Высокомерно взглянув на Олбермарла и полностью проигнорировав леди Хэрон, Франческа пошла за ним.

Едва обняв Франческу за талию, Джайлз понял, что попал в беду. Благодаря лорду Олбермарлу он окончательно превратился в варвара. От маски цивилизованного джентльмена осталось лишь жалкое воспоминание.

Одного взгляда на лицо Франчески, ее презрительно блестевшие глаза было достаточно, чтобы понять: она догадалась о его связи с Луизой Хэрон. Он просто физически ощущал, как истощается ее терпение, и каждую секунду ожидал грозы.

Он приготовился выдержать все, мысленно клянясь, что не подведет ее, что бы она ни сказала. Только не здесь. Только не среди…

Она подняла глаза и брезгливо поморщилась:

— Эта женщина плохо воспитана.

Ее взгляд коснулся его губ; прошла минута, и их глаза встретились. Вместо брезгливости он увидел что-то вроде хищной ревности.

— Ты так не считаешь?

Джайлз не мог ничего понять. Он думал, что она собирается устроить сцену из-за его бывших любовниц, но оказалось, что она действительно сердита… только не на него. И этот гнев дал толчок к совершенно иным намерениям.

И эти намерения настолько завладели им, что он крепче сжал ее руку. Франческа не моргнув глазом шагнула ближе, так что груди чуть коснулись лацканов фрака. Она вздрогнула и сделала еще один крошечный шажок вперед.

Ему следовало молиться, чтобы все окружающие разом ослепли. Но вместо этого он медленно кружил ее по залу, захваченный, добровольно плененный огнем ее глаз.

Франческа, поняла… внезапно… ошеломляюще… инстинктивно. Ревность, собственническое чувство — все это она видела в нем, но никогда не думала, что эти змеи жалят и ее душу тоже.

Напряжение держало их, нарастало, распространялось. Усиливалось.

Именно она передвинула руку на его затылок, легко провела ногтями по коротким волосам. Он сделал очередной поворот таким образом, что их тела чувственно потерлись друг о друга, но тут же разделились.

Изумрудный шелк неожиданно показался слишком тесным — второй кожей, которую необходимо сбросить. Оба слишком быстро дышали, когда музыка кончилась.

— Пойдем, — мрачно объявил он и, взяв ее за руку, почти потащил к двери.

— Подожди, — попросила Франческа, оглядываясь. — Я пришла с твоей матерью и Хенни.

Но он только отмахнулся:

— Они поймут, что ты уехала со мной.

В его глазах стыл дерзкий вызов. Франческа без колебаний кивнула и прошла мимо него.

Он приехал в городском экипаже. Подсадив ее, он сел сам и сухо приказал кучеру ехать домой. Не успела дверца захлопнуться, как она потянулась к нему.

А он потянулся к ней.

Она взяла в ладони его лицо, и их губы встретились и сплавились. Она приоткрыла рот, впуская его язык. Приглашая. Умоляя взять. И он брал. Жадный, как она, нетерпеливый, как она, голодный, как она. Их языки соприкоснулись, сплелись, вступили в поединок. Она прижалась ближе, распластала ладони по его груди, нашла запонку и отстегнула.

Он отстранился, тяжело дыша, и поймал ее руки.

— Нет. Не здесь.

— Почему нет?

Она перекинула ногу через него.

— Потому что мы почти дома, — пробормотал Джайлз и, помедлив, тихо добавил: — И я хочу снять с тебя это платье.

Он провел рукой по вершинке ее груди. Оба наблюдали, как набухает сосок, натягивая тонкую ткань.

— Дюйм за дюймом. И хочу видеть все!

Он запрокинул ее голову. Наклонил свою. Зарылся руками в ее волосы и прошептал в самые губы:

— Хочу видеть тебя. Твои глаза. Твое тело.

Его губы снова сомкнулись на ее губах, и она позволила ему увлечь себя в море жаркого желания.

Карета замедлила ход. Джайлз выглянул в окно и откинулся на спинку сиденья. Кучер остановил лошадей. Пассажиры поспешно поправляли одежду. Франческа ощущала, что платье ей тесно и вот-вот готово треснуть по швам.

Джайлз спустился и помог ей выйти. Франческа едва дышала. Джайлз перебросился несколькими словами с Уоллесом и последовал за ней.

Сплетя пальцы, они направились по коридору. По невысказанному согласию они боялись прижаться друг к другу. Не смели.

— Отделайся от горничной: сегодня она тебе не понадобится.

Франческа не помнила, как открыла дверь и вошла в комнату. Джайлз проследовал в свою спальню.

— Вы уверены, мадам? — в который раз переспросила Милли.

— Совершенно, — повторила Франческа, провожая горничную до порога. Та неохотно вышла.

Стуку задвинутого засова вторил другой, по ту сторону стены. Франческа поспешно повернулась. Из тени выступил Джайлз, уже без фрака. Оба молчали.

Джайлз двумя прыжками перекрыл разделявшее их расстояние, схватил ее в объятия и прижался к губам.

Они любили друг друга много ночей подряд, но эта была особенной. Ею никогда еще не владела подобная алчность. Никогда еще она не была столь решительной. Столь требовательной. Она дразнила, манила… хотела большего. Хотела его. Он предъявил на нее права, поставил свое тавро. Не в первый раз. И не в последний.

Но сейчас была ее очередь брать. Его очередь стать игрушкой в ее руках. На меньшее она не согласна.

Только на большее.

Их кровь уже растекалась по жилам жидким огнем, стучала в ушах.

Он почти грубо отстранился, повернул ее так, что она стояла перед ним, окутанная золотистым светом лампы, горевшей на туалетном столике, глядя на свое отражение.

