– Звучит чудесно.

Тэйт берет меня за руки и поднимает с кровати, обводя взглядом.

– Ты, в этом платье, это уже чересчур.

Я ухмыляюсь и, приподнявшись на цыпочках, целую его.

– Ты его сам купил, – говорю. – Кроме себя, винить тебе некого.

Пока мы спускаемся в лифте, Тэйт обвивает меня рукой за талию. Я уже готова заговорить с ним, спросить, всегда ли он останавливается в этой гостинице, когда приезжает в Нью-Йорк, как вдруг его объятия становятся настойчивее и он вжимает меня в угол. Тэйт целует меня, я чувствую его мягкий язык на своих губах, в своем рту, и оседаю в его руках. Когда он начинает целовать мою шею, я предлагаю:

– Может, пропустим ужин?

Тэйт качает головой:

– Тебе нужно поесть.

А потом двери лифта открываются, и мы оказываемся в лобби.

Город в ночи кажется столь же бодрствующим и оживленным, каким, как я полагаю, бывает и днем. Толпы людей снуют по тротуарам, и мне нравится эта анонимность, ощущение, что я потерялась и обрела свободу в городе, где никто, похоже, не узнаёт Тэйта. Где мы просто парочка, гуляющая под моросящим дождем.

Когда мы заходим в пиццерию, я понимаю, что мой туалет слишком вычурный для этого места, но никого это, похоже, не волнует. Мы заказываем два куска пиццы и садимся у окна за небольшой столик в красно-белую клетку.

Тэйт под столом поглаживает мою ногу.

– Ты надела браслет, – замечает он, кивая на мое запястье, где сверкает его подарок на день Святого Валентина.

– Я от него без ума, просто у меня нет возможности часто его носить, – говорю я. – Если бабушка его увидит… – Но тут я умолкаю. Не хочу думать о ней сейчас, обо всей той лжи, к которой мне пришлось прибегнуть, чтобы оказаться здесь.

– Я рад, что сегодня ты его надела. Он выглядит на тебе потрясающе. Ты выглядишь потрясающе.

Я прикусываю нижнюю губу, пряча улыбку, а потом отправляю в рот еще один кусочек вкуснейшей пиццы с сушеными томатами. Мы делимся друг с другом событиями минувшей недели, а в перерывах едим эту божественную пиццу – лучшую, что я пробовала в своей жизни. Я рассказываю Тэйту о мужчине, который позвонил в цветочный магазин и заказал два букета – один для жены, другой для любовницы. На обеих карточках попросил написать одни и те же слова: Люблю навсегда. Тэйт посвящает меня в детали работы над альбомом – я не понимаю специфических терминов, но по его лицу вижу, что все идет хорошо. Он кажется счастливым.

Когда мы заканчиваем есть, я чувствую, как между нами вспыхивают искры страсти, угрожая спалить нас обоих. Улица оживлена, и Тэйт прижимает меня к себе, огибая многочисленные такси. Здесь нет ни подстерегающих нас папарацци, ни фанатов, которые выкрикивают его имя. Мы можем быть кем угодно. И я правда ощущаю себя другим человеком, как будто это наш город и нам предначертано быть здесь… вместе.

Когда мы возвращаемся в гостиницу и оказываемся в лифте, Тэйт ко мне не прикасается. Но сверлит меня взглядом так, словно едва сдерживается. Я чувствую напряжение внизу живота, чувствую, как внутри разливается жгучее желание.

Когда двери лифта открываются на этаже пентхауса, Тэйт хватает меня за руку и тащит к двери, а потом, обняв, тащит в гостиную. Еще мгновение он держит меня в объятиях, склонившись над моим лицом.

– Я неспособен трезво мыслить, когда ты рядом, – произносит он. Все у меня внутри трепещет, словно вот-вот разорвется на части.

Я не закрыла раздвижные двери на балкон, когда выходила туда раньше, и в комнату врывается ветерок, остужая мою распаленную кожу.

Я слышу знакомый рингтон – насвистывание. Это мой телефон. Я выскальзываю из объятий Тэйта. Может, бабушка хочет узнать, как у меня дела. Но сообщение от Карлоса. Я совершенно забыла написать ему, когда приземлилась.

«Ты жива?» – гласит сообщение.

Я быстро печатаю ответ: «Да. Город потрясающий. Могу и не вернуться».

«Напиши мне утром целую», отвечает он.

«Напишу. Спокойной ночи. Целую».

Я уже собираюсь бросить телефон на стол, когда замечаю, что у меня есть непрочитанный имейл. Из Стэнфорда. Я ни разу не проверяла почту с тех пор, как приземлилась, и у меня замирает сердце. Дрожащими пальцами я открываю письмо. Глаза быстро сканируют слова.

«Поздравляем вас! От имени приемной комиссии мы рады сообщить вам, что готовы принять вас на обучение в Стэнфордский университет».

Я не могу пошевелиться. Несколько раз перечитываю первый абзац, прежде чем начинаю осознавать смысл слов.

– Все в порядке? – спрашивает Тэйт из дверей.

– Я… меня приняли в Стэнфорд. – Не могу поверить.

Он подходит ко мне.

– Поздравляю.

– Я не была уверена, что меня примут. – Я снова смотрю в телефон, чтобы убедиться, что поняла все верно. – Школьный консультант по профориентации не был уверен, что я поступлю. Я хочу сказать, никто не может быть уверен в том, что поступит. Это очень серьезный университет. Ты знаешь. Прости, в голове все путается. – Я поднимаю на Тэйта взгляд: я потрясена, я ликую, голова трещит от миллиона мыслей одновременно.

