Это точно был он. И пострадавшим никак не выглядел, даже при очень буйной фантазии – светлые брюки, белоснежная рубашка с коротким рукавом практически идеально свежи.

Вера смотрела на него во все глаза и отвлеклась только когда подошла Марина забрать у нее ингалятор.

– А кто этот мужчина, ты не знаешь? – спросила у нее Верочка.

– Который? – повернулась фельдшер по направлению взгляда пациентки.

– Ну вот тот, высокий, с длинной такой стрижкой, с парнем разговаривает.

– А, этот, – кивнула Марина и разулыбалась, повернувшись снова к Верочке. – Он организовал добровольцев-волонтеров, воду купил и привез пострадавших, ее сейчас ребята эти и раздают. Еще и нам дали, а то мы тут на жаре варимся. И еще аскорбинку – она указала рукой на батончик, который так и держала в руке Верочка, как позабытую гранату для последнего рывка, и спросила: – Хорош мужчина, да? Орел, правда?

Вера снова посмотрела на него, даже не заметив, как Марина отошла. Да уж, орел, тут и не поспоришь. И тут он резко, каким-то таким красивым движением, как хищник, повернул голову и посмотрел прямо на Верочку, словно почувствовал ее взгляд.

И Вера замерла, забыв дышать и двигаться под этим его пристальным взглядом!

Время остановилось. Сколько они вот так смотрели друг на друга – секунду, десять, минуту, час, век?

Он разорвал эту нить, вновь повернувшись к своему собеседнику, что-то быстро ему сказал, кивнул и двинулся в ее сторону, снова перехватив ее взгляд.

А она как под гипнозом смотрела, как он подходит, словно в замедленной съемке, присаживается на корточки перед ней, берет в руки обе ее ладони и, продолжая смотреть в глаза, участливо спрашивает:

– Ты как, сильно пострадала?

Она кивнула – сначала утвердительно, и тут же покачала головой отрицательно. Он усмехнулся.

– Мне уже лучше, – не в лад, не впопад ответила Вера.

– Это хорошо, – улыбался Бармин, – в больницу надо, или тебя домой отвезти?

– В больницу не надо, а домой я сама доберусь, – ответила немного напряженно Верочка.

– Как? – снова усмехнулся он и разъяснил обстановку: – Метро здесь сейчас не ходит, такси поймать нереально, правда пустили автобусы до другой станции, – и спросил, улыбаясь: – Верочка, ты хочешь еще покататься в метро?

– Нет, – чуть склонив головку набок и осторожно высвобождая из его рук свои ладони, которые он так и держал, ответила она. – Пожалуй, на сегодня мне метро достаточно.

– Поехали, – распорядился Бармин.

Поднялся с колен и, не спрашивая, подхватил ее под локоток, поднял, обнял другой рукой за талию.

– Я же не падаю, – попыталась высвободиться из его рук Верочка.

– Голова кружится? – строго не то спросил, не то напомнил он.

– Да, я как-то забыла… – призналась она, чувствуя, что голова действительно кружится и пока ощутимо так.

– Вы куда? – спросила подошедшая Марина.

– Отвезу пострадавшую домой, – оповестил Бармин.

– Очень хорошо, – одобрила фельдшер, и, слава богу, напутствовать не стала.

Вера остановилась у передней пассажирской дверцы шикарного джипа, которую распахнул перед ней Бармин, в неком замешательстве и забираться внутрь не торопилась, с опаской посматривая на светлое кожаное сиденье.

– Ты чего? – не понял он, уже успев дойти до середины капота, чтобы занять водительское место.

– Я вся в саже, причем она какая-то жирная, и воняет от меня… – поделилась своими сомнениями Вера, – я тебе сиденье испачкаю.

– Вер, ну что за фигню ты несешь? – вернулся он к ней. – Ну, испачкаешь, и хрен с ним, в салоне вымоют. Садись!

И приподняв под мышки, почти затолкал девушку строптивую в машину, и дверцей хлопнул, и быстро обежал капот, сел на свое место и завел мотор.

– Сейчас кондиционер посильнее сделаем, тебе полегче станет, – пообещал Егор и спросил: – Ты все так же с Милой живешь, на этот адрес тебя везти?

– Да, – односложно ответила она, внезапно почувствовав, что сейчас может расплакаться от такой его заботы.

Просто это оказалось так неожиданно! Она, пока дышала с ингалятором, прикидывала в уме, как домой добираться, и поняла с тоской тяжкой, что мобилизоваться надо, рано распускаться пока, еще ехать и ехать, грязной, мокрой, потной, измотанной, не обращая внимания на людское любопытство, а тут Егор, и это его внимание…

Вера сглотнула, еще раз сглотнула сухим горлом, пытаясь загнать предательскую слезливую слабость назад. Бармин, не отрывая взгляда от дороги, нащупал в кармане дверцы бутылку воды и протянул Верочке.

Как он понял? Ведь не видел же, что она со слезами борется?

Вера взяла воду, кивнула благодарно, не в силах говорить, открутила крышку и сделала несколько жадных глотков.

– Спасибо… – прохрипела она.

– Сильно испугалась? – повернувшись к ней, вдруг спросил Егор как-то нежно, с искренним сочувствием.

