достаточно наслышана…

— Я тоже удивлен. Максимилиан говорил, что вы художник, я думал, что это, как бы сказать, я думал, что вы ученица художественной школы, а я там сейчас преподаю скульптуру и знаю почти всех учащихся… Я думал, Максимилиан пошутил, сказав, что вы известный художник, хотя, впрочем, я уже не помню, о чем был разговор; извините меня, мисс Гордон, — замялся он и стал укладывать кисти, вытирая их тряпкой, в маленький пенал.

— Вы извините, что оторвали вас от работы, мистер Крайтон, — сказала Дели, глядя на него сквозь пелену вуали.

— Что вы! Я уже закончил, я очень рад, что встретил вас здесь. Как вы здесь очутились?

— Просто гуляли, вот и все. Мельбурн, оказывается, слишком тесен, — сказал Максимилиан и блеснул браслетом, украдкой взглянув на часы. — Но мы сегодня как договорились, Берт?

— Да, конечно, Макс, я буду просто счастлив отобедать в присутствии мадам Гордон, — сказал он с французским прононсом.

— Не вижу никакого счастья, — сказала Дели холодно, взяв Максимилиана под руку. — Или это комплимент?

— Нет. Хотя — да, — усмехнулся он и, казалось, смутился еще более.

— Дели, Берт любит говорить комплименты, так что придется привыкнуть, — сказал Максимилиан и снова украдкой взглянул на часы.

— Я думала, известный скульптор должен быть гораздо старше, — сказала Дели и услышала в своих словах ироническую, почти язвительную усмешку.

— Ну, мисс Гордон, я ненамного старше вас, мне кажется; а Максимилиан говорил, что вы известная художница, так что я, в свою очередь, тоже могу удивляться. Я слышал о вас нечто хорошее — о, но это было так давно, что я уже не помню. Вы, видимо, покинули небосклон австралийской живописи, ваше искусство теперь радует американцев или французов, не так ли?

«Что он сказал! Он с ума сошел, или издевается, или действительно так считает?! Вроде бы он говорил совершенно серьезно, неужели ему действительно кажется, что мы с ним по меньшей мере одного возраста?!» — проносились мысли в голове Дели.

— Да, я уезжала, я долго странствовала по реке, — уклончиво сказала Дели.

— Но сейчас, я уверен, вы собираетесь озарить австралийское искусство своим появлением, так же как озарили вдруг этот день для меня? — сказал Берт, чуть улыбаясь.

Дели увидела, что сеточка морщин возле глаз стала гуще и отчетливее от его мягкой улыбки.

— Вы испачкались в краске, — сказала она.

— Да? О, с головы до ног! — сказал он, оглядев свои руки и бархатную блузу.

— Вот здесь, на подбородке и на губах, — сказала Дели и, взяв у него носовой платок стала оттирать у него пятно на подбородке, затем несколько раз провела им по губам.

— Благодарю, мисс Филадельфия, извините…

— Что вы! Я сама, когда работаю, такая же бываю, даже хуже, — сказала Дели, чуть улыбнувшись.

— Однако нам пора, Берт, — сказал Максимилиан, нетерпеливо беря Дели под руку.

— Пора? Ах да! Это тебе пора, Макс, а я успею, — сказала она и подумала о том, заметил ли Максимилиан небольшие розовые пятна на скулах от посетившего ее странного волнения.

— Макс, такой чудесный день, куда торопиться? — вскричал Крайтон.

— Берт, мы встретимся вечером, у меня еще куча дел.

— Ну так оставь мне хотя бы мисс Гордон, иначе я не доживу до вечера, — сказал Крайтон, печально качая головой.

— Ну что ж, пожалуй, тебе, Дели, будет немного веселее — поговорить об искусстве, ведь ты жаловалась, что соскучилась по подобным разговорам. Если хочешь, можешь остаться, если, конечно, тебя не сведут с ума его комплименты. Не боишься этого?

— О, я не буду обращать на них внимания, — улыбнулась Дели.

— Ну, тогда я за тебя спокоен. Однако, Берт, может быть, сейчас не к месту говорить, но… я собирался сказать тебе вечером. Право, не знаю, как ты к этому отнесешься, но я вижу, что ты восхищен Филадельфией — и ты поймешь меня. Дело в том, что это моя, как бы тебе сказать… Скажу откровенно: Филадельфия — моя будущая жена, мы на днях отплываем в Лондон — я окончательно решил развестись, увы, с твоей сестрой…

— Максимилиан! Я ничего иного и не мог предположить! Мне, несчастному, остается только завидовать, и больше ничего! — воскликнул он с пафосом.