Скай разрыдалась и, всхлипывая, уронила голову на грудь монахини.
— Да, я понимаю, это все правда, Эйбхлин, но мое сердце отказывается принять это. Я знаю, я слишком эгоистична, но я просто не могу, не могу!
— Сможешь, — уверенно сказала Эйбхлин. — Я верю в твое сердце, Скай, оно у тебя доброе и щедрое. — И она ласково погладила сестру по голове.
Скай еще несколько минут рыдала на груди сестры, не в состоянии успокоиться. Ей хотелось быть такой женщиной, как описывала Эйбхлин, ей хотелось сделать Адама счастливым, но каждый раз, когда она вспоминала, каким было зачатие, — кровь закипала от гнева. Перед ней были горящие похотью желтые глаза Генриха Наваррского, шарящие по ее беззащитному, беспомощному телу, она ощущала прикосновения его губ и языка, а больше всего ее мучило то, что он прекрасно понимал, что, отвергая его рассудком, она принимала его телом. Она помнила, как нагло он сообщил ей это, смеясь над ее попытками отвергнуть его. И вся любовь Адама не могла смыть этот страшный стыд, и она не могла превозмочь отвращение, которое будет преследовать ее теперь всю жизнь при виде этого ребенка.
И вдруг из объятий сестры она перешла в медвежьи объятия мужа.
— Ну, не плачь, моя девочка, не плачь! — упрашивал ее Адам, и его обычно уверенный голос сейчас звучал слегка искусственно.
Слезы заливали ее лицо, но, глядя на своего любимого, она произнесла, как ей показалось, обычным голосом:
— Черт побери, Адам, при родах всегда больно, и женщины всегда плачут! Что же ты хочешь, чтобы при родах нашего ребенка я вела себя по-другому, чем при родах других?
Он просиял, и она поняла, что, попроси она, и он откажется от своей мечты, и она даже подумала, не сделать ли так. Но потом выдавила слабую улыбку и погладила его по щеке.
— Правда, все в порядке, милая? — озабоченно спросил он.
— Да, да, дурачок, — устало пошутила она, — неудивительно, что Господь доверил роды женщинам — мужчины от малейшей трудности сразу раскисают.
— Да, — кивнул согласно Адам, — я бы предпочел с кем-нибудь лишний раз сразиться, чем испытать то, что тебе сейчас предстоит, девочка. Но я все время буду рядом, если понадоблюсь.
— Это хорошо, — сказала Скай, — только обещай, что, если будет очень уж трудно смотреть на все это, ты уйдешь, я не против.
Эйбхлин облегченно вздохнула. Трудности с родами частично объяснялись нежеланием Скай рожать этого ребенка. А теперь, похоже, Скай достигла душевного равновесия, и, значит, роды пойдут, хотя и медленнее, чем хотелось бы. Она решила, что пора заняться Скай более внимательно. Они с Габи помогли ей перебраться на стол, где был уже постелен матрас и чистые простыни. Эйбхлин тщательно вымыла руки и начала обследовать пациентку. Матка Скай еще не полностью раскрылась, когда рука монахини скользнула внутрь. Чуть дыша, Эйбхлин пробиралась все дальше, пока не почувствовала то, что и ожидала. У нее вырвалось какое-то проклятие по-ирландски.
— Что такое? — тут же насторожилась Скай. Эйбхлин снова вымыла руки.
— Ребенок не правильно повернулся, — сказала она, — там разрыв.
— А он сам в порядке?
— Наверное. Пока еще не ясно. Надо подождать. Они помогли Скай слезть со стола, и та, собрав все силы, снова начала мерить шагами комнату. Адам сопровождал ее. Зная, что ждет их впереди, Габи и Эйбхлин воспользовались передышкой и присели отдохнуть.
Боли наступали теперь чаще и интенсивнее, и наконец Эйбхлин решила снова осмотреть сестру. На этот раз матка была полностью раскрыта, но ребенок еще не развернулся так, как нужно. Наступила полночь, первое мая.
