Бэтси Нант - Все реки текут — 2

Там, где реки текут, там всегда есть жизнь. Жизнь дают реки.

Реки любви.

И не иссыхает река, пока живо сердце человеческое. Река любви. Она может уйти под землю, может обмелеть, почти пересохнуть в знойное лето или зарасти тиной; может на пути реки возникнуть затор из мертвых деревьев, из камней сердечных, но пока Господь дает жизнь — течет, течет река… Река любви. И дает жизнь всему…

Дели улыбалась. Семидесятидевятилетняя, со скрюченными ревматическим артритом пальцами и негнущимися коленями. Дели стояла в купальнике, погруженная почти по пояс в морскую воду. И, глядя на сверкающую под жарким солнцем рябь морской воды, улыбалась.

Она была счастлива. Да, счастлива, хоть и не вяжется это слово со столь преклонным возрастом!

С двух сторон ее поддерживали под руки сиделка мисс Бейтс и внучка Вики, которая так любезна была сегодня. Какой радостью был для Дели этот телефонный звонок Вики, когда та сказала в трубку мисс Бейтс, которая подошла к телефону, что приедет показать бабушке свою новую машину. Этот приезд Вики был настоящим праздником для Филадельфии Гордон — семидесятидевятилетней старухи с вечно холодными руками, бледным, безжизненным лицом, но яркими-яркими, посветлевшими от прожитых лет, но невыцветшими глазами голубого цвета незабудки.

Внучка Филадельфии Гордон так и не услышала от бабушки похвалы или хотя бы какого-либо замечания по поводу ее новой машины — подержанного «шевроле». А Дели Гордон совсем не интересовала машина Вики, она просто забыла обратить на «шевроле» внимание; ее интересовало одно — воспоминания. Воспоминания, которых с годами становилось все больше и больше, они теснились в ее памяти и не давали по ночам спать. И все, что она помнила — и счастливые и печальные моменты, и потеря любимых и дорогих людей, — все это было теперь для нее так живо и отчетливо, что Дели даже путалась во времени, и ей казалось, что сейчас то 1936 год, то даже 1893-й. Дели было совершенно не важно, какой сейчас год, для нее становилось все важнее одно: с кем она встретится там, когда перейдет за черту бытия? Увидит ли она своих родителей, погибших в кораблекрушении и так и не увидевших Австралию, ставшую родиной для Дели; увидит ли Брентона? Встретит ли она свою первую любовь — юного Адама? Будет ли она снова с восхищением, как когда-то, смотреть на свой давний идеал женщины — гувернантку пятнадцатилетней Дели — мисс Баретт. Да, ту самую мисс Баретт, в которую был влюблен Адам Джемиесон, ее первый возлюбленный. Первый? Нет-нет, скорее всего первой любовью для нее была живопись. Первой любовью была страсть к рисованию. Видимо, она для этого и родилась. Чтобы любить! Любить искусство, любить людей, так давно уже ушедших из жизни ее возлюбленных. Чтобы любить своих внуков. Она уже стала забывать, сколько у нее внуков, кажется, восемь. Да-да, восемь. Ах, как все-таки подводит память.

Но чем дальше она погружалась в глубину прошедших лет, тем воспоминания были более отчетливыми, как будто все происходило вчера или на прошлой неделе. И воспоминания возникали в ее памяти не живыми картинами, а живой и дышащей свежими яркими красками акварелью. Но эти акварели прошедшего были такими чувственными, имели столько запахов, звуков, и, что самое главное, от них исходила страсть — от этих акварельных воспоминаний! И эти акварели неумолимо все более и более властно затягивали в себя реальную жизнь Дели, и она со своими воспоминаниями не могла, да и не хотела бороться.

— Ах, придержите меня немного. Я хочу поплавать, — сказала своим провожатым Дели и протянула в сторону Вики полусогнутые руки, обтянутые сморщенной бледной кожей в многочисленных старческих пигментных пятнах.

Мисс Бейтс, сиделка Филадельфии Гордон, ничего не сказала, только сокрушенно покачала головой, не одобряя безрассудство Дели, и укоризненно посмотрела на Вики.

— Бабушка! Дорогая, вы совсем как ребенок! Разве можно плавать с вашими руками, с таким артритом это просто невозможно! — воскликнула Вики, придерживая Дели за руки.

— Ах, Вики. Это же последнее мое желание. И я хочу, чтобы ты вместе с мисс Бейтс помогла мне его осуществить, — улыбнулась Дели.

— Ну почему же последнее? Вы еще будете очень долго жить! — воскликнула Вики, и в ее голосе слышалось неподдельное негодование, словно она и в самом деле верила (а может быть, так оно и было на самом деле), что ее бабушка проживет по меньшей мере еще лет пятнадцать.

Дели серьезно посмотрела на Вики и ответила:

— Да-да, Вики, я буду жить в ваших сердцах долго. По крайней мере, я хочу на это надеяться.

Дели пожала слабыми, едва гнущимися пальцами запястье Вики.

— Но только я хочу немного поглубже, всего на несколько футов. Здесь такой чудный песок, и вода совсем теплая. Совсем теплая, — повторила Дели, и вновь снежная рябь солнечных зайчиков, прыгающих по морской глади, ударила ей в глаза, так что она сощурилась, и на ресницах от слишком яркого солнца выступили слезы. И снова память понесла Дели прочь, в прошлое. Но Филадельфия Гордон замотала головой, пытаясь, словно комаров, отогнать воспоминания, и это ей удалось. Однако сопровождавшие Дели этого совсем не поняли, а скорее наоборот.