Она помолчала, посмотрела на него, отвернулась, перевела взгляд на дорогу, не хотела говорить. Ни ему, ни кому другому, перед глазами так и стояли, как кадры кино, картины одна страшнее другой, и все-таки призналась:

– Сильно, – снова помолчала. – Не сразу. Наш вагон спас один замечательный человек, он встал на сиденье и взял руководство на себя, и так психологически верно руководил, что люди сплотились и помогали друг другу. Он нас по-настоящему спас. Но в соседних вагонах… Знаешь, когда открыли двери второго вагона, они готовы были рвать, убивать друг друга. Безумие. У меня это стоит перед глазами. Я видела, как здоровый такой мужчина, расталкивая остальных, рвался к выходу и просто выбросил из вагона женщину, мешавшую ему. Потом я узнала, что она погибла, ее затоптали. Мы когда шли со спасателем, я видела ее тело, ее под вагон перекатили… Там еще люди погибли и многих покалечили. Знаешь, я со всякими ситуациями сталкивалась в своей работе – и с очень страшными, и с паникой людской, но впервые увидела, как беснуется перепуганная насмерть толпа, это ужасно. Это не просто страшно, это жутко, это Босх какой-то.

Ничего не говоря, успокаивающим жестом он так неожиданно вдруг положил свою руку ей на голову и погладил. А Вере захотелось прижаться к этой сильной руке, потереться об нее и задержать на своей голове, спрятаться под ней хоть ненадолго. Но он убрал руку, а Верочка не сделала никакого движения, чтобы остановить. Выпила воды из бутылки и почти механическим голосом продолжила рассказ:

– А в четвертом вагоне, за нами, сразу начались разборки и драка. Кто-то предложил выбивать окна и выбираться наружу, а часть людей возражала, и они принялись выяснять, кто круче и прав. Это тоже страшно. Там так кричала женщина…

– Все, Вер, все закончилось, – попытался уговорить ее Бармин и отвлечь от таких воспоминаний. – Мы уже почти приехали.

– У нас сложный заезд во двор, – переключилась Верочка, даже головой тряхнула, почувствовав при этом тяжелую боль в висках.

– Я помню, мы как-то с мужиками собирались тут в гостях у Милы.

– Да, она рассказывала.

Сложный заезд он одолел с умелостью профессионального гонщика и припарковал машину практически у подъезда.

– Я все хотел спросить… – Бармин выключил мотор, достал ключи из зажигания и развернулся к Вере всем корпусом, а затем, поддев пальцем собранную воротником вокруг шеи совершенно позабытую футболку, поинтересовался: – А что это у тебя?

– Это футболка, – удивленно посмотрела Верочка на серую от копоти вещь и принялась ее стягивать. – Это мне Георгий Львович дал, чтобы рот и нос закрыть. Я про нее забыла.

– Идем, – распорядился Бармин и вышел из машины.

Вера ожидала прощания у дверей, сначала подъезда, но, когда продолжая поддерживать ее под локоток, он так и довел ее до квартиры, то уже у этих дверей. Но, похоже, господин Бармин никуда уходить не собирался, а войдя в квартиру следом за Верой, поинтересовался:

– Мила дома?

– Нет, она с коллегами уехала на курорт, – скидывая обувь и сумку не глядя куда, рассеянно отвечала Верочка и посмотрела на себя в зеркало.

И ужаснулась! Серо-черная от копоти и грязи, на лице разводы от потеков пота и воды, растекшаяся тушь, волосы мокрые, потемневшие от грязи.

– О господи! – непроизвольно вырвалось у нее.

– Главное, что жива и почти невредима, – очень твердо сказал Бармин, глядя поверх ее головы туда же в зеркало, и строго добавил: – Так, Вер, соберись, скажи, что нужно в первую очередь, какие медикаменты?

– Никакие, – тряхнула головой она, отворачиваясь от зеркала и прогоняя эту картинку из памяти. – Мне уже дали нужное в «Скорой». А срочно необходимо включить кондиционеры во всей квартире и выпить горячего сладкого чая, а потом еще более срочно в душ.

– Тогда иди, – развернул он ее и осторожно подтолкнул в сторону кухни, – делай чай, а я включу кондиционеры.

Сегодня день мужчин, поняла Верочка! Мужчин-руководителей! Ладно.

* * *

Он стоял возле окна и смотрел на плавящуюся в жаре улицу.

Верочка, сделав чай, принялась торопливо на ходу пить, обжигаясь, делая большие глотки и даже не присев, и унесла с собой остатки чая в душевую, так рвалась скорее под воду, и вот уже плещется там больше получаса.

Егор не собирался уходить, он собирался делать и говорить что-то по-настоящему для него важное, только первый раз за очень много лет не знал, как, вот и стоял у окна – смотрел на двор, людей в нем, машины и размышлял.

Он разговаривал с волонтером Витей, получив просьбу от эмчеэсников отправить вниз на платформу станции еще воды. Одной партии, которую уже спустили по эскалатору, оказалось мало. И в этот момент нутром почувствовал на себе чей-то пристальный, прожигающий взгляд, резко повернул голову, перехватывая его, и обалдел!

Он бы не узнал ее так сразу – какая-то закопченная пострадавшая девушка, мокрые, растрепанные, висевшие грязными сосульками волосы казались темными, лицо перемазано, вокруг шеи болтается какая-то тряпка, но эти глаза!!