— Дюйм за дюймом.

Он уже предупреждал ее. И сейчас она наблюдала, ждала, пока он расстегивал ее платье. Его руки поднялись, сдвинули шелк с ее плеч, медленно, не торопясь, обнажили груди. Она поежилась от внезапного холодка: теплая ткань вдруг исчезла, и теперь груди оставались прикрытыми только тонкой сорочкой. Она вздрогнула, но он лишь слегка улыбнулся и взглядом попросил ее вынуть руки из рукавов.

Она послушалась и теперь не знала, что с ними делать. Откинувшись на его грудь, она завела руки назад и прижала ладони к его твердым бедрам. Он сжал губы, но не оторвал взгляда от ее талии, когда стянул платье ниже. Она ожидала, что он коснется ее, положит пальцы на защищенную батистом кожу, чтобы облегчить нервный трепет, пригасить возбуждение. Но он продолжал раздевать ее. Дюйм за дюймом. Пока шелк с тихим шорохом не сполз на пол.

Какое-то мгновение оба смотрели на изумрудную лужицу у ее ног. Потом она медленно подняла голову, любуясь живой картиной, созданной Джайлзом. Ее волосы все еще были забраны наверх, поразительно темные на белоснежном полотне его сорочки. Масса локонов спускалась вниз, доставая до его плеч. Ее руки были голыми. Ноги, начиная от бедер, — тоже. Плавные изгибы ее фигуры были кокетливо спрятаны под легкой тканью. Кожа слегка светилась, медово-золотистые тона контрастировали с его сорочкой, казались нежными и женственными на фоне его черных шелковых панталон.

Сейчас она чувствовала себя драгоценным призом, доставшимся ему одному.

Он глубоко вздохнул и сжал ее талию. Она переместила руки на его плечи. Он нежно коснулся губами ее виска и стиснул груди. Она ахнула и выгнулась. Он жадно мял холмики, умело избегая касаться тугих бутонов. Не успела она опомниться, как руки скользнули на ее бедра, живот властным касанием хищника, завоевателя, спешившего пометить свою территорию.

Она стала тереться о него всем телом, намеренно искушая.

Он схватил стул и поставил его сиденьем к ней.

— Сними чулки…

«Для меня». Слова не были произнесены. Но недоговоренность повисла в воздухе.

Франческа, не колеблясь, сбросила туфельки, поставила ступню на сиденье и медленно, демонстративно-медленно, сняла подвязку и стала скатывать чулок, поглаживая себя по ноге. Потом стянула шелковый лоскуток, повесила на спинку и повторила представление.

Он прожигал ее взглядом, не упуская ни малейшего чувственного движения. Даже не глядя на него, она ощущала его желание, обжигавшее кожу.

Наконец она выпрямилась, оттолкнула стул и откинулась на него. Их взгляды встретились в зеркале.

Его лицо было отмечено печатью страсти. Грудь вздымалась. Он взялся за ленты ее сорочки. Стоило чуть потянуть — и бант развязался. Сорочка словно сама собой исчезла куда-то.

Она стояла перед ним в своей гордой наготе: высокие и упругие груди, полные и розовеющие, плоский живот, изгибы бедер — словно рамка для темных завитков, притягивавших его взгляд.

Франческа наслаждалась этой минутой. Вернее, упивалась. Упивалась чистым, беспримесным сладострастием, прежде чем повернуться и удивить Джайлза.

Он все еще смотрел в зеркало, когда она принялась расстегивать его рубашку и панталоны. Потом широко развела полы сорочки. Он потянулся было к ней, но она ловко стянула рубашку с его плеч.

— Какая же это забава, если голая только я одна!

— Мне так не кажется, — возразил он.

Но она, не обращая внимания, принялась за панталоны. И при этом старалась не задеть вздыбленную плоть. Пока Франческа возилась с застежками под его коленями, он расстегивал манжеты сорочки. Она боялась не успеть. Стоит ей зазеваться, и власть возьмет он, расстроив ее планы.

Присев на корточки, она стащила с него чулки и панталоны. Он освободил одну ногу, потом другую, отшвырнул сорочку…

Она встала перед ним на колени, впилась пальцами в бедра и лукаво улыбнулась.

Джайлз по глазам понял ее намерения и попытался было отстраниться, сказать «нет», но слово застряло во внезапно пересохшем горле.

Ее улыбка стала еще шире, ресницы опустились. Она подалась вперед, и шелковистая ласка волос на его напряженных бедрах едва не свела Джайлза с ума. Он взглянул в зеркало, и у него перехватило дыхание. Голова Франчески медленно наклонилась.

Он ощутил ее горячее дыхание, как раскаленное клеймо на самой чувствительной части своего тела. Потом ее губы коснулись рубиновой головки, дразняще задержались, раздвинулись, и она приняла его в горячее убежище своего рта.

Его глаза закрылись, спина словно окаменела, когда она стала его ласкать. Он судорожно вцепился в ее волосы. Немного отдышавшись, он приоткрыл глаза и стал смотреть в зеркало, наблюдая, как она все глубже вбирает его в себя. Жар в его чреслах взорвался. Веки опустились. Он услышал стон. Стон, который привел в восторг Франческу. Она мечтала об этом много дней, но хотя он и позволял ей ласкать себя, делал это неохотно и быстро отстранялся. Только не в этот раз. Она была исполнена решимости сделать все по-своему, не торопиться и дать ему все, чего он заслуживал. Взять его, овладеть им так, как хотела она. Контраст силы и изысканной мягкости всегда очаровывал ее — его тело было таким сильным, таким мужественным, а именно эта часть неизменно оставалась сверхчувствительной.