— Помогите же, мисс Баретт, — требовательно обратилась Дели к мисс Бейтс.

Мисс Бейтс, казалось, нисколько не удивилась, она лишь мягко поправила Дели:

— Вы ошиблись, я мисс Бейтс.

Вики сделала удивленное лицо и вопрошающе посмотрела на мисс Бейтс, как бы спрашивая, что с ее бабушкой — она просто заговаривается от старости или это что-то посерьезнее, наподобие прогрессирующего старческого склероза? Но мисс Бейтс, казалось, не заметила вопроса в ее взгляде, она оставалась невозмутимой и сдержанно-вежливой, какой и подобает быть образцовой сиделке.

Дели засмеялась старческим, надтреснутым голосом:

— Вы думаете, я уже совсем выжила из ума? Нет, милая, я прекрасно знаю, что вы мисс Бейтс, но я хочу, чтобы вы были сейчас Дороти Баретт, хочу, чтобы мне было пятнадцать лет, как когда-то, и чтобы вы — Дороти Баретт — научили меня плавать. Я ведь уже разучилась, вы же видите! — засмеялась Дели, краем глаза посмотрев на ничего не понимавшую Вики.

— А кто это такая — мисс Баретт, что учила мою бабушку плавать? — спросила Вики.

— Это была моя гувернантка, магистр гуманитарных наук, я когда-то была просто влюблена в нее. О-о, в пятнадцать лет в той глуши в Эчуке она была просто верхом совершенства для маленькой несмышленой девочки, которая так хотела научиться рисовать. Среди овец и аборигенов лубра она казалась Афродитой для меня, а уж для Адама так тем более. Ах, Адам… — Дели вздохнула и замолчала. — Адам, дай мне руку, как когда-то. — Дели протянула руку к Вики и схватила ее за локоть. — Думаю, соленая вода не повредит моим суставам.

Вики бережно поддержала Дели, и они сделали несколько шагов в направлении более глубокого места.

— Здесь, где в море впадает река, вода не слишком соленая, так что можно не беспокоиться, — поддержала шутку Вики. — Хорошо, я на все готова, пусть я буду Адамом. Желания моей любимой бабушки нужно выполнять, — улыбнулась Вики и подмигнула одним глазом мисс Бейтс, как бы ища у нее одобрения и поддержки в этой старческой игре. Игре в воспоминания.

— Спасибо тебе, Вики, ты, как всегда, меня утешишь. Благодарю, что ты не сердишься за мои глупости, — сказала Дели и снова сузила глаза, глядя на солнечные зайчики. — Вода такая теплая, ласковая… Ласковая, как… как первый комплимент. — Дели вздохнула.

— Мы слишком долго находимся в воде. Я снимаю с себя всякую ответственность, — равнодушно сказала мисс Бейтс Вики.

— Ничего, бабушка у нас крепкая. Я уверена, что это купание пойдет ей на пользу, — ответила Вики.

— Вода ласковая, как… последняя любовь, — вздохнула Дели. Казалось, она разговаривает сама с собой. Она помолчала и посмотрела прищуренными глазами на Вики. — Ты знаешь, что такое последняя любовь? Счастливая, ты еще не знаешь, что это такое — последняя… — Дели замолчала. Она сделала шаг вперед, поддерживаемая Вики, и нога у нее подвернулась, попав в углубление возле небольшого камня под водой, и, если бы Вики не обхватила крепко Дели за талию, она бы ушла под воду.

— Ну вот, бабушка. Мы чуть не утонули! — воскликнула Вики. — Нам пора на берег, пойдемте потихоньку. — Вики попыталась развернуть Дели к берегу, но та, казалось, не слышала, что ей говорила внучка, она застыла, глядя куда-то вверх, повыше каменного волнореза, скрывавшего линию горизонта. — Бабушка! — Вики легонько похлопала двумя пальцами по плечу старухи, смотревшей вверх.

— Тише! — резко сказала Дели. — Они здесь!

— Кто «они»? — мягко спросила Вики без всякого интереса.

— Воспоминания. Воспоминания, дорогая моя… За мою долгую жизнь столько случилось, что мне, видимо, не успеть провспоминать все воспоминания. — Дели усмехнулась. — «Провспоминать». Интересно, что бы сказал по поводу этого словечка мой милый семнадцатилетний поэт Адам. Как давно его уже нет на этой земле… Но мы встретимся! Мы с ним встретимся, Вики, ты мне веришь? — не поворачивая головы, спросила Дели у внучки, ища соучастия в своей игре в воспоминания, игре, которая стала теперь для нее самой настоящей жизнью.

— Конечно, встретитесь, только не скоро, — ответила Вики.

— Нет, скорее, чем ты думаешь. Ты видишь?

— Что? Нет, я ничего не вижу. А на что вы смотрите?

— На воспоминания, дорогая моя, — улыбнулась Дели и добавила: — Вон они летят… — Она показала полусогнутым пальцем куда-то вверх, налево, чуть повыше дамбы.

И действительно, приглядевшись, Вики увидела вдалеке две белые точки, плывущие по небу и медленно приближающиеся к ним.