Когда Уэсли торжественно провожал Дженни в пустой кабинет, подчеркнуто игнорируя Джейни, та увидела, что у Дженни розовая губная помада, почти такого же оттенка, как ее «Пусси пинк». «Надо ее спросить, что это за помада и где она ее взяла», — почему-то подумала Джейни, чувствуя облегчение. Вот, значит, почему Уэсли оказал ей такой холодный прием. Она и скандал вокруг нее ни при чем: просто Уэсли обещал ее столик кинозвезде…

За Дженни шла невысокая женщина средних лет с рыбьим ртом. Джейни приняла ее за рекламного агента актрисы. Когда женщины уселись за свой столик, разговоры в ресторане стали громче, будто все тщательно игнорировали то обстоятельство, что находятся в одном ресторане с красавицей Дженни Кадин, кинозвездой и лауреаткой Академии киноискусства.

Джейни тоже была счастлива. Мир принял правильные очертания. Завтра в газетных колонках светской хроники напишут, что Дженни Кадин видели в «Динго», и сопроводят это сообщение списком других присутствующих: мэр, сенатор Майк Мэтьюз и, конечно, Джейни… При этой мысли она ласково улыбнулась сестре.

За заказом к столику Дженни подошел сам Уэсли. Настроение Джейни вдруг изменилось на 180 градусов. Видя, как он наклоняется к кинозвезде, показывая ей что-то в меню, она поняла, что с ней он никогда не был столь услужлив, хотя она много месяцев оставалась его постоянной клиенткой. Она уже кипела: почему она должна терпеть, когда ее отвергают, отдавая предпочтение какой-то Дженни Кадин? Она вправе соперничать с ней красотой; поглядывая на актрису краешком глаза, она в этом убеждалась. Первое впечатление от Кадин было великолепным, но при внимательном рассмотрении оказывалось, что у нее не самая безупречная кожа, нос кривоват и длинноват… Глядя, как та разворачивает салфетку и королевским взором окидывает публику, Джейни думала: почему бы ей самой не стать кинозвездой? Как глупо было пытаться стать продюсером! Славу таким способом не завоюешь. Если разобраться, чего бы ей сильнее всего хотелось, то, конечно, как можно больше уважения. Всегда получать лучший столик в любом ресторане — вот предел ее мечтаний! Быть яркой звездой всегда и везде.

А потом произошло нечто ужасное.

Рекламный агент Дженни Кадин озиралась, чмокая, как рыбка гуппи в поисках корма. Ее взгляд упал на Джейни — и лицо превратилось в ледяную маску. Наклонившись к Дженни, она зашептала ей на ухо. Дженни Кадин покосилась на Джейни, широко раскрыла глаза, опустила голову и покивала. Вслед за чем Дженни и ее спутница встали и демонстративно удалились.

В ресторане повисла удивленная тишина, но, как всегда бывает в таких ситуациях, кто-то продолжал говорить. Это была женщина за соседним столиком. Ее слышал не весь ресторан, но до Джейни и Патти доносилось каждое слово. С тем же успехом она могла бы сидеть вместе с ними, так отчетливо ее было слышно.

— А все эти скандальные сестры — Джейни и Патти Уилкокс. Одну прозвали модельной проституткой, другая вышла замуж за рок-певца. Он обрюхатил какую-то певичку, и эта, помоложе, угодила в каталажку…

— Лучше уйдем! — взмолилась Патти, кидая на стол салфетку.

У Джейни закружилась голова. До ухода Дженни Кадин ее еще терпели, но теперь отношение ухудшилось, посетители уже не скрывали враждебности. Джейни уставилась в пол, стараясь не разреветься. «Переживу, — думала она. — Это еще не самое страшное Другим выпадало и не такое».

— Джейни… — тихонько позвала Патти.

— Если ты меня здесь оставишь, я умру, — сказала Джейни. Пришел официант с двумя тарелками салата. Он держался подчеркнуто холодно.