Он только улыбается в ответ.

– Я знал, что ты поступишь.

Тэйт подходит ближе и нежно берет меня за подбородок, возвращая мое внимание к нему. Я бросаю телефон на столик, почти забыв о судьбоносном имейле.

Прильнув к моему рту, Тэйт обхватывает меня и с легкостью поднимает на руки. Дрожа в его объятиях, обнимаю его за шею. Он несет меня в спальню.

Там он осторожно опускает меня на край кровати, и, подняв голову, я смотрю на него снизу вверх. Прикасаюсь к его животу, чувствуя под футболкой твердые мышцы пресса, и он с шумом втягивает воздух. Я хочу любоваться им. Хочу касаться его обнаженной кожи. Мои пальцы пробираются ему под футболку. Он на мгновение замирает, наблюдая за мной, а потом снимает футболку через голову, и его бицепсы напрягаются.

– Я скучал по тебе, – шепотом произносит он. – Чертовски скучал, тосковал.

Мое сердце быстро и легко порхает в груди, словно бабочка. У меня есть все, о чем я мечтала, и нечто, о чем я даже не осмеливалась мечтать. Я больше ничего не боюсь. Я знаю, что мне нужно.

Тэйт.

* * *

Ночь пульсирует вокруг нас. Мы раздеваемся и ныряем под белоснежное шелковое одеяло. Его губы рисуют на моем теле карту, отмечают путь, которым прошел лишь он один. Мы целуемся, мы сплетаемся вместе, мы не спешим. И хотя не доходим до самого конца, кажется, что мы связали друг друга нерушимыми узами. С каждым нежным поцелуем, с каждым мгновением, глядя друг другу в глаза, мы обнаруживаем нечто большее, чем просто желание.

Это похоже на доверие. И я понимаю, что для него сделала бы все, отправилась бы куда угодно, рискнула бы чем угодно, только бы быть с ним.

Уже далеко за полночь, когда наши руки замирают, губы встречаются в последнем поцелуе, сон наваливается на нас, и я кладу голову ему на плечо, а его пальцы путаются в моих волосах. Я чувствую себя усталой, насытившейся, переполненной эмоциями. Я никогда не предполагала, что могу испытывать такое. Всегда думала о худшем: о том, как легко моей маме разбивали сердце, как легко она обманывалась. О своей сестре, которая осталась одна с Лео, предав свои мечты забвению.

Но с Тэйтом все иначе. Я здесь, в его объятиях, посреди Манхэттена, а в моей входящей почте – письмо о зачислении в Стэнфорд. Все мои мечты сбылись. Лучше этого момента и быть не может.

– Я люблю тебя, – шепчу я. Слова срываются у меня с языка, как будто у меня нет над ними никакой власти.

Лицо Тэйта на мгновение застывает, его глаза полны тревоги и боли. Потом они темнеют, и он перекатывается на спину, устремляя взгляд в окно, на океан городских огней.

Я прижимаю ладони к животу, ощущая внезапную пустоту. Зачем я это сейчас сказала? Потому что это правда, осознаю я, – потому что сейчас это единственное, что я чувствую. Я влюблена в него, отчаянно, до глубины души. И ничто другое не способно подарить мне таких же чувств, как те, что я испытываю рядом с ним.

Мои губы приоткрываются, но я не знаю, что сказать, как объяснить.

А потом Тэйт поворачивается ко мне, протягивает руку и прижимает меня к себе. Я кладу голову ему на грудь, прислушиваясь к ровному биению его сердца. Он целует меня в висок, но ничего не говорит.

Тишина кажется тяжелой и нерушимой. Он не собирается отвечать мне тем же, потому что он этого не чувствует. Он не любит меня. Вероятно, никогда не сможет полюбить. Или просто не умеет. Я извожу себя всеми вариантами объяснений, ищу возможные причины его молчания. Но в конечном итоге усталость сминает мои мысли своими холодными пальцами, и я проваливаюсь в настолько глубокий сон, что даже не шевелюсь, пока гудок автомобиля на улице не заставляет меня резко проснуться и сесть в кровати.

Но Тэйта рядом нет.

* * *

Я поднимаюсь и сжимаю губы, вспоминая, как он целовал меня всего лишь пару часов назад.

Черное платье лежит на полу. Я надеваю его за неимением лучшего варианта, и босиком выхожу в гостиную.

Двери по-прежнему широко открыты, Тэйт стоит на балконе, облокотившись на поручень, в одних джинсах, несмотря на холод снаружи. Воздух кажется ледяным, и я останавливаюсь в дверях, обхватив себя руками за талию.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Но он не поворачивается. Может, не услышал. Я ступаю на балкон босиком, холодный воздух обжигает мои голые руки и ноги. Подхожу к нему, но он не реагирует, его напряженный взгляд прикован к помрачневшему городу.

– Тут холодно, – говорю я.

Я хочу прикоснуться к нему, но он, словно каменный. Не обращает на меня внимания. Я уже собираюсь попросить его зайти внутрь, когда он наконец произносит:

– Я вспоминал о том, что было в прошлый раз, когда девушка призналась мне в любви.

Я подхожу ближе, прислоняясь бедром к ограде балкона. Меня пробирает дрожь. Внезапно мне становится холодно не только от ветра.