— Мне нужно попробовать самой развернуть ребенка, — сказала Эйбхлин.
— А ты сможешь? — спросила Скай.
— Мне это часто удавалось, — ответила сестра, — так что не беспокойся. Все будет в порядке.
Скай старалась отвлечься от мысли о том, что сейчас делает Эйбхлин, а Адам сел у нее в изголовье и пробовал успокоить ее какой-то болтовней. Нет, она не хотела этого ребенка, но сейчас, когда он оказался в опасности, она вдруг почувствовала, как ее охватывает материнский инстинкт, и стала молиться о том, чтобы роды прошли удачно.
— Ага! — торжествующе воскликнула Эйбхлин. — Ну, сестренка, давай тужься, чтобы мы быстро вытащили дитя в мир!
— Ребенок перевернулся? — обеспокоенно спросила Габи.
— Да, графиня, теперь ребенок расположен должным образом. Смотрите! Вот уже показалась головка!
Страшная боль пронизала Скай, заставляя ее закричать. Природа взяла свое, и теперь она тужилась, выталкивая ребенка наружу. Адам непрерывно отирал испарину с ее лба прохладным полотенцем, и она видела, как побелели его губы. Он внезапно снова напомнил ей своего кузена Джеффри Саутвуда, помогавшего ей рожать на барже, шедшей в Лондон. Если бы только Адам мог помочь ей так, как Джеффри, подумала она. Скай знала, что Адам очень чувствителен и сохранит воспоминание об этих родах на всю жизнь.
Тут ее снова пронзила боль, но она успела услышать крик Габи:
— Ой, ребенок выходит!
— Вышли головка и плечи, сестра, — сказала Эйбхлин, — давай еще немного, дорогая!
Скай тоже ощутила близость победы, прочитав это на ее лице.
Адам сказал:
— Мне хочется посмотреть, как будет выходить ребенок, милая.
— Да, да! — выдавила она сквозь сжатые зубы, и он подошел к Эйбхлин. Скай с каким-то языческим восторгом наблюдала за ним — такой интерес и удивление были написаны на его лице. Он поймал ее взгляд, и любовь и восхищение, светящиеся в его глазах, придали ей новые силы. Когда наступили очередные схватки, она натужилась изо всех сил и сразу почувствовала, как ребенок выскользнул из ее тела. Послышалось легкое икание, а за ним отчаянный плач — ребенок родился и сделал первый вдох.
— Это девочка, — улыбнулась Эйбхлин. — Такая красивая!
— Дайте мне ее, — попросила Габи, протягивая руки, — Я ее вытру, чтобы представить маме и папе. — Она взяла ребенка, и Скай засмеялась от радости, заметив восторг на лице Адама при виде ребенка. Пожалуй, она сможет любить это дитя независимо от того, как оно зачато. Главное, что Адам любил его. Тут ее пронзила очередная боль, и она принялась освобождаться от последа.
Эйбхлин быстро помогла ей справиться с этим, а потом пришла Миньона и унесла таз с последом. Монахиня вытерла все следы родов.
— У тебя небольшой разрыв, — сказала она, — ребенок очень крупный. Большая девочка. Пожуй-ка эти листья, сестра, а я тебя заштопаю. — Она дала Скай что-то зеленое, и та послушно положила это в рот и, скорчив гримасу от горечи, принялась жевать.
Она видела, как Габи под наблюдением Адама купала ребенка. И вдруг у нее вырвался крик удивления:
— Боже! Этого не может быть, но это так! — Она повернулась к сыну и распорядилась:
— Адам, быстро приведи Изабо и Кларису! Быстро! Быстро!
— Мама, уже за полночь, — возразил он, — и как я ни горд этим ребенком, можно же подождать до утра!
— Делай, что я сказала! — приказала Габи. — Ну, Адам, прошу тебя, не спорь, быстро!
Покачав головой, Адам потащился будить сестер, приехавших в замок при известии о близких родах Скай. Найдя их комнату, он стал колотить в дверь. Дверь отворила заспанная камеристка, с ненавистью посмотревшая на Адама, когда он приказал ей разбудить сестер.
— Что такое, Адам? — Накидывая бархатный халат, к двери вышла Изабо.
— Ребенок родился, и мама настаивает, чтобы вы с Кларисой немедленно пришли.
— Со Скай все в порядке? — спросила подошедшая Клариса.
— С ней и с ребенком все в порядке, похоже только, что мама сошла с ума.
Сестры переглянулись и поспешили за братом в его апартаменты.
— Мама, что такое? — вскричала Изабо, входя.
— Мама, с тобой все хорошо? — вторила Клариса.
— Да, да, со мной все в порядке, но вы мне нужны, так как случилось чудо, а вы докажете, что это действительно чудо! — Габи подняла младенца, завернутого в одеяло. — Дорогая Скай, это дитя — не ребенок Генриха Наваррского. Это ребенок нашего рода, и я могу это доказать. Сестра, — обратилась она к Эйбхлин, — подержите минутку вашу племянницу. — Она отдала ребенка монахине и, наклонившись, задрала свои юбки, обнажая бедро. — Видите? — спросила она. — Видите эту родинку в форме сердца, Скай?
— Да, — озадаченно ответила Скай. Габи опустила юбки.
— Это родовая отметка женщин рода Сен-Дени. Только женщины нашего рода могут иметь такую родинку. Изабо, Клариса, покажите Скай свои родинки.
Сестры тоже расстегнули халаты и, задрав ночные рубашки, показали свои родинки на левом бедре, прямо над костью. Они были точь-в-точь как у матери.
— И у наших дочерей тоже такие родинки, — сказала Изабо.
— Моя девичья фамилия — Сен-Дени, — объяснила Габи, — и последние десять поколений всех наших женщин имеют такую родинку. Она есть и у Мюзетты, и у ее дочки Эме. Я не стала звать Мюзетту, потому что она не в курсе проблем брата. И при этом, Скай, ваш ребенок — это моя настоящая внучка, дочь моего сына Адама. — Она повернулась к Эйбхлин. — Разверните ребенка, та soeur. — Та, развернув младенца, передала его Габи. — Смотрите — вот родинка на левом бедре! Это знак женщин Сен-Дени! Произошло чудо! Это дочь Адама, и никого другого!
Скай в замешательстве посмотрела сначала на Эйбхлин, потом на дочь.
— Эйбхлин, ты ведь врач. Такое может быть? Это правда? Такое возможно? Неужели это дочь Адама?!
Эйбхлин пристально осмотрела ребенка. Да, на левом бедре у сустава определенно была черная родинка в форме сердца. Никакой ошибки быть не могло. Она снова завернула младенца и передала его матери. Повернувшись к Адаму, она спросила:
— Кто вам сказал, что у вас не может быть детей, Адам?
— Старая знахарка, — ответил тот. — У меня была лихорадка, и она объявила, что болезнь выжгла во мне все семя.
Эйбхлин кивнула:
— Это не совсем точный диагноз, лорд. Подозреваю, что ваше семя было безжизненно только на протяжении некоторого времени. Но иногда природа идет вспять, и, вполне возможно, через много лет семя частично ожило. Я слышала о таких случаях. — Она посмотрела на ребенка и улыбнулась. — У нее бабушкин нос. Да, несомненно, ребенок от вашего корня, но не слишком надейтесь — вероятность зачать другого очень мала. Вам повезло. Господь услышал молитвы моей сестры, и, как говорит ваша мать, это настоящее чудо!
"Все радости — завтра" отзывы
Отзывы читателей о книге "Все радости — завтра". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Все радости — завтра" друзьям в соцсетях.