Почему судьба была столь добра, что послала ему одну из немногих женщин, вернее, единственную, которая не осуждала его за низменные инстинкты, а, наоборот, казалось, была в полном восторге от них? Этого он не знал. Только радовался, что у него хватило ума жениться на ней.

Сама мысль о том, что она могла не стать его женой, заставила его крепче сжать руки. Она протестующе пробормотала что-то.

Он посмотрел на нее и почему-то не мог вспомнить, почему столь важным казалось скрывать от всех свое истинное «я», словно так и следовало жить, держа в узде свою истинную натуру, истинные чувства.

Но с ней он никогда этого не делал. С самой их брачной ночи. Просто в ее присутствии это было не важно… С ней он чувствовал себя живым. Совершенным. Целостным. Стать самим собой в ее присутствии было позволено. Даже желательно. Она обожала вызывать к жизни варвара, бросаться в его объятия. Отдаваться жадному, безжалостному дикарю. И все равно, как он себя ведет в этот момент. Теряет всякое подобие разума и облика человеческого.

Его губы скривились в самодовольной улыбке. Она ведет себя не лучше: всякая попытка разговора во время их соития была заранее обречена на провал. Ему стоило лишь коснуться ее, и она сходила с ума. С ней можно было общаться исключительно ласками и прикосновениями.

Его взгляд замер на ее лице.

Она — поле, которое он с радостью будет вспахивать до конца дней своих. И вряд ли она будет возражать.

Его рука скользнула к ее груди. Он продолжал медленно поглаживать гладкую кожу.

Она томно замурлыкала и прижалась к нему. Он улыбнулся и поднял ее на себя.

Пора новой жатвы. Пора снова собрать урожай ее любви.

Глава 16

— Милорд, вы не уделите мне минуту вашего времени?

Джайлз, пойманный на слежке за своей женой, обернулся. Уоллес вошел в утреннюю столовую и приблизился к нему с закрытым подносом для визитных карточек в руке.

— И ее светлость, если не возражаете.

Уоллес низко поклонился.

Утро праздника выдалось хоть и туманным, но не дождливым. Солнце благосклонно лило неяркие лучи на всех, кто поспешал к замку устанавливать скамьи и раскладные столы. Уоллес кивнул Ирвину. Тот отослал лакеев к двери и сам последовал за ними.

— В чем дело?

— Одной из горничных было приказано поставить осенние листья в ту вазу, что на лестничной площадке, милорд, чтобы оживить темное местечко. Но оказалось, что в вазе что-то лежит. Сунув туда руку, она обнаружила… — Уоллес поднял крышку, — это.

Джайлз смотрел на мокрый, потемневший клочок зеленого шелка. Он понял, что это, прежде чем пальцы коснулись лоскутка.

Он поднял обрывки, с которых свисало жалкое, оборванное перо.

— Моя шляпка для верховой езды! — ахнула Франческа.

— Именно, мадам. Милли упоминала, что так ее и не нашла. Миссис Кантл велела горничным поискать получше. Так что Лиззи принесла шляпку прямо ей.

Джайлз задумчиво потеребил бывшую шляпку.

— Ее разорвали.

— Похоже, что так, милорд.

— Дайте посмотреть, — попросила Франческа.

Джайлз уронил обрывки на поднос. Уоллес отнес его к Франческе. Та растянула шляпку. Ткань была разрезана, перо сломано и полуоторвано.

Франческа покачала головой:

— Кто? Почему?

— Именно, — сухо процедил Джайлз, многозначительно глядя на Уоллеса. Но лицо мажордома было совершенно бесстрастным. Уоллес знал не больше, чем он.

Франческа беспечно улыбнулась и уронила шляпку на поднос.

— Это, должно быть, глупая случайность. Выбросите ее, Уоллес. У нас более срочные дела.

Накрыв поднос крышкой, Уоллес глянул на Джайлза.

Губы графа сжались.

Франческа.

Дверь открылась, вошел Ирвин.

— Простите, что прерываю разговор, милорд, но Харрис привез эль. Вы просили известить вас. А вам, миледи миссис Кантл велела передать, что миссис Дакетт и ее пирожки уже прибыли.

— Спасибо, Ирвин.

Франческа отложила салфетку, поднялась и на ходу махнула рукой в сторону подноса:

— Избавьтесь от этого Уоллес.

Она прошла мимо Джайлза, но тот успел стиснуть его запястье.

— Это всего-навсего разорванная шляпка.

Подавшись к нему, она переплела его пальцы со своими.

— Оставь это. Сегодня еще полно дел, и я хочу, чтобы все было идеально.

В ее глазах ясно читалась мольба. Джайлз знал, как она старалась, сколько сделала для того, чтобы праздник состоялся, как мечтала об успехе.

— Хорошо. Мы поговорим об этом позже.

Франческа благодарно улыбнулась и пошла к двери.

Он последовал за ней, в хаос наступающего дня.

И следовал почти до вечера, не по пятам, но редко выпуская ее из виду. Чем больше он думал о погубленной шляпке, тем меньше ему это нравилось.

Раньше ему никогда не доводилось играть роль хозяина на подобных праздниках, однако он прекрасно с ней справился: обходил газоны, приветствуя арендаторов и их семьи, останавливался поболтать с владельцами лавок. Мать и Хенни тоже старались изо всех сил. Потом Джайлз пошел посмотреть, как управляется Хорэс с состязаниями лучников, наделил призами выигравших к этому часу и пообещал попросить графиню вручить главный приз. Тем временем Франческа оживленно болтала с женой Галлахера.

Сегодня о формальностях было забыто. Лорд и леди замка запросто беседовали с арендаторами о том о сем, и хотя подобное испытание было нелегко выдержать благородной даме, Франческа наслаждалась каждой минутой — экспансивно жестикулировала, сверкала глазами, выражавшими неподдельный интерес. Джайлз невольно задался вопросом, о чем идет речь. Но тут она посмотрела вниз и улыбнулась. Оказалось, что младшая девочка Салли цепляется за юбку матери. Малышка была очарована доброй дамой, и Франческа с улыбкой нагнулась, чтобы поговорить с ней. В своем платье для прогулок в кремово-зеленую полоску, она выделялась из толпы. К ней одна за другой стали подходить женщины, и как ни хотелось Джайлзу увести ее, пришлось приветствовать кузнеца.

Здесь присутствовали только те, чья жизнь так или иначе была связана с поместьем. Поэтому не приходилось волноваться, что Ланселот со своими театральными выходками проникнет сюда. Может ли быть так, что он каким-то образом замешан в пропаже и уничтожении шляпки?

Франческа наконец освободилась. Джайлз взял ее под руку.

Она улыбнулась ему:

— Все идет прекрасно.

— А разве могло быть иначе, если за дело взялись ты, Уоллес, Ирвин, Кантл, мама и Хенни?

— Но и ты не бездельничаешь! Джайлз небрежно отмахнулся.

— Скажи, не пытался ли Ланселот Гилмартин увидеться с тобой со дня нашей поездки к Сэвн-Бэрроуз?

— Нет. Ни разу.

— А до того?

— Да, но я велела Ирвину не принимать его, помнишь?

Джайлз отвел ее в сторону. Те, кто ждет своей очереди, могут потерпеть еще минуту.

— Скажи, а Ланселот не мог изорвать твою шляпку?

— Каким образом? Она была в моей комнате.

— Это ты так считала, а что, если нечаянно оставила ее где-то в другом месте? Пусть в замке полно слуг, но он такой огромный, что любому легко проскользнуть сюда незамеченным и так же выйти.

Франческа покачала головой:

— Не могу поверить. Он, должно быть, рассердился, но при чем тут моя шляпка?

— Совершенное ребячество. Поэтому я и подумал о Ланселоте.

— Мне кажется, ты придаешь этому инциденту слишком большое значение.

— А мне кажется, что ты недостаточно серьезно к нему отнеслась. Но если не Ланселот..

Джайлз осекся. Франческа проследила за направлением его взгляда. Он смотрел в сторону ямы, где под присмотром Фердинанда жарилась на вертеле бычья туша.

— Но в этом и подавно нет никакого смысла! Фердинанд ничуть не злится ни на тебя, ни на меня.

— И не был раздражен, когда ты оказалась глуха к его страстным мольбам?

— Он итальянец, и все его мольбы звучат страстно. Нет, поверь, ты волнуешься из-за пустяков.

— Но подумай, твоя любимая вещь, шляпка с пером, кем-то намеренно уничтожена и спрятана в вазе. Я не успокоюсь, пока не обнаружу, кто и почему сделал это.

Франческа нетерпеливо вздохнула. К ним нерешительно приблизились фермер и его жена.

— Ты так упрям. Тут нет ничего особенного.

Ослепительно улыбаясь, она выпустила руку Джайлза.

— Ты сильно ошибаешься. Есть, и я хочу узнать, что именно.

Джайлз учтиво кивнул фермеру и выступил вперед.

Франческа с досадой поняла, что ее мысли то и дело возвращаются к тайне испорченной шляпки. Должно же быть какое-то простое объяснение!

После пятнадцатиминутной беседы с целым выводком хихикавших горничных она была уверена, что объяснение найдено. Когда Джайлз пришел, чтобы проводить ее на ристалище, где состязались лучники, она взяла его за руку.

— Нашла!

— Что именно?

— Разумное объяснение пропаже шляпки.

— Какое же? — хищно прищурился Джайлз.

— Пойми, если кто-то хотел отомстить мне за то, что я ему причинила или не причинила, вряд ли он спрятал бы шляпку в вазе. Она могла пролежать там много месяцев или даже лет.

Джайлз нахмурился.

— Но представь, — продолжала она, — что я оставила ее где-то в доме и на нее, скажем, нечаянно пролили воск для полировки мебели. Любая горничная пришла бы в ужас, в полной уверенности, что ее уволят, хотя ни ты, ни я не сделали бы ничего подобного. И что остается горничной? Она не может спрятать шляпку и унести из дома: в ее платье и переднике нет карманов. Поэтому она и бросает шляпку в вазу, где никто ее не найдет.

— Но она вся изорвана, а перо сломано.

— Это могло произойти, когда горничная пыталась поставить ветки в вазу. Я только что говорила с ней. Она сказала, что шляпка запуталась в концах веток, когда она вытащила их, чтобы посмотреть, в чем дело. Думаю, — улыбнулась она, — нам стоит забыть о шляпке. Это, в конце концов, всего лишь лоскуток бархата, и я всегда могу заказать другую.