Дели понимала, что дети будут, мягко говоря, удивлены, а точнее — страшно взволнованы, узнав, что она плывет из Австралии в Европу.

От воспоминаний о детях у нее чуть шевельнулось в груди — видимо, совесть, — но, чтобы тут же избавиться от мыслей о детях, она подошла к окну и стала смотреть на многочисленные автомобили, проносившиеся по улице, прислушиваясь к едва слышным звонкам трамваев.

«Мама была права. Но почему она говорила, что Максимилиан не выдержит?..» — подумала Дели, щурясь от ярких лучей. Она вздохнула и почувствовала, что солнце так и не может поддержать в ней угасающее радостное настроение.

Максимилиан переоделся и сел к столу:

— Ты меня не ждала, и правильно сделала.

— Я ждала, только чуть перехватила, глотнула кофе. Давай, я тебе положу этот салат, — сказала она, накладывая ему на тарелку разных салатов.

— Спасибо-спасибо, я сам…

— Ты знаешь, до сих пор нет телеграммы от Бренни. Я думаю, что дети будут просто в шоке, когда узнают, что их мать сбежала от них не только в Мельбурн, но и вообще из Австралии, — грустно улыбнулась Дели.

— Прошу тебя! Прошу тебя, эти дети для меня хуже зубной боли! Дети — конечно, замечательно, но нельзя же вечно носить на своей шее их цепи! Не будем о них вспоминать…

— Ты мужчина, тебе хорошо, ты можешь сказать: «Не будем о них вспоминать», — укоризненно сказала Дели.

— Хорошо. Будем только о них и думать! Не пойдем сегодня никуда, не пойдем в ресторан, будем сидеть, или ходить из угла в угол, или кусать локти: «Ах, бедные маленькие дети, как они обойдутся без своей загулявшей мамы?!»

— Что значит «загулявшей»? — резко спросила Дели.

— Прости, дорогая…

— Нет, что значит «загулявшей»?!

— Ну извини, я неправильно выразился, — вяло улыбнулся он.

— Ты уверен, что ты неправильно выразился? — серьезно спросила Дели.

— Да, конечно, уверен! Дорогая, ты опять хочешь, чтобы я чувствовал виноватым себя?

— Нет, не хочу. Просто твои неосторожные слова рождают у меня страшные подозрения, что я действительно загулявшая мама, которая поверила богатому помми, — сказала она, с мольбой глядя в его глаза. Максимилиан выдержал ее взгляд, и она почувствовала в его серых холодных глазах какую-то теплоту. Или сожаление?

— Милая, я вижу, ты не успокоишься, пока…

— Да, пока мы официально не станем мужем и женой.

— Какие все-таки это условности! — вздохнул он, собираясь вновь приняться за еду.

— Может быть, и условности. Но нельзя так: год пожил в Австралии, потом вернулся к жене, потом снова поехал куда-нибудь к кому-нибудь; так нельзя, Максимилиан…

— Я согласен — так нельзя! Мы уже договорились. Давай не будем об этом? Такое чудесное утро, а ты хочешь испортить настроение себе и мне. Я не думаю, что это слишком разумное решение.

— Какой холодный расчет, — усмехнулась она. — «Разумное решение»…

— У нас предсвадебное путешествие, навряд ли разумно будет… Нет, о детях мы будем помнить каждый день, я согласен с тобой! Но неразумно сейчас каждый день укорять меня, что я еще не разведен, совсем неразумно…

— Ты прав, мой волчонок, мой лысый волк! — Она подошла к нему и, положив руки ему на грудь, поцеловала в небольшую розовую лысину с редким пушком волос.

— Вот так-то лучше, — сказал он, засунув в рот ветчину и запивая ее бутылочным английским пивом из холодного ведерка со льдом.

— Да, я согласна с тобой — так лучше, мой самовлюбленный помми, — вздохнула она и принялась доедать салат.

Она выпила немного пива, но оно ей совершенно не понравилось, и вкуса она совершенно не понимала — английское, или немецкое, или австралийское пиво — для нее оно было на один вкус.

— Макс, у меня очень важное предложение к тебе.

— Да-да, важные предложения выполняем в первую очередь, — ответил он жуя.

— Давай отправимся в Фицрой-парк, прямо сейчас?

— Я вижу, что ты уже собралась, я ждал, когда ты скажешь, куда тебя тянет. Но почему именно в Фицрой-парк?

— Просто мне хочется подышать свежим воздухом там. Там, помню, было много белок, в пруду плавают лебеди…

— Может быть, ты хочешь покататься на карусели? — спросил он совершенно серьезно.

Дели расхохоталась, чуть не подавившись, она закашлялась и ответила:

— Да, Максимилиан, мы решительно оба с тобой сошли с ума — карусели! Желание покататься на карусели, это уже близко к старческому слабоумию! Нет, мне кажется, я еще не дошла до этого. Значит, идем в Фицрой-парк, да?

— Да, конечно, но… У меня сегодня деловая встреча… — Он замялся.

— Опять это оборудование?

— Не только. Нужно подводить коммуникации, нужны фильтры для воды, я хочу заказать их здесь, в Мельбурне. Нужно еще позвонить управляющему: как идут дела…

— Разве ты с ним не разговаривал?

— Нет, я говорил по поводу труб. Боюсь, что слишком дорого обойдется… Нужно бурить скважину, чтобы брать чистую воду для пива, река страшно грязная. Нужно еще и этот вопрос окончательно решить: на какой глубине залегает вода; делать пробное бурение и прочее-прочее… — Он махнул рукой.