— Мы не будем есть горячее, — тихо сказала ему Патти. — Принесите, пожалуйста, счет.

— Конечно, — сказал официант, не глядя на них.

— Джейни, — не выдержала Патти, — зачем тебе все это? Разве ты не видишь, что все кончено?

Джейни не ответила. Она гоняла вилкой листок салата по тарелке.

— Зачем тебя сюда потянуло? — не унималась Патти. — За чем тебе вообще этот мир?

— Патти… — Джейни вздохнула.

— Конец, — повторила Патти. — Для нас с тобой Нью-Йорка больше не существует. Не знаю, как поступишь ты, а мы с Диггером переезжаем в Малибу. Мы купили дом. Диггер на год уходит из группы.

— Чудесно, — отозвалась Джейни безжизненным тоном. Казалось, она не слышала ни слова.

— Джейни… — Патти дотронулась до руки сестры, слегка ее тряхнула. — Придется тебе меня выслушать. Ты должна покинуть Нью-Йорк. Здесь для тебя ничего нет, может, никогда и не было. Тебе надо найти что-то настоящее. Ты живешь в мире фантазий. Это продолжается с тех пор, как ты вернулась тогда из Европы.

Джейни не ответила. Официант принес счет. Патти открыла сумочку, повозилась с бумажником и достала пять двадцатидолларовых бумажек. Положив деньги на стол, она встала.

— Слишком много, — прошептала Джейни. Патти молча на нее посмотрела.

Вид денег немного оживил Джейни: она тоже встала и с гордо поднятой головой прошагала через ресторан в вестибюль. Девушка в гардеробе молча подала им пальто. Когда они одевались, к ним вышел Уэсли.

— Джейни… — начал он. Она обернулась и прищурилась.

— Что, Уэсли? — Ее голос был холоден.

— Послушайте… — Он взял ее за руку и повел к двери. — Мы с вами старые друзья. Уверен, вы поймете то, что я вам сейчас скажу. — Джейни молчала. У нее пересохло во рту. — Сами знаете, как это устроено, — начал Уэсли полным сочувствия голо сом. — Клиенты — источник нашего существования. Главное для нас — привлечь правильную клиентуру. Если я совершу ошибку, босс меня убьет, я лишусь работы…

Джейни облизнула губы, глотнула.

— Простите. — И она протиснулась мимо него в дверь.

— Джейни! — Он выбежал за ней из ресторана на улицу. — Не держите на меня зла. Будь на то моя воля, я бы не возражал, чтобы вы у нас бывали каждый день. Но рекламный агент Дженни Кадин вне себя: она не желает, чтобы имя ее драгоценной подопечной появлялось рядом с модельной проституткой.

— Теперь это ей гарантировано.

— Джейни! — снова позвал Уэсли. Он потирал руки и слегка подпрыгивал, чтобы не замерзнуть. — Эта ситуация нравится мне. не больше, чем вам. Но я не могу рисковать местом.

— Я понимаю, — сказала Джейни.

Она уже не знала точно, где находится, в какую сторону ей идти. Она знала одно: надо высоко держать голову и не закрывать глаза. Глядя прямо перед собой, она быстро зашагала. Скоро ее нагнала Патти.

— Джейни! — крикнула она, задыхаясь.

Джейни обернулась. Судя по ее взгляду, она совершенно забыла о существовании Патти, в глазах у нее стояли слезы. Патти было больно за сестру, хотелось ее обнять, утешить, убедить, что все образуется. Но Джейни не остановилась. Она шла вперед, словно давно путешествовала по бескрайней пустыне и разучилась останавливаться.

— Видишь, Патти? — проговорила она на ходу. — Это я и пыталась тебе объяснить за ленчем. Я не позволю им меня остановить.

— Но, Джейни… — в отчаянии взмолилась Патти.

— Особенно теперь.

Сегодня я выходила, — сообщила Джейни Селдену. Она лежала голая в ванне, покрытая мыльными пузырьками. Вдоль ванны горели ароматизированные свечи.

— Я знаю, — отозвался Селден. Он старался скрыть раздражение, но не был уверен, что долго продержится. На его долю выпало немало плохих дней, но этот выдался наихудшим: сначала ленч с Виктором Матриком, теперь это… Джерри Гребоу звонил ему в три часа дня доложить о сообщении знакомого газетчика, уже слыхавшего о происшествии в «Динго». Завтра об этом должен был сообщить на первой странице «Пост».

— Знаешь? — переспросила Джейни. Селден видел, что ее уже ничто не удивляет.

— Мне звонил Джерри. — Сказав это, он ушел из ванной комнаты, чтобы переодеться в спальне. Все вечера теперь проходили одинаково. Ирония заключалась в том, что он наконец добился желаемого: они сидели дома, заказывая еду из городского или гостиничного ресторана, и смотрели телевизор.

— Чего бы тебе хотелось сегодня на ужин? — спросил он громко.

— Не знаю! — крикнула она в ответ. — Китайская кухня?

— Китайская была вчера.

— Индийская?

— Лично я предпочел бы бифштекс, — признался он. — Закажем ужин в номер. — На самом деле он не испытывал голода, но здравый смысл уроженца Среднего Запада подсказывал, что для поддержания сил надо хорошо питаться.

Селден снял костюм и надел кашемировый свитер с высоким воротом и джинсы. Он не видел смысла обсуждать последнее происшествие: сделанного не исправишь.

Он перешел в гостиную и сел на диван. Через минуту к нему присоединилась Джейни. Он включил телевизор. Передавали сводку новостей. В Бронксе прорвало водопровод, в подвале ресторана в Чайнатауне произошел пожар. Потом была реклама «Прозака» и анонс программы «Вечерние развлечения». «Кто увезет домой золотую статуэтку? — радостно вопрошала белокурая ведущая, будто это была самая насущная проблема на свете. — Сегодня вечером начинается отбор фильмов, претендующих на „Оскар“…»

Джейни посмотрела на мужа.

— Ты едешь на вручение «Оскара» в этом году?

Он покачал головой, не отводя взгляда от телеэкрана.

— Виктор Матрик против.

Она ответила неопределенным возгласом.

Этот разговор заставил Селдена в который раз с подробностями воспроизвести в памяти беседу с Матриком. Он ничего не забыл, просто реплики менялись местами, как яблоки в корзине, мысли весь день играли у него в голове в чехарду. Он встал и вышел в кухоньку налить себе водки.

— Хочешь чего-нибудь? — вежливо осведомился он.

— Ты наливаешь водку? — спросила Джейни. — Да.

— Тогда и мне налей.

Вот, значит, как они теперь будут жить, думал он, вынимая из буфета еще один стакан и кладя в него лед. Как два старика, бродящих по комнате на цыпочках и выпивающих, чтобы заглушать боль.

Но, наливая в ее стакан водку, Селден напомнил себе, что различие существует, и немалое: ему предстояло принять решение. Виктор поставил перед ним совершенно невыполнимую задачу, думал он сердито. Это как в Библии: там от Авраама требовалось принести в жертву сына, там царь Соломон предложил разрубить надвое младенца, чтобы решить спор… До сегодняшнего дня он воображал, что сможет избегать резких поступков и дождется, пока все утрясется. Он размышлял с растущим раздражением: он очень старался вести себя нормально. Как обычно, каждое утро являлся в свой офис, проводил совещания, ходил на деловые ленчи, управлял составлением программ. Но, как он ни старался, всё уже изменилось, и все это знали. В коридорах шептались, и чаще всего, слушая вполуха, как сценарист излагает ему очередную идею, секретарша рассказывает о детях, а Гордон хвастается сексуальными подвигами, Селден думал о своем: снова и снова переживал мысленно свое несчастье… Если бы только Джейни ему сказала, если бы не проявила такую скупость, если бы не купилась так задешево. В конце концов он утыкался в один и тот же неразрешимый вопрос: почему?