— Разве ты не доверяешь управляющему?

— Конечно, доверяю, а что такое?

— Так пусть он все решит.

— Нет, тут вопрос финансовый: мне нужно будет перевезти из Мельбурна деньги в Марри-Бридж, и там еще куча проблем…

— Понятно, значит, Фицрой-парк отменяется!

— Ни в коем случае! Кто капитан на корабле? Ты или я? — сощурился он.

— Конечно, ты!

— Нет, конечно, ты, дорогая! Первым делом — Фицрой-парк, а какие-то там трубы — это все пустяки, верно?

— Максимилиан, ты опять шутишь. Ничего страшного… — Она хотела сказать: «Я одна могу прогуляться», но смолчала. — Я посижу, поскучаю здесь или поеду в супермаркет, если ты дашь немного денег. К сожалению, я не могла взять все деньги у детей, прости, о детях не будем! Лучше о деньгах…

— Я предлагаю: мы сначала отправимся в парк, потом на такси я довезу тебя до супермаркета, а сам поеду в банк и к Холлидею, так пойдет?

— Оказывается, ты гений, Макс! — воскликнула она.

— Спасибо, что напомнила, дорогая, — сказал он невозмутимо.

Дели рассмеялась и, плеснув себе кофе, взяла чашку и побежала в спальню; как это ни глупо, но ей не терпелось надеть впервые в жизни белую шляпку.

Она около десяти минут стояла перед зеркалом, то снимая, то опять надевая шляпку; расчесывая волосы, взбивая их, укладывая; надевая шляпку, потом снова снимая и опять расчесываясь. И так снова и снова, временами отпивая из чашечки кофе. Наконец она поняла, что ветер все равно разбросает волосы, и, причесавшись последний раз, вышла в гостиную.

Максимилиан, увидев ее, закончил телефонный разговор и, быстро поднявшись из кресла, сказал:

— Я готов, а ты?

— А я тем более.

— Вот и замечательно. — Он нажал кнопку звонка, через минуту появилась горничная — та самая, молоденькая.

Максимилиан сказал, чтобы увезли посуду, и она прибралась в номере.

Было не так жарко, как вчера, ветерок почти не чувствовался, и Дели сразу же забыла, как лежат ее волосы.

Они сели в вызванное такси и оправились в Фицрой-парк.

5

Такси проехало мимо здания парламента, за которым раскинулся Сад казначейства, который почти вплотную примыкал к Фицрой-парку. Дели, увидев зеленеющие луга и широкие кроны тропических фикусов, подумала, что это и есть Фицрой-парк, но машина двигалась дальше, мимо больших старых берез и плакучих ив над прудами, которые росли вперемежку с кокосовыми пальмами.

Фицрой-парк встретил их запахами цветущей сирени, азалии и рододендронов. По дорожкам бегали дети, прохаживались мамы с плетенными из прутьев колясками.

Взглянув на Максимилиана, на то, как он рассеянно озирается по сторонам и хмурится, Дели поняла, что он совсем не хочет терять здесь время.

Дели, чтобы попытаться хоть как-то развеселить его, чересчур весело и оживленно воскликнула:

— Ой, какая прелесть, давай покормим его! — показала она на ручного страуса эму, который ходил, привязанный за ногу к руке фотографа, вышагивая возле большого фотографического аппарата на треноге.

Фотограф курил трубку и читал газету, ожидая желающих запечатлеть экзотику. Максимилиан кисло улыбнулся и пошел вслед за Дели. Она приблизилась на безопасное расстояние к страусу, который посматривал на нее одним глазом, и боязливо протянула к нему руку, шевеля пальцами. Страус вытянул шею к руке, ожидая лакомства. Фотограф убрал газету и вежливо улыбнулся:

— Вы хотите покормить? Я могу дать немного французской булки, может быть, желаете сфотографироваться? Он совсем ручной, очень любит, когда дети на него садятся.

— Ну, я думаю, мы не будем на него садиться, правда, Максимилиан? — спросила Дели, беря из рук фотографа протянутый кусок булки и осторожно приближая его к клюву страуса. Тот выгнул шею и быстро схватил предлагаемое. Затем вопросительно посмотрел на Максимилиана.

— У меня ничего нет, — ответил Максимилиан. — Благодарю вас, мы непременно сфотографируемся на обратном пути, — сказал он фотографу тоном, не терпящим возражений.

Дели хотела сказать «как хочешь, дорогой», но он даже на нее не посмотрел, а, задумавшись, пошел вперед по дорожке.

— Непременно буду вас ждать, буду очень рад, — крикнул им вслед фотограф.

Дели слегка помахала ему рукой и пошла за Максимилианом.

— Макс! Давай посмотрим домик капитана Кука.

— Давай, — безразлично сказал он.

Они пошли вдоль небольшого пруда, в котором черные лебеди и многочисленные крикливые чайки дрались из-за кусочков хлеба, которые им бросали дети; затем вышли на аллею кокосовых пальм и цветущих азалий. Подойдя к домику Кука, Дели невольно им залюбовалась: она неоднократно видела его на рисунках и акварелях учащихся художественной школы. Он был действительно милым — трогательный коттедж с крошечными окошками, по его каменной стене ползли ветви вьющегося розового куста. На шесте возле домика, как обычно, развевался английский